Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани
— Если отбросить саморефлексию, ситуация остается неизменной. Ребенок, рожденный от моего семени, — это единственное средство, с помощью которого мы можем обрести свободу, и, как догадалась Кинсли — у нас нехватка женщин. И теперь, когда я вложил в нее свою жизненную силу… Другого выхода нет. Она должна забеременеть.
И все же он не мог заставить себя овладеть ею. Она больше не была смертной, но она была человеком, немногим больше насекомого для такого существа, как он. Но даже если бы они не были связаны, он не смог бы заставить себя переступить эту черту. Он не мог сделать с Кинсли то, что королева сделала с ним.
Как бесит, что у него в руках ключ, но нет желания вставить его в замок.
— Прошли столетия, маг, — сказала Эхо, — и за все это время она первая. Разве это не означает нечто большее?
— Действительно, — огрызнулся Векс. — Она, скорее всего, смертная с примесью крови фейри, в чьих жилах течет сила странников между мирами, и в отчаянии воспользовалась этой скрытой силой своей родословной.
— Возможно. И все же, маг, для того, чтобы она перешла в твое царство, из всех мест, где могла находиться, куда могла отправиться…
— Ты хочешь сказать, что ее появление предопределено судьбой. Я утверждаю, что это просто удача.
— Разве судьба и удача не часто переплетаются? — спросила Тень.
Векс стиснул зубы.
— У меня нет желания обсуждать это дальше.
Судьба здесь ни при чем. Тяга, которую он почувствовал к Кинсли еще до того, как огоньки сообщили ему о ее присутствии, была зовом возможности. Ему не было суждено взять этого человека в качестве своей пары. Он выбрал ее.
Эти мысли были странно тревожащими. Они проникли в его сознание, как коварные паразиты, больные, неправильные. Каким-то образом он отбросил дискомфорт, дисбаланс. Каким-то образом он заставил замолчать ту часть себя, которая пыталась опровергнуть его утверждения.
Но он не мог отрицать расцветающее в нем страстное желание. Он хотел почувствовать гладкую, нежную кожу Кинсли под своими руками. Хотел вдохнуть воздух, напоенный ее ароматом, погрузиться в ее тепло и заглянуть в эти чарующие глаза цвета барвинка, в которых была такая неожиданная глубина.
Векс зарычал и шагнул между парой корней, чтобы войти в каменный круг. Вокруг него царила магия — непрерывный гул, рожденный пересечением четырех линий силы.
— Она — сосуд, с помощью которого мы разрушим это проклятие. Она — наша свобода. Ни больше, ни меньше.
— У нее нежная душа, сильная, но погрязшая в страданиях, — сказала Тень.
Еще до того, как он произнес свои следующие слова, по коже Векса пробежал холодок стыда.
— Должен ли я сравнить ее страдания со своими собственными? Должен ли я взвесить нашу боль на весах и определить, стоит ли ее боль больше, чем моя? Она должна выполнить свою клятву. Ей придется научиться не обращать внимания на свою боль.
Вспышка промелькнула перед Вексом, ее голубое призрачное пламя превратилось в маленький ад.
— Если ты не хочешь опускаться до уровня королевы, маг, ты должен найти другой способ.
— И что тогда? — спросил Векс. — Что вы от меня хотите?
— Неужели проявить доброту — такое уж неудобство? — спросила Эхо, занявшая место рядом со Вспышкой.
Доброта… Какую роль во всем этом сыграла доброта? Мир, жизнь, судьба — все было жестоко. Доброта была величайшей иллюзией из всех.
Да, Кинсли пробудила в Вексе… чувственный голод. Разве этого нельзя было ожидать после стольких лет одиночества? Она была прекрасным созданием, особенно для человека. Но его тоска по ее телу, по ее ощущению, по вкусу была не такой простой. За ней скрывалось желание чего-то большего. Влечение гораздо более глубокое, чем оно могло быть.
Он жаждал ее желания. Он хотел, чтобы она приветствовала его, тянулась к нему, умоляла о нем. Хотел, чтобы она была влажной и готовой для него. Хотел услышать ее стоны удовольствия и мольбы о большем, когда он будет входить в это роскошное тело.
