Наказание - Джейн Генри

— Конечно, — говорит он, удерживая мой взгляд с вызовом в глазах, пока устраивается в кресле в углу. Кажется, что оно треснет пополам. Он выглядит так, будто пытается втиснуться в кресло, сделанное для ребенка.

— Виктор.

— Ммм?

Он допивает воду из бутылки. Я, должно быть, сошла с ума, потому что, то, как его кадык двигается, и вид огромной руки, которая делает бутылку крошечной, настолько беззастенчиво мужественны…

Отворачиваюсь.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь.

Вздрагиваю от того, как Виктор сминает бутылку, прежде чем выбросить ее в маленькую корзину для мусора.

— Я знал, что ты это скажешь, — говорит он, его глаза темные, как грозовые тучи зимним днем. — Я был снисходителен к тебе, Лидия. Дал тебе много свободы. К сожалению, ты потеряла привилегию на уединение, устроив пожар в нашем доме.

Не в моем доме.

В нашем доме.

Он выбрал слова намеренно.

— Это неправильно, чтобы ты наблюдал, как я переодеваюсь.

— Ты дала понять, что мне неправильно отходить, — он скрещивает свои массивные руки на груди, его бицепсы напряжены. — Мы теряем время, и это бессмысленно. Мы поженимся.

— Ради Бога, — ругаюсь я. — Ладно.

Сбрасываю его куртку и швыряю ее в него изо всех сил. Виктор ловит ее на лету и спокойно надевает обратно, его глаза не отрываются от меня. Я сглатываю и поворачиваюсь к зеркалу.

Ненавижу такие места. Зеркала на зеркалах под ярким светом, кажется, подчеркивают каждый изъян, бугорок и выпуклость. Я отвожу взгляд и беру пару джинсов и черные леггинсы. Черный цвет уменьшает.

— Что это было?

Оборачиваюсь, удивленно глядя на него.

— Что?

— То выражение лица, которое ты сделала. Ты посмотрела в зеркало, скривилась, а потом отвернулась.

— Правда?

Я сосредоточена на том, чтобы снять свою испорченную одежду и не смотреть на него, когда стою перед ним в одном нижнем белье.

— Ага.

Пожимаю плечами.

— Не знаю. Может, мне некомфортно раздеваться перед мужчиной, которого я едва знаю?

— Ммм.

Виктор не ведется на это.

Срываю с себя остатки одежды и бросаю их в кучу. Нам придется все выбросить. Поворачиваюсь к нему лицом. Я хочу вернуть хоть немного контроля, и, возможно, стоять перед ним в одних трусиках и ужасном бюстгальтере push-up с моими пышными грудями — это один из способов.

Я не ошибаюсь.

Намеренно наклоняюсь и поднимаю вешалку с пола. Когда смотрю на него, его взгляд пылает, глаза полуприкрыты, а румянец распространяется по шее, делая его и без того грубые черты лица еще более выразительными. Его челюсть сжимается — тонкий намек на потерю контроля, а дыхание становится чуть тяжелее. Воздух вокруг него кажется заряженным. Он двигается, мышцы на его больших руках напрягаются, будто он изо всех сил пытается сохранить самообладание.

Мое сердце бешено колотится.

Это сработало.

Я изо всех сил стараюсь не дрогнуть под жаром его взгляда, устремленного на меня с грубым, ничем не сдерживаемым желанием.

— Ты чертовски прекрасна. Теперь надень это, прежде чем я сделаю то, из-за чего мы опоздаем еще сильнее.

О Боже. Почему часть меня хочет, чтобы он это сделал? Почему часть меня желает этого?

Натягиваю джинсы, поворачиваюсь к зеркалу и пытаюсь их застегнуть. Слишком тесно. Живот выпирает, и пуговица не застегивается.

Отворачиваюсь, смущенная, и снимаю их.

Он молча наблюдает за мной.

Беру вторую пару, и происходит то же самое.

— К черту их. Леггинсы, — рычит он, протягивая мне пару черных леггинсов. — У нас нет времени. Я сам выберу, что ты наденешь.

Я не уверена, как это поможет нам выбрать быстрее, но ладно. Бросаю джинсы в кучу и натягиваю леггинсы. Они мягкие, роскошные и сидят на мне так, будто были созданы специально для меня.

— Ладно, неохотно признаю твою правоту, — говорю я с недовольным видом. — Но испортить леггинсы сложно.

— Полина так не считает.

Тянусь к блузке, но он шлепает меня по руке. Я отдергиваю руку, будто меня укусили, и от удивления у меня отвисает челюсть.

— Что я сказал? Сказал, что сам выберу. Веди себя прилично.

Открываю рот, чтобы возразить, но вместо этого вырывается: — Кто такая Полина?

Я что, ревную?

— Моя сестра. Она очень придирчива к таким вещам, как леггинсы. Недавно она устроила целую тираду на эту тему.

Он выбирает темную, кирпичного цвета блузку, чтобы я надела ее с леггинсами. Она стильная, с длинными рукавами, и была бы почти консервативной, если бы не глубокий вырез, подчеркивающий мою грудь. Ткань плотная, но хорошо тянется.

Натягиваю блузку и поворачиваюсь туда-сюда, разглядывая себя.

— Черт, я выгляжу потрясающе. Как генеральный директор, который всех порвет.

Вау.

Виктор кивает, его глаза по-прежнему горят. Одобрительно.

— Этого хватит.

— Лучше бы купить еще таких.

Я наблюдаю за его реакцией.

— Я буду это решать. Ты можешь подавать запросы, но закупками займусь я.

Фыркаю, упирая руки в бока, когда его телефон звонит. Это напоминает мне, что Тимур выбросил мой сотовый в окно, и мне нужен новый. Зачем он это сделал?

Виктор поднимает бровь.

— Ты можешь подавать запросы, но последнее слово за мной.

— Это что, 1920-е? Может, мне закурить Pall Mall и надеть каблуки? Сэр?

Виктор делает шаг ближе ко мне в тесной примерочной. Хотя она просторнее, чем большинство, он размером с медведя, а я — не фея, так что места для маневра нет.

— Сигарету пропустим, но каблуки? Да. Я добавлю их в список, — он наклоняется и шепчет мне на ухо: — Ты можешь надеть только эти каблуки и повторить сэр.

Боже.

Он смотрит на часы.

— Но не сейчас. Нам нужно идти. Выходи в этой одежде.

Наклонившись, он срывает бирки и отвечает на звонок.

— Мы уже в пути.

Девять лет назад

— Он не знает своей силы, Станислав, — сказала мать, ее голос дрожал, а руки были подняты перед собой. — Послушай меня. Он не знает своей силы.

Отец был в пижамных штанах, халат затянут на талии. Ему только трубки не хватало, чтобы завершить образ. Это был человек, которого вытащили из сна ради встречи с полицией. Еще один год. Всего один год, и я стану совершеннолетним. Как только это случится, я уеду.