Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани

Ноздри Векса раздулись, а зрачки расширились и сузились. Он не отрывал взгляда от того места, где исчезла ее рука.

Кинсли обхватила грудь другой рукой, пока тут же неторопливо поглаживала клитор. Тепло собралось в ее сердцевине, и с каждым движением нарастало удовольствие, растекаясь по телу и наполняя неугомонной энергией. Ее ресницы опустились, но она не осмелилась закрыть глаза.

Кинсли опустила палец ниже, вводя его во влагалище и начиная двигать им. Несмотря на воду, она чувствовала, что оно скользкое.

Каково было бы ощутить его длинные пальцы глубоко проникающие внутрь? Каково было бы чувствовать, как его член, со всеми его выступами, растягивает ее, наполняет ее?

Внутренние стенки ее тела сжались вокруг пальца, когда она вытащила его и вернула к клитору. Она тихо застонала.

Векса пронзила дрожь, и из его спины, выгнувшейся дугой, прорвались темные кожистые крылья. Они резко распахнулись, достигая в размахе как минимум двойной длины ванны — от кончика до кончика. Прошипев что-то, похожее на проклятие, он грубо поднялся на ноги и отвернулся.

— Не уходи, — выдохнула она.

Напряжение пробежало рябью по нему, заставляя крылья дрожать. Он подошел к Кинсли сзади, положил когтистые руки на край ванны по обе стороны от ее головы и склонился над ней. Его волосы рассыпались вокруг, и в создаваемых ими тенях его пылающие малиновые глаза очаровали ее.



Сквозь зубы он прорычал:

— Не уйду.

Желание вспыхнуло в ее сердце, когда она посмотрела на него. Его пряный, древесный аромат усилился, и Кинсли жадно вдохнула. Она мяла свою грудь, пощипывая и покручивая затвердевший сосок и посылая вспышку удовольствия прямо к клитору, который она продолжала поглаживать. Ее кожу покалывало, когда эти ощущения нарастали, затягивая все туже и туже, и пустое давление внутри нее увеличивалось. Она уперлась пальцами ног в ванну и застонала.

Когти Векса царапнули кварц. Его алые глаза, горячие и дикие, впились в нее.

Кинсли ускорила движения. Ее таз раскачивался, вода плескалась о стенки ванны. Она прерывисто дышала. По мере того как Кинсли подбиралась все ближе и ближе к этой вершине, ее тело дрожало, кожу покалывало, а лоб хмурился.

— Векс, — прохрипела она, когда удовольствие, свернувшееся клубком внутри нее, прорвалось наружу. Ее тело напряглось, и она вскрикнула, сжимая бедра вместе и удерживая руку на месте, когда лоно сжалось. Волны ощущений захлестнули Кинсли, но она продолжала ласкать себя.

Обнажив зубы, Векс обхватил ее подбородок рукой и приблизил свое лицо к ее лицу.

— Я не клялся в этом своим настоящим именем.

Он прижался губами к губам Кинсли.



Он заглушил ее крики, перехватил дыхание, и она закрыла глаза и уступила ему. Его поцелуй был ненасытным, требовательным, диким, доставляющим удовольствие, которое только усугублялось его похотливостью. Его клыки царапнули ее губы, когти укололи щеки.

Векс поглощал ее.

А потом он исчез.

Кинсли вскрикнула и развернулась, расплескивая воду по полу. Его нигде не было видно. Только стойкий запах и пульсирующее воспоминание о его губах на ее доказывали, что он вообще был там.

Она прижала дрожащие пальцы к губам.

Он прикоснулся к ней. Он… поцеловал ее.

Я не клялся в этом своим настоящим именем.

Нет, он ведь не клялся не прикасаться к ней своим настоящим именем, не так ли?

— Ты играешь в очень опасную игру, Кинсли…

И ставки оказались намного выше, чем она думала. Она боялась, что на кону была не только ее жизнь,… но и ее сердце.

ГЛАВА 19

Векс захлопнул дверь, оперся на нее руками и наклонился вперед, склонив голову. Его крылья непроизвольно сжались и расправились.

Он скрючил пальцы, вонзив когти в дерево.

— Ты проклятый дурак.

