Всё равно будешь моей (СИ) - Лэнг Лили

— Ух какой он большой! — слышу восхищение ребенка и усмехаюсь.

— Матвей, я… — Таня поднимает голову, не даю договорить, в волосы зарываюсь и, притянув, целую.

Глава 11. Татьяна

Губа разбитая кровоточит, да и челюсть после ботинка мужа болит, но я не прерываю поцелуй. Наоборот, льну, насыщаясь его жаждой и желанием. В его руках я чувствую себя женщиной. Настоящей, нежной, хрупкой. У которой нет проблем и забот.

Он целует меня так собственнически, по-звериному. Жадно. Языком глубоко толкается. И ладонями широченными скользит по бокам, спине. В себя вжимает до хруста ноющих рёбер. Сейчас он старается быть нежным, но всё же хватка у него медвежья.

Тихий всхлип оглушает тишину. Викинг тут же прекращает целовать. Хватает в ладони моё лицо, хмурится, слёзы стирает с щёк.

— Второй раз плачешь во время моего поцелуя. Хочешь, чтобы я комплексами зарос? — спрашивает сурово. Хихикнув, мотаю головой и прижимаюсь носом к груди.

— Спасибо, Матвей, — шепчу и, не в силах удержать слёзы, плачу.

— Ну, тише. Марка испугаешь. Решит ещё, что я тут измываюсь над тобой. Давай соберись, мать, — урчит, растирая спину горячими ладонями.

Он прав. Марк и так перенервничал. Всю дорогу хныкал и прижимался. Спрашивал, где я так долго была? Ведь обещала приехать поскорее. А он ждал. Ждал. И спать идти не хотел. Но деда пообещал, что я приду сразу, как только он поспит.

Чёртов свёкор. Он и мне пообещал, что машину отправит. Я у окна простояла вечность. Всё смотрела на двор и приезжающие авто. Когда увидела чёрный внедорожник, решила, что это водитель. Побежала одеваться и обуваться. Сумку приготовила. И дверь распахнула с мыслями, что совсем скоро увижу Марка. Успею отметить с ним Новый год.

— Ма-аа-ам, — тянет сын, вспомнив обо мне. Топает, как маленький медвежонок. Я нехотя отстраняюсь от твёрдой мужской груди. Сынок замечает наш тесный контакт и брови хмурит. — Что вы тут делаете?

— Секретничаем, — выдаёт Викинг.

— О чём? — любопытствует Марк и подходит ближе. Пытливо на меня смотрит. — Ты плакала?

— Немножко, — шепчу, садясь перед ним на корточки и обнимая.

— Почему?

— Потому что забыла оставить Деду Морозу адрес вашего нового проживания, — это опять Матвей на ходу придумывает. — В общем, подарки твои задержатся теперь. Вот мама и расстроилась.

— Мне деда квардокоптер подарил, — улыбается ребёнок и, прыгая, показывает размеры подарка.

Поджав губы, смаргиваю глупые слёзы. Куда мне до деда с квадрокоптером? Что я могу ему дать? Куртку тёплую, которую купила в подарок, потому что экономлю и коплю на адвоката?

— Мам, не плачь. Мне не нужны подарки. Только не уходи надолго, ладно? — Марк тянется ко мне.

— Не уйду. Я тебя никогда не брошу. Никогда не оставлю. Кто бы что ни говорил, просто знай: я всегда буду рядом, — шепчу, целуя и гладя по волосам и лицу.

— Хорошо, — соглашается он и шмыгает носом.

Нас отвлекает звонок в дверь. Я тут же паникую и, напрягшись, крепче стискиваю ребенка. Чудится мне, что это Антиповы с вооружённой охраной. Сейчас как вломятся и заберут у меня Марка. А нас с Матвеем просто убьют.

Викинг не замечает мою панику. Распахивает дверь, забирает несколько пакетов. Желает хороших праздников и разворачивается.

— Ну всё, развели тут сырость. Топайте на кухню. Ужинать будем и праздновать.

И мы послушно идём вслед за этим Викингом. Марк вперёд нас бежит. Меня зовёт и тычет в лежащего на диване кота. Тоже рыжего, здоровенного такого и пушистого. Кажется, Матвея обманули. Это дикий кот.

— Осторожнее, Марк. Поцарапает ещё, — опомнившись, спешу спасти пальцы ребенка.

— Не, не тронет, — флегматично машет из кухонной зоны Матвей.

— Да, мам, не тронет! — авторитетно поддакивает сын, зарываясь пятернёй в шубку вальяжно дремлющего кота.

