Хорошие девочки попадают в Ад (СИ) - Индиви Марина

Мой шаткий мир рассыпался осколками, чтобы потом собраться в калейдоскопе в совершенно новую картину. Особенно когда Лукас поднялся, увлекая меня за собой наверх, а после подхватил на руки.

Вспотевшие, мокрые и все в песке мы ввалились на виллу. Точнее, Лукас втащил меня на виллу, и со стороны мы могли бы наверное показаться укурившимися от счастья молодоженами. Потому что дальше, по-хорошему, он должен был бы поставить меня на ноги, попрощаться и уйти, как он обычно это делал. Или проводить меня в мою комнату и попрощаться. Или сказать что-нибудь в своем стиле, но…

Мы оказались в его комнате, в душе, и в этом душе я оказалась прижатой голой грудью к стеклу.

— У меня песок во всех местах, — хрипло выдохнула я, когда Лукас потянул меня за волосы, заставляя запрокинуть голову.

— Это самое романтичное, что я когда-либо слышал.

— Никогда бы не подумала, что тебе нужна романтика.

— Хм.

Он открыл воду так неожиданно, что я дернулась.

— Ай! Лукас, ты точно биоробот! — Я попыталась высвободиться с визгом, но он не позволил.

— Ты же говорила, что у тебя песок во всех местах.

— Я не говорила, что я хочу в ледяной душ! У меня сейчас соски до лопаток втянутся!

— Я не позволю, — его ладони и впрямь легли на мою грудь, сдавив съежившиеся от холода горошины почти до боли.

Воду, он, правда, перед этим уже сделал теплее, и теперь мне не грозило превратиться в свежемороженую мумию. Тем более что от его ладоней, продолжающих играть с моей грудью, по телу растекался жар, а его каменный ствол, упирающийся мне в бедра, вызывал во всем теле дрожь предвкушения.

— Так что? — спросил он, почти касаясь губами моего уха. — Твои соски спасены?

Не сказала бы. Учитывая, что он с ними творил, сжимая, пощипывая и выкручивая, вызывая самые что ни на есть острые ощущения, наверное, им было бы безопаснее там, куда я их отправляла. Поэтому сейчас вместо ответа с моих губ сорвался стон, хриплый и низкий, совершенно порочный.

Для него это словно стало каким-то сигналом, потому что Лукас толкнул меня к стене душевой, а потом резко, одним движением, вошел. Не будь я уже растянутой во время предыдущего раунда, влажной и готовой к такому марафону, это наверняка было бы очень больно. А так оказалось просто острой сменой ощущений, от пустоты к наполненности.

К острым ощущениям от его мощных рывков, когда он входил в меня на всю длину, а после выскальзывал почти до самого предела головки, чтобы потом снова с силой толкнуться внутрь. Я задыхалась от этих ощущений, ладонями цепляясь за стену, подаваясь назад, раскрываясь для него. Позволяя ему трахать меня так, как ему удобно, так, как ему нравится, и мне это нравилось тоже. Не потому что я привыкла подстраиваться, как это было с Робом, потому что мне нравилось видеть его в отражении — его ставшие хищными, звериные черты, по которым читалось растущее внутри него наслаждение. Потому что мне нравилось чувствовать, как он меня трахает, и я получала от этого в точности такой же кайф, как и он. Сейчас мы с ним были на равных, поэтому я кончила настолько остро, насколько не кончала, кажется, никогда в жизни.

Он вышел из меня, и пульсация его члена, прижатого к моим ягодицам, заставила меня содрогнуться и податься назад. Горячая струя ударила мне прямо в пятую точку, и Лукас зарычал, притягивая меня к себе, зажимая свой член между нашими телами.

— Твою мать! — выдохнул он, вжимая пальцы в мой снова пульсирующий клитор.

И я не могла с ним не согласиться.

Глава 20

Лукас

Он не засыпал с женщинами ни до, ни после Марии. Но сегодня утром, глядя на спящую рядом Ники, не ощутил ни чувства вины, ни разочарования. До ее появления Лукас даже не мог представить, что такое когда-то случится. Что он сможет проснуться в одной постели с кем-то вроде нее. Проблема в том, что Ники перестала быть «кем-то вроде», вот только в какой момент? Она пробралась в его жизнь, в его сердце, в тело и в душу (если таковая, конечно, существовала), чтобы все изменить. Сопротивляться этому больше не было сил, а если бы даже и были, он все равно вряд ли остался бы победителем в этой битве. Не изо всех сражений надо выходить победителем, даже если ты привык всегда побеждать.