Но больше всего он жаждал защищать свою пару и заботиться о ней.
Его брови нахмурились, а уголки рта опустились.
— Ты предлагаешь мне и дальше унижать себя, ухаживая за человеком?
Тень подплыл к другим.
— Ты обладаешь властью над ней, маг, и то, как ты ее используешь, определит, кто ты.
Векс сжал губы в тонкую линию и обвел взглядом круг. Он сам установил стоячие камни, вырезал руны и наложил чары. Они никогда не предназначались для того, чтобы служить тюрьмой. Когда-то — давным-давно — они означали свободу. Когда-то это было невысказанным обещанием его народу. Он направил все свои силы на выполнение этого обещания.
И потерпел неудачу.
Его договор с Кинсли был еще более нерушимым. Он согласился спасти ей жизнь — и сделал это единственным доступным ему способом: вплел частицу своей жизненной силы в ее существо. Подобное совершается только между парами. Но лишь разделение бессмертной души могло предотвратить ее смерть.
Она была его парой и его должницей. Он выполнил свою часть их сделки, но это не означало, что он должен был делать ее существование невыносимым, пока она трудилась над выполнением своей.
— Я приму твой совет к сведению, — Векс шагнул вперед.
Огоньки расступились, освобождая ему путь.
— Идите, — сказал он, махнув рукой. — Я устал от компании, и мне давно пора собраться с мыслями. Присматривайте за нашей гостьей.
С согласным перешептыванием огоньки удалились.
Векс остановился в центре круга. Древняя, невообразимая сила струилась под ним. Она вырывалась из могучих корней дерева, которое он вырастил, текла по камням и коттеджу, который он возвел голыми руками и с помощью чистой магической энергии, и наполняла воздух покалывающим зарядом.
Он был хозяином этого королевства с тех пор, как был изгнан сюда, и все подчинялось его воле. Не считая огоньков, Кинсли была единственной вещью в этом месте, которую он не мог контролировать.
Не без того, чтобы не уничтожить последнюю крупицу того, что отличало его от королевы.
— Мне решать, какую цену я готов заплатить за свободу… Именно так она и задумывала.
ГЛАВА 9
Между страхом возвращения похитителя, готового завершить начатое, и муками голода, сковывающими желудок, Кинсли урывками спала. Каждый раз, когда истощение одерживало верх, незнакомый звук или мерцание призрачного света — настоящее или воображаемое — заставляли ее вздрагивать и просыпаться.
Но ее похититель не вернулся к тому времени, когда унылый серый свет рассвета проник в окно.
А она так чертовски устала.
Кинсли натянула одеяло на голову, чтобы заслониться от света и спрятаться от всего мира. Чтобы скрыться от него, воплощенного кошмара, который держал ее здесь. Она сказала себе, что с ней все будет в порядке, что он не придет, она попыталась привести в порядок свои мысли и прояснить разум, но сон оставался неуловимым.
Вздохнув, Кинсли перекатилась на спину и потерла лицо руками, прежде чем позволить им упасть по бокам. Она уставилась на балдахин кровати.
Что мне теперь делать?
Ты могла бы сказать ему правду.
Кинсли сморщила нос.
— Ага, потому что он уж точно не прикончит меня за это.
Разве он уже не угрожал вернуть ее туда, где нашел? В точности такой, какой нашел?
Она застряла здесь до тех пор, пока не сможет найти способ сбежать, и до сих пор каждая попытка приводила ее обратно в этот коттедж. В тот последний раз, когда она нырнула в туман…
Нахмурившись, она подняла руку и изучила запястье, проведя пальцем по коже там, где светилась странная отметина. Она было источником ее боли, когда Кинсли была в тумане.
Он наложил на нее какое-то заклятие.
Или проклятие.
Здесь было столько неправильного, столько вещей, которые не имели смысла, которые не должны были быть возможными. Но если в этом месте действительно царила магия, у нее должны быть свои правила. То, что она не была с ними знакома, не означало, что их не существовало. И где-то в этих правилах крылся ее выход.