Подхожу ближе и, присев на краешек, рассматриваю пушистого гиганта. Кот зевает, показывая свои клыки. Боднув руку Марка, перекатывается на спину, открывая пузо, и потягивается, занимая почти весь диван.

Малыш от избытка чувств попискивает и, получив от усатого разрешение, с удовольствием зарывается всеми пальцами в шёрстку. Гладит теперь пузо и лепечет.

— Красивый, да, мам? Мягкий такой. Погладь его.

Покорно глажу. Пропускаю через пальцы гладкую длинную шерсть. И впервые за сегодняшний день улыбаюсь.

— Я сейчас ревновать начну, — рычит со стороны кухни Викинг.

Опомнившись, вскакиваю. И, оставив ребёнка, иду помогать мужчине. Правда, помогать уже нечем. Матвей переложил из контейнеров в посуду горячий ужин. В глубокие чашки пару салатов. Подхватываю посуду и несу к столу у панорамного окна. Попутно осматриваю жилплощадь медведя Гризли.

Очень лаконичный дизайн, строгие оттенки серого и белого. Просторная гостиная, совмещённая с кухонной зоной. Окна от потолка почти до самого пола открывают картину ночного Петербурга. Занавесок нет, только рулонные шторы на стёклах.

— Мы руки забыли помыть, — вспоминаю я.

— Ванная — первая дверь слева, — подсказывает Матвей, забирая с кухонного островка остальную посуду.

Зову сына и захожу в нужную комнату. Судя по дверям, квартира большая. Чисто жилище Викинга. Не удивлюсь, если найду шкуру животного на полу. И шлем с рогами на полке.

— Мам, — шепчет Марк зевая. — А ты с кем-то дралась?

— Нет, Медвежонок, — улыбаюсь ласково, — упала на льду. Вот так неудачно.

Поднимаю глаза и смотрю в зеркало. Обалдело таращусь. Да уж, замороженное мясо не особо помогло. Синяки разливаются от переносицы под глазами. Щека опухла и губа разбита. Это ж надо так удачно попасть, блин. И как меня Викинг-то целовал с таким разукрашенным лицом?

— А когда мы домой поедем? — спрашивает опять сын.

Не сразу нахожусь с ответом. У меня нет работы и квартиры теперь уже тоже. Я уже сказала хозяйке квартиры, что съезжаю. Она спорить не стала, попросила только до конца праздников освободить от вещей и убраться перед уходом. Паспорта и документов сына тоже нет. Их Слава забрал. Я в подвешенном состоянии сейчас.

— Не знаю, малыш, — выдыхаю, выключая воду, и приседаю перед ребенком. — В наш дом мы вернуться не сможем.

— Но как же… — хмурится сын, напряжённо обдумывая. — А как же баба Вера?

— Бабу Веру мы обязательно навестим после праздников. Хорошо?

— Ладно, — кивает ребёнок и уносится опять к коту.

Правда, погладить живность ему не разрешает хозяин квартиры. Матвей зовёт к столу. Отодвигает для ребёнка стул, помогает усесться и двигает обратно. Садится рядом и отвечает на очередные сто тысяч вопрос.

— А это с чем? — тычет в селёдку под шубой мой гурман.

— Это салат с селёдкой, — Викинг подхватывает чашку и собирается положить ребенку.

— Я не ем рыбу, — отказывается Марк, морща нос и мотая головой.

— А птицу ешь?

— Нет, — фырчит опять сын.

— Как это не ешь? Ты же курицу любишь, — влезаю я, садясь с другой стороны от ребёнка.

— Курица не птица! — авторитетно заявляет четырехлетка.

— Да, Танюша, а петух не индюк. Давай, Марк, ешь. Уже поздно совсем, — подхватывает Матвей, накладывая «цезарь» в тарелку ребёнка.

Устало вздохнув, просто наблюдаю за взаимодействием таких двух разных людей. Сама не замечаю, как улыбаюсь. И слёзы наворачиваются. От умиления и обиды на Славу. Он никогда так не возился с Марком. Не слушал его, на вопросы если отвечал, то наобум, лишь бы ребенок отстал.

Когда я спрашивала, почему он так к собственному сыну относится, муж всегда отмахивался. Мол, маленький же, не понимает ни черта. Он не умеет с такими маленькими общаться. Вот подрастёт, тогда он и будет с ним заниматься и воспитывать.

Отвернувшись, быстро стираю солёные дорожки и вздрагиваю от яркого салюта, что вспыхивает прямо перед нашими окнами.

— Вау! — выкрикивает ребенок. Активно ёрзает и, спустившись, бежит к окну. Прижимается носом и смотрит заворожённо.