Ники не была ангелом, и Лукас отдавал себе отчет в этом, как никто другой. Она была самой обычной женщиной… до того, как стала его. Его женщиной. Этот статус стремились заполучить многие, и до его женитьбы, и во время, и после смерти Марии. Ники не стремилась, она сделала это как-то естественно и незаметно, возможно, именно поэтому сейчас это ощущалось как катастрофа.

Но катастрофа, из которой не хочется выбираться.

При всем своем гламурном прошлом Ники никогда не рисовалась, вот и сейчас она спала, как звезда. Раскинув ноги и руки в разные стороны, приоткрыв рот, хотя большинство женщин, оставшись рядом с ним, даже не позволили бы себе просто заснуть, не говоря уже о том, чтобы показаться в таком виде.

Она не злоупотребяла макияжем в принципе, но сейчас почему-то казалась особенно трогательно-беззащитной.

Что ему делать с этой женщиной-катастрофой?

Ответ напрашивался сам собой: отправить, как и собирался, обратно в Россию. Там ее жизнь, там ее друзья… или те, кто считает себя таковыми. Он знал, что Диана и Андрей Шмелёвы (Диана — Шмелёва в перспективе) сделали все, чтобы ее найти. Просто он умел хорошо заметать следы, и найти ее было практически невозможно, но они старались. Выходили на нужных людей. Делали все, чтобы понять, куда она исчезла.

Они должны обрадоваться, когда она вернется.

Так будет правильно. Правильно будет ее отпустить, пока это все не проросло в них еще глубже, пока это просто хороший трах без обязательств. Правильно будет никогда не сказать ей о том, о чем он сейчас думал, но если уж так говорить, правильнее было никогда не рассказывать Ники о своем детстве, не искать ее мать, не позволять ей приближаться к Амире.

К Амире, которая давно смирилась, что их только двое. Или только-только смирилась? Рядом с Ники дочь тоже становилась другой, как будто до нее она улыбалась для него, чтобы показать ему, что все хорошо. А после того, как в их жизни появилась она, Амира снова начала улыбаться искренне. Или он слишком много придумывает.

Амира — ребенок, она тянется своим внутренним солнцем к другому солнцу, которое греет, а Ники…

— Лукас, бога ради, скажи, что у тебя несварение, и никто не умер, — раздался голос совсем рядом.

Он вынырнул из собственных мыслей и взглянул на лежащую рядом женщину. Которая покачала головой и добавила:

— У тебя сейчас такое лицо!

— Какое?

— Был бы у меня телефон под рукой, я бы тебя сфотографировала, — она улыбнулась, и солнце, запутавшееся в пепельных прядях, словно перекочевало в глаза и в улыбку. В уголки губ.

— Поверю тебе на слово, — Лукас легко, одним движением поднялся. Желание перевернуть ее на живот и трахнуть, такую теплую, сонную, нежную было уже чем-то за гранью, поэтому он пошел в душ.

— Что там у тебя дальше по плану? — ударило ему в спину.

Холодный душ. Ледяной. Арктический.

— Пробежка.

— А у меня йога. Увидимся за завтраком?

— Да. Увидимся.

После душа и после ее ухода стало попроще. Но Лукас все равно позвонил на ресепшен и попросил, чтобы поменяли постельное белье. Потому что ее аромат до сих пор остался на наволочках. На легком покрывале, которое она сбила в комок ночью, несмотря на работающий на полную мощность кондиционер. Он завернул ее в него снова, а она снова вывернулась из ткани и так и спала бы обнаженной, если бы Лукас не закинул на нее руку поверх очередной попытки не дать Ники простыть. Уже под утро, когда он сам отключился, она снова выпуталась из покрывала и превратила его в комок.

Как она провела столько времени рядом с таким ничтожеством, как этот Роберт? Она, не терпящая никакой несвободы.