Принцесса крови (ЛП) - Хоули Сара

Принцесса Земли взглянула на меня ровно.

— Принцесса Кенна.

Сука, хотелось бросить в ответ. Это была её первая встреча с Ларой после изгнания, и я надеялась, что ей больно.

— Ориана.

Если её задело, что я не назвала титул, она не подала вида.

Справа жаром пульсировал воздух, и я собрала силы, прежде чем повернуться.

— Друстан. Надеюсь, этот вечер благополучен для тебя.

Он выглядел великолепно — львиная осанка, расслабленность, золотая туника, усыпанная рубинами, и две косы, убранные назад от лица.

— Кенна, — протянул он почти мурлыча. — Ты восхитительна.

Я действительно выглядела так, но теперь это его не касалось. Я потянулась к вину. Оно было светло-красным, слишком мягким на вкус для горечи, которую я ощущала, сидя между ними.

Рассадка на помосте была нарочито продуманной. Имоджен усадила Друстана и Гектора подальше от себя, чтобы они не могли переговариваться. Слева посадила Торина — ближайшего союзника, справа — Ориану, нейтральную фигуру. Ровена, разумеется, оказалась рядом с Торином. А меня Имоджен засунула на край.

Не то чтобы имело значение, куда меня посадили. Прочие главы домов были буквально «привязаны» к своим секторам зала — пятна белого Света и чёрной Пустоты, радужное мерцание Иллюзий, огненные вспышки тканей Дома Огня и зелёно-синие тона Земли. Глядя на бескрайнее море фейри, я ещё острее ощущала масштаб проблемы, с которой столкнулась.

Кожу кольнул инстинктивный зуд — на меня смотрят. Я скосила взгляд по линии стола и встретилась взглядом с Торином и Ровеной. Вблизи Ровена была ещё прекраснее — небесно-голубые глаза, кукольное лицо и улыбка такой ослепительной яркости, что я мгновенно ей не поверила. У Торина — выраженная челюсть, как у Роланда, и тот же презрительный изгиб губ, что часто носил бывший принц Света. Волнистые волосы острижены коротко, завиваются над ушами, а бледно-голубые глаза напоминали льдинки.

Я кивнула им — так, кажется, следовало поступить, — хотя меня передёрнуло при воспоминании о том, как описывали их союзники. Хитрые. Садисты. Безумцы.

Улыбка Ровены стала шире. Она шепнула что-то Торину на ухо.

Я снова вцепилась взглядом в зал, ненавидя чувство что я выставлена на показ. Хотя большинство фейри улыбались, в воздухе висело напряжение. У нас у всех серебро, но эту традицию не практиковали больше тысячи лет, а Имоджен — родня Осрика.

Все расселись, что означало скорое начало ужина. Низшие фейри должны были внести первые блюда — салаты, супы, хлеб и прочие лёгкие закуски, за которыми последуют мясо и основные блюда, а затем десерт. В этот момент Осрик обычно хлопал в ладони, чтобы произнести очередную мерзкую речь или прилюдно казнить кого-нибудь.

Интересно, как долго Имоджен заставит всех ждать в напряжении, прежде чем заговорит. Мятеж случился всего два дня назад, а вот мы сидим плечом к плечу, словно в Мистее не изменилось ничего, кроме тел на помосте.

Имоджен хлопнула в ладони.

Я вздрогнула, пролила вино и поспешно поставила бокал. Друстан бросил на меня взгляд, но промолчал.

По залу прокатилась тишина — густая, как предчувствие беды.

— Граждане Мистея, — сказала Имоджен, поднимаясь. Голос её отдавался эхом; я задумалась, не навязала ли она всем слуховой морок, чтобы звучать громче. — Знаю, вы тревожитесь из-за того, что будет теперь, когда король Осрик мёртв. По традиции правитель Мистея выступает после ужина, но я не стану попусту тянуть.

Сердце сорвалось в галоп. Я мысленно готовилась к самым скверным исходам после трапезы, но не к тому, что они могут грянуть уже сейчас.

Имоджен ещё могла объявить войну немедленно. Могла мороком ослепить нас. Могла перебить нас всех — и никакой фарс с месяцем мира не понадобился бы.

На ней была та же корона, что носил Осрик: тяжёлая, тёмная, с жестокими шипами — знак определённой власти. К нежно-розово-пурпурному платью с лепестковыми слоями она не подходила, и я задумалась, какой смысл она вкладывает в этот контраст.

