Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел

Я отступаю. Не уверена, что я в себе — может, на мне ещё действует дым. Но мозг, скрипя, складывает сказанное и выдаёт вывод.

— Это твои семь жертв, — продолжает Аполлон.

По очереди, слева направо, фигуры снимают капюшоны.

Гермес.

Афина.

Зевс.

Лиам.

Посейдон.

Арес.

И Хайдес.

Крик, который вырывается у меня, такой силы, что сдирает горло и переходит в кашель.

И хоть они — пешки этой больной игры, смотрят они не на меня, а на Аполлона. На их лицах — полнейшая растерянность. Кроме Хайдеса. Только мы с ним знали, что его «смерть» была спектаклем.

— Аполлон? Как ты мог… — начинает Афина.

— Ты можешь решить, убить ли их, — продолжает Аполлон, не реагируя на Афину. — Каждый из них знает кусок пути по лабиринту, и ты получишь его, когда он будет мёртв. Или…

Аполлон вытаскивает из внутреннего кармана чёрный пистолет. Протягивает мне, а когда видит, что я не беру, силой вкладывает в ладонь.

— Или можешь позволить убить себя Тесею и оставить их в живых.

— Кто такой Тесей? — шепчу.

Он вытаскивает второй пистолет.

— Я. — Голос у него дрожит.

— Аполлон… — лепечу. С усилием поднимаюсь на ноги. Ноги — как желе, в глазах снова темнеет. Аполлон подхватывает меня под локоть, чтобы я опёрлась. — Я этого не хочу. Я ничего из этого не выберу. Нет.

Я смотрю на семь «жертв». Лиам напуган сильнее всех, и меня переполняет ненависть к тому, кто придумал эту игру и втянул сюда его. Он тут вообще ни при чём. Он не заслуживает быть здесь.

И вдруг понимаю, что не хватает одного человека из семьи.

— Гера?

— Здесь должна была быть она, — отвечает Зевс. Он самый спокойный из всех: не понимаю, он мастерски держит лицо или и правда ничего не чувствует. — Я вошёл вместо неё.

Зная тайную любовь Геры к Зевсу, догадываюсь: он заставил её отступить и позволить ему пожертвовать собой.

— Я не могу… — фраза застревает в горле. Мой взгляд натыкается на Хайдеса. Стоит нам встретиться глазами — и боль ломает его застывшее, каменное лицо. — Хайдес…

Он кусает губу. Хайдес всегда был уверен в себе. Всегда знал, что делать, никогда не сомневался. А сейчас я вижу, насколько трагична наша ситуация.

— Я не выбираю. Мы выйдем все вместе. Сложим сведения, что знает каждый из вас, и…

Аполлон останавливает одним кивком. Поднимает палец вверх.

— Этот лабиринт перекрыт. Над нами стеклянный купол, создающий иллюзию открытого неба. Здесь стоят камеры, и нас слушают. Если ты не сделаешь выбор или попытаемся схитрить, по всему периметру пустят ядовитый газ. Лабиринт огромный, но у нас останется две минуты — и мы задохнёмся. — Его кадык дёргается. — Если ты не выберешь, мы умрём все.

Я каменею. Голова лихорадочно перебирать варианты, один за другим, за считаные секунды.

— Тогда выходим там, где я вошла…

Я уже разворачиваюсь корпусом к коридору, где надышалась галлюциногеном.

Аполлон тушит и эту надежду:

— Обратно через вход пройти нельзя, Хейвен.

Мне некогда впадать в отчаяние. Я буду предлагать каждое решение, что придёт в голову, пока не исчерпаю все.

— Тогда вам надо бежать от меня. Всем. Если вы разбежитесь, и я не смогу никого убить, игра встанет.

— Если мы побежим… — это говорит Гермес, и знакомый голос, такой пропитанный болью, рвёт меня на части. — Нас расстреляют на месте. Нам запрещено двигаться, пока ты нас не убьёшь или не решишь умереть сама.

Лиама трясёт. Его тут же берут под крыло Зевс, обнимая за плечи и пытаясь успокоить, и Арес — в этом он не мастер, но тоже помогает, шлёпнув Лиама по затылку.

— Не парься, — бормочет Арес Лиаму. — Если прострелят голову — быстро и безболезненно. Честно.

Лиам таращит глаза. Зевс цокает:

— Заткнись, Арес. Только хуже делаешь.

— Аполлон, нам нужна другая развязка, — говорю я наконец, сильнее вцепляясь в его руку. Ноги держат лучше, но я себе не доверяю. — Так не может закончиться. Почему вы согласились участвовать? Зачем вы приняли это? Что делает Кронос по ту сторону?