Боль в паху стала такой невыносимой, что угрожала поглотить его. С каждым ударом сердца член пульсировал, сражаясь с узостью брюк. С каждым ударом сердца его потребность становилась все болезненнее.

Он оттолкнулся от двери и поспешил вниз по ступенькам в лабораторию, прижав руки по бокам. Он прошелся вдоль стен, проходя мимо полок, заполненных зельями и реактивами, безделушками, горшочками, баночками и бутылочками.

Его быстрые шаги старались соответствовать ритму колотящегося сердца. Каждый шаг эхом отдавался по комнате, перерастая в грохот, который был подобен удару тарана по воротам самообладания.

Защита Векса была разрушена. Он не смог отразить еще одну атаку.

Когда-то прелюбодеяние было для него не более чем развлечением. Источником мимолетного удовольствия, временного удовлетворения. Кратким отвлечением от работы. Он никогда не предавался подобным желаниям, потому что никто никогда не пробуждал их в нем. И после того, как королева взяла его…

Он не испытывал возбуждения с тех пор, как был проклят. Он не жаждал секса, не хотел его, изо всех сил старался не думать о нем. Он не доставлял себе удовольствия, не получал разрядки. Внимание королевы навсегда отбило у него желание.

По крайней мере, он так думал.

Кинсли доказывала, что его желания не умерли. Они просто прятались, накапливаясь в течение бесчисленных лет, ожидая ее. Теперь они были слишком сильны, чтобы он мог им сопротивляться.

Зарычав, он сжал кулаки. Его когти впились в ладони так глубоко, что потекла кровь.

Боль — это отвлекающий фактор.

И это было именно то, в чем он нуждался — отвлечься от всех своих мыслей, чувств, желаний.

Мерцающий голубой огонек промелькнул на периферии зрения и завис там, не отставая от него.

— Маг? — спросила Эхо тихим, неуверенным и обеспокоенным голосом.

— Иди, — приказал Векс. — Мне нужно уединение.

Эхо колебалась, кружась призрачным огнем.

— Я сказал, уходи!

Отпрянув назад, Эхо издала тихий, печальный звук и метнулась прочь.

Острая боль вины пронзила сердце Векса, словно нож, лезвие которого было покрыто угрызениями совести.

Но ни вторжение огонька, ни боль, которую Векс причинил себе, не смогли отвлечь его от этих мыслей. Воздух вокруг него заколебался, и тени собрались в углах комнаты, постепенно наполняя ее тьмой. Только один источник света проникал внутрь — светящаяся масса розового кварца, сформированная в виде большой ванны. Пузырьки, переливаясь крошечными радугами, поднимались над краем.

Стиснув зубы, Векс шагнул к ванне.

Словно от легкого дуновения ветерка, пузырьки разошлись. Кинсли вышла из горячей воды, скрестив руки на груди, ее бледная кожа блестела от влаги в свете розового кварца.

Векс остановился рядом с ванной. Глядя на него снизу вверх, Кинсли пошевелила руками, обнажив полные груди. Она взяла один из своих розовых сосков между пальцами и…

— Хватит! — Векс рубанул рукой по воздуху.

Пузырьки, кварц и пар задрожали и растворились в ничто, унося с собой призрачный образ Кинсли.

Он стоял перед нишей, где была его кровать с тех пор, как он принес Кинсли в коттедж. Там не было обнаженной женщины, ожидавшей его, только скомканные одеяла, сложенные на циновке, как в гнезде какого-то грустного, одинокого существа.

Но, клянусь серебром и звездным светом, будь Кинсли сейчас здесь, я бы ни за что не захотел покидать этот тюфяк.

Весь его мир мог бы сузиться до этого места, и ему было бы все равно.

Зашипев, он прикрыл рукой эрекцию и сжал ее, борясь с невыносимой болью. Расплавленный жар растекся по венам. Что-то тянуло его назад, к двери в спальню.

Тянуло вернуться к своей паре.

— Я не откажусь от своей воли, — прорычал он. Отпустив член, он отвернулся от тюфяка и возобновил свои расхаживания. Его крылья задевали полки и столы, их кончики царапали каменный пол, но он едва замечал это.

В голове заплясали образы Кинсли. Воспоминания о вожделении, которое было в ее глазах, о желании. Об игривости, поддразнивании, которые разожгли в нем такой неконтролируемый, пугающий жар.