Наказание - Джейн Генри
— Не смейся надо мной, — резко говорит он. — Боже, ну ты и малолетка.
Гнев, подобный дикому зверю, рвется из груди. Я с трудом сдерживаю дрожь в голосе.
— Я не малолетка. Малолетки ноют из-за ерунды. А я не из тех, кто ляжет и позволит помыкать собой. Это две совершенно разные вещи, мистер Романов.
Виктор оказывается в моем личном пространстве, его дыхание щекочет мои волосы. Я дышу тяжелее, и он тоже. Ему нравится спорить со мной. Мне нравится выводить его из себя. Мы как спичка и огонь.
Когда он не отвечает, я пытаюсь донести свою мысль.
— Пойми это. Я не из тех, кому нравится, когда им указывают.
— О, я прекрасно это знаю, — говорит он, его голос низкий и опасный.
Глаза темнеют, когда Виктор подходит еще ближе, заполняя мое пространство, пока я не оказываюсь прижатой к раковине.
— Ты думаешь, что можешь давить на меня, и не будет последствий?
Его голос низкий, опасный гул, от которого по спине пробегает дрожь.
Я поднимаю подбородок с вызовом.
— Ты меня не пугаешь, Виктор.
Медленная, хищная улыбка расползается по его лицу.
— О, я думаю, пугаю. Но это не страх я вижу в твоих глазах сейчас, не так ли? — он наклоняется, его губы касаются моего уха. — Тебе это нравится, да? Вызов, опасность. Это возбуждает тебя. Это как первая искра зажигалки. Ты уже чувствуешь запах пламени.
Пытаюсь скрыть свою реакцию, но чувствую, как мое сердце бешено колотится. Он слишком близко, слишком проницателен, слишком сильно забрался в мою голову.
— Ты ошибаешься, — шепчу я, но в моем голосе нет уверенности.
Его рука обвивает мою шею, крепко, но не больно, заставляя меня смотреть в его напряженный взгляд. Мое сердце сжимается.
— Лгать самой себе тебе не поможет, Лидия. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, — его большой палец проводит по моей шее, вызывая непроизвольную дрожь. — Тебе нужен кто-то, кто сможет сравниться с тобой, кто сможет справиться с твоим огнем. Кого-то вроде меня.
Пытаюсь вырваться, но его хватка слегка усиливается, удерживая меня на месте.
— Отпусти меня, Виктор, — требую я, мой голос дрожит.
— Не раньше, чем ты признаешь правду, — бормочет он, его горячее дыхание касается моей кожи. — Признай, что ты что-то чувствуешь ко мне, что-то большее, чем просто ненависть.
Я смотрю на него с вызовом, отказываясь доставить ему удовольствие.
— Ты бредишь.
Его другая рука скользит по моей руке, оставляя след тепла.
— Правда? Тогда почему ты дрожишь? — его губы едва касаются моей шеи, затрудняя сосредоточение на гневе. — Почему твое сердце бьется быстрее каждый раз, когда я касаюсь тебя?
— Потому что ты контролирующий ублюдок, — резко отвечаю я, но слова звучат прерывисто.
Виктор мягко смеется, и этот звук отзывается во мне эхом.
— Тебе нужен контроль. Ты жаждешь его. И в глубине души ты знаешь, что только я могу дать его тебе, — он слегка отстраняется, как раз настолько, чтобы посмотреть мне в глаза. — Покорись мне, Лидия. Не потому, что я заставляю тебя, а потому, что ты сама этого хочешь.
Чувствую, как моя решимость слабеет, интенсивное притяжение между нами слишком сильное, чтобы его игнорировать. Дыхание прерывистое, тело предает меня, когда я тянусь к его прикосновению.
— Почему я должна тебе доверять? — шепчу я, последняя попытка сопротивления.
— Потому что я никогда не причиню тебе боли, — обещает он, его голос тверд и искренен. — Я буду защищать тебя, лелеять. Но тебе нужно отпустить себя, довериться мне.
Его слова пробивают мою защиту, и я закрываю глаза, выпуская дрожащий вздох.
— У меня нет выбора, — шепчу я. — Но даже не думай, что это значит, будто ты победил.
Виктор слегка ослабляет хватку, его большой палец поглаживает мою щеку.
— Дело не в победе, Лидия. Речь идет о том, чтобы мы вместе нашли путь, — он наклоняется, захватывая мои губы в поцелуй. Он уже заставил меня испытать блаженство, но это наш первый поцелуй. Кажется, будто мы скрепляем негласное соглашение между нами.
По мере того, как поцелуй углубляется, я задаюсь вопросом: может ли покорность Виктору означать не потерю себя, а обретение новой силы в нашей запутанной, сложной связи.
Он отстраняется и смотрит на меня, его зрачки расширены.
— Нам нужно идти. Мы уже опаздываем.
— Не дай бог заставить твою семью ждать, — говорю я саркастически.
— Лидия, — предупреждающе рычит он, его голос низкий.
— Этот спор не разрешен, Виктор. Но я пойду с тобой, — отворачиваюсь. — Не потому, что сдаюсь, а потому что ты сказал, что там будут брауни. А я чертовски хочу брауни.
Должна признать, мне начинают нравиться наши маленькие перепалки. Меня заводит, когда он вторгается в мое пространство. Это похоже на первую вспышку спички, волнение, поднимающееся в груди таким же образом. Он как огонь, опасность, всегда балансирующий на грани.
Мы идем к машине, припаркованной снаружи.
— Ты не собираешься рассказать мне, какого поведения ты ожидаешь от меня, сэр? — спрашиваю я насмешливым тоном. Его глаза загораются, когда я называю его сэром…
— Да, это отличная идея, — говорит Виктор, открывая мне дверь. Я сажусь на сиденье, и он наблюдает, как пристегиваюсь. Почти машинально он протягивает руку и расправляет часть ремня. Я отворачиваюсь. Это ничего не значит. Нет, я не стану мягче только потому, что он снова делает что-то нежное. Нет уж.
Когда снова смотрю на него, он смотрит на меня с изумлением и удивлением.
— Что? — спрашиваю я, сразу же становясь скованной.
— Я просто… — его слова обрываются, голос хриплый.
— Просто что?
Виктор сглатывает.
— Иногда мне кажется, будто я сплю.
Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел, как у меня наворачиваются слезы.
Он заводит машину и отъезжает от обочины. Мы едем, должна признать, в приятной тишине. На улице прекрасный день, солнечно и ярко. Опускаю окно, ветер развевает мои волосы. Без слов его рука ложится на мое бедро.
— Далеко ехать?
— Недалеко. Мы могли бы дойти пешком, если бы я захотел, но сегодня хочу поехать на машине.
— Почему?
— Вот почему, — говорит он, сжимая мое