— Нас всех накачали, как тебя. Выбора не было. Нам позволили только заменить Геру на Зевса, — сообщает Афина. — Лазейки нет, Хейвен. Либо ты убиваешь нас и выходишь из лабиринта, обгоняя Кроноса, либо позволяешь убить себя — и выходим мы.

Нет. Нет. Нет-нет-нет. Так не будет. Это нечестно.

— Игра не может быть настолько беспощадной. У Лайвли в каждой игре есть обходной путь. Значит, и здесь он есть! — упираюсь я.

— Эту игру сделали специально под тебя, Хейвен, — объясняет Аполлон. — Помнишь рифмованную табличку перед коридором? «Один лжёт, другой говорит правду иногда…» Эта считалка, скорее всего, относится к версии лабиринта, которую проходили мы детьми — нам было по шесть. Тебе двадцать один, и ты уже слишком много раз обыгрывала Кроноса. Полагаю, Уран и Гея решили не рисковать.

Чует сердце: если Кронос настолько безумен, то его родители — ещё хуже. Он же их «воспитание». Даже если мы убьём Кроноса, кто поручится, что нам не придётся иметь дело с Ураном и Геей?

— Хейвен, — зовёт Аполлон. — Тебе нужно сделать выбор.

— Никто не заметил, что этот засранец — единственный, кто не помрёт? — Арес вскидывает руку. — Кому бы ни сдохнуть — Коэн или нам, Аполлон вне списка. Почему?

Аполлон поворачивается к нему, бесстрастный:

— Потому что в мифе Тесей не умирает.

Аресу такой ответ счастья не приносит. Он злится:

— А, да? Тогда дай мне красную ниточку — я накину её тебе на шею и задуш…

Гермес хватает его за руку и дёргает назад. Ясно: умереть должна я. Иного выхода нет. Я не смогу смотреть, как они умирают. Я не смогу их убить. Я не выйду из лабиринта и не буду жить без них.

Но признаю: мне страшно. До дрожи страшно умереть. Я не хочу.

— Хейвен… — Хайдес возвращает меня к реальности. Его голос и лицо говорят всё. Он понял.

Я невольно подтверждаю, потому что скрыть от него не могу. Падаю на колени, отпуская руку Аполлона. Хайдес сразу подхватывает меня. Его ладони обнимают мои бёдра.

Мы остаёмся на коленях, лицом к лицу, он держит меня.

— Хейвен… — шепчет. — Хейвен, смотри на меня. Прошу. Посмотри на меня. Хейвен.

По щеке катится слеза.

— Не могу. Не хочу видеть тех, кому придётся сказать «прощай». Не хочу видеть вас в последний раз — перед смертью.

Его руки с моих бёдер поднимаются к моему лицу. Он обхватывает его крепко, встряхивает — без боли — и заставляет встретиться с серыми радужками. Они затуманены слезами; стоит ему моргнуть — и они срываются водопадами.

— Персефóни му… — начинает он, но слов больше нет. И правда, что он может сказать? Что ещё тут скажешь?

— Обещай только, что снова будешь счастлив, — прошу. — Не горюй слишком долго. И не думай обо мне слишком часто. Иногда — чтобы помнить. Чуть-чуть. Вспоминай меня иногда, но живи.

— Нет… Нет, Хейвен, прекрати. Возможно, есть лазейка. Мы её найдём. Ты не должна умирать. Ещё не всё решено. Не говори со мной «прощай», Хейвен, чёрт. Даже не вздумай…

Я затыкаю его, бросаясь в объятия. Беру его лицо и прижимаю к своей груди, заключая в объятие, в котором — всё утешение, на какое способна.

— Это конец. Если мы умрём все — смысла не было. Если умру только я — семеро из вас проживут свою жизнь. И смогут попытаться убить Кроноса, заставить его заплатить за всё зло.

— Хейвен… — повторяет моё имя, как заклинание. — Хейвен, не говори «прощай», прошу. Не говори «прощай».

Наши губы встречаются в отчаянном поцелуе. На вкус — его слёзы, смешанные с моими. Хайдес прижимает, словно хочет сплавить наши тела, а я вцепляюсь в него так, будто упрашиваю найти способ — и действительно сплавить.

Сквозь объятья ловлю взгляд Афины. Мы киваем друг другу. Возможно, я схожу с ума, но и у неё глаза блестят. Она плачет из-за меня? Афина Лайвли?

Она проводит тыльной стороной ладони по лицу и вместе с Аполлоном подходит к Хайдесу: она — слева, он — справа. Они берут его под руки и отрывают от меня.