Её взгляд скользнул по толпе.

— Я — новая Королева Мистея. Как один из ближайших живых родственников Осрика и прямой потомок принцессы Керидвен, я имею на это право по крови и по силе. Я заявляю о нём здесь, перед всеми.

Ох, только не это. Я покосилась на Друстана, но лицо его оставалось непроницаемым. Потому что он этого и ждал? Или потому, что где-то в глубине уже кипел очередной план, готовый рвануть в ярость?

— Король Осрик был сильным правителем, — продолжила Имоджен, — но силу должно умерять благоразумие. Я понимаю, почему Пустота, Огонь и Кровь сделали свой выбор.

По залу прошёл шёпот. Её осуждение Осрика потрясло и меня. Говорить о короле дурно считалось преступлением испокон веков, и, хотя Осрик мёртв, часть меня по-прежнему нелепо боялась, что он восстанет из могилы, чтобы наказать неверных.

— Чтобы показать, что я намерена быть более щедрой правительницей, — Имоджен улыбнулась, — я объявила Аккорд. В эти тридцать дней мира мы отпразднуем конец старой эры и начало новой. Вы узнаете, каково это — служить весёлой королеве вместо жестокого короля.

— «Весёлой королеве»? — пробормотала я, косясь на Друстана.

При всей улыбчивости глаза его сузились: он явно был недоволен.

— Это значит, она попытается покорить их гедонизмом.

Одна из шести фейских добродетелей. Стратегия показалась странной по человеческим меркам — у людей ценили мудрость и умеренность или силу и решительность. Фейри ценили силу и хитрость, но также обожали удовольствия. И разве сам Друстан не доказательство действенности такого подхода?

Я не удержалась от укола:

— Разозлился, что она крадёт твои приёмы?

Он метнул в меня короткий тёмный взгляд, тут же вернув лениво-забавное выражение принца Огня — будто бы планы Имоджен его ничуть не заботили.

Имоджен всё говорила:

— Я намерена вступить в переговоры с прочими главами домов, чтобы обсудить наилучший исход для Мистея под моим правлением — и нашу общую роль в нём. — Она развела руки. — Я рада, что мы все собрались здесь на заре новой эпохи. Сегодня — есть, пить и танцевать. Этот праздник… этот мир — мой первый дар вам как королевы. — Её улыбка стала хитрой. — А это — мой второй дар.

Передо мной на столе возникла металлическая скульптура, и я едва не опрокинулась назад, словно передо мной шевельнулась ядовитая змея. Футов в несколько высотой, с широкой основой и заострённой макушкой — словно медный бутон с налегающими друг на друга лепестками. Такие же появились и перед остальными главами домов, и в центре каждого стола внизу.

Внутри медного бутона зажужжало, лепестки спиралью развернулись. В самом сердце лежало золотое яблоко.

Друстан выругался сквозь зубы.

— Эти яблоки сорваны с Древа Сновидца в сердце Дома Иллюзий, — сказала Имоджен. — Надеюсь, они вам понравятся.

Внизу фейри уже тянулись к плодам, толкаясь, чтобы откусить первыми. Ближайший к нам огненный фейри вонзил зубы в золотую кожицу, и на лице его проступил экстаз. Кто-то тут же вырвал яблоко и откусил сам.

— Пусть начнётся веселье, — объявила Имоджен и села, распластав юбки.

Возгласы радости вспыхнули у столов Иллюзий и покатились по залу к Свету. Даже некоторые из Огня, Пустоты и Земли захлопали, улыбаясь. Что бы ни устроила Имоджен, это явно было значимо.

— Что это? — шепнула я Друстану.

— Яблоки даруют эйфорию и лёгкие галлюцинации, — ответил он. — Они никогда не портятся, и, по слухам, если съесть больше одного в год, потом тяга к следующему станет нестерпимой.

Я и не собиралась их пробовать, но теперь тем более. Имоджен надкусила своё, зато прочие на помосте к дарам не притронулись.

— Почему же остальные так рвутся есть?

— Потому что они редки и безумно дороги. И потому что наслаждение острее всего на краю гибели.

По позвоночнику скользнул холодок от его мрачных слов. Даже люди тянулись к желаниям, а для фейри, которых куда сложнее уничтожить, эта приманка, должно быть, сильнее в разы.