Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария
Дальше мы с Михаилом поехали в клинику. Андрей вернулся к своей работе.
И снова: её у мужа масса, а я жду его дома.
Сегодня мой день должен был пройти так же рутинно, но изюминку в него добавило утреннее просматривание новостей.
Наша с Андреем поездка в Доминикану не остается без внимания. В светских хрониках и нескольких ручных изданиях "всплывают" фото, на которых мы с Темировым лежим на шезлонге у бассейна. Я даже помню этот момент. Он обнимает меня сзади, а я с его телефона показываю понравившиеся росписи стены для детской.
Руки Андрея на животе, который он гладит. На одном из фото — целует меня в шею. На втором — прижимается губами к щеке. На третьем — улыбается. Что было дальше я тоже отлично помню. Бросает в жар.
Кто-то следил за тем, как мы отдыхаем, обнимаемся и целуемся в бассейне. И это было бы мерзко, но внутри меня преобладает необъяснимое воодушевление из-за того, как мы смотримся со стороны.
В комментариях много обвинений, что мы жируем за народные деньги. Это не так, мне обидно, но в бой за нашу с Андреем честь не бросаюсь. Зато отмечаю лайками несколько добрых замечаний о том, что мы красивая пара. Нам желают счастья. Ребенку — здоровья.
И пусть сам факт слежки я осуждаю, но сохраняю фотографии неизвестного мне папарацци на телефон. А в голове то и дело крутится: мы правда так сильно похожи на влюбленных друг в друга, а не договорных?
Отношения по переписке с Василикой сошли на нет. Я хотела бы отправить ожерелье из ракушек и ей тоже, но несколько раз за эти недели заходила в наш диалог и не могла даже слова из себя выдавить. Оттуда веет обидой.
Мне кажется, сейчас я больше раздражаю подругу, чем радую.
Зато я часто захожу в диалог с Андреем и не чувствую ничего, кроме трепета. Пролистываю его и перечитываю. Там вроде бы ничего особенного, а греет.
Шальные мысли заявиться к нему в квартиру отбрасываю, хоть и хочется.
Каждый вечер жду. Каждый день и каждое утро.
Увидев, что рядом с его именем загорается надпись «В сети» и сама вспыхиваю.
Это ничего не значит. Он может зайти и выйти. Появиться и пропасть.
За эти дни я ни разу не звонила первой. Не хотела врываться в важные дела. Но сегодня не выдерживаю.
Жму на телефон, пока не передумала. На часах уже восемь вечера, он точно не на заседании. Вдруг сможет со мной поговорить?
Три гудка — берет. Я счастлива и растерянна одновременно.
— Привет, Лен, — его голос звучит как родной. Я профессионально разбираю его на полутона. В нем — тепло, ласка, усталость. Нет раздражения. Легкую хрипотцу я приписываю намеку на «соскучился».
— Привет. Не отвлекаю?
— Нет. Еду на вечерний эфир. — Немного колет ревность. Покусываю нижнюю губу. Почему на эфир, а не ко мне? — У тебя всё хорошо?
— Да. А где будет эфир?
Андрей хмыкает.
— Раньше ты у Авроры спрашивала. — Депутат Темиров разоблачает мое сталкерское увлечение. Я правда всегда узнавала у Авроры, на каком ютуб-канале и где по телевизору выступает мой муж. Но сегодня решила спросить у него.
— Аврора загружена. А ты вроде бы свободен.
Хмыкает опять. Я слышу, как меняет позу. Очень четко визуализирую себе темный салон Мерседеса, на котором нас с Андреем по очереди возит Михаил. И немного скучаю по поездкам в другой машине. Только вдвоем. Не обязательно даже по Побережью.
— Я тоже загружен. — Хочу прочитать между строк недоговоренное: иначе приехал бы.
С губ рвется: оцени, насколько соскучился, от одного до десяти. Я — на тысячу. Но сдерживаюсь.
— Ты обещал, что с января будет полегче.
Ловлю его на слове, а Андрей в ответ смеется.
— Теперь с июля.
— Вот черт.
В июле нашему сыну будет два месяца. Помнишь?
Вряд ли нам там так уж станет легче.
В трубке — пауза. Я не знаю, сколько ещё времени у нас есть, но скидывать чертовски не хочу. Судорожно ищу темы.
Нахожу дурацкую.
— Ты видел, что о нас пишут?
Представляю себе, как кривится.
— Забей, Лен.
— Я почти. Но фото хорошие.
Улыбается. После паузы шутит, наверное:
— Зря от церемонии отказалась. Дала бы Хосе дважды заработать. Он с радостью слил бы и те фото тоже.
— Думаешь, это он?
— Без разницы, кто, Лен. Шучу просто.
Значит, просто шутишь. Хорошо.
— Как малой? — Когда инициативу в разговоре перехватывает Андрей, я утопаю в нежности. Особенно, если спрашивает о сыне.
— Всё хорошо. Пинается. — И тоже по тебе скучает.
Со вздохом не сдерживаюсь, вожу указательным пальцем по узору на покрывале и немного тише спрашиваю:
— А ты скоро приедешь, Андрей?
Задумчивая пауза вместо быстрого ответа одновременно и дарит надежду, и лишает ее. Возможно, мне не надо наглеть. Но увидеться с ним мельком — для меня совсем мало.
Зазывать мужа очередным ужином язык не поворачивается. Мне кажется, пора быть честной. Я не накормить его хочу (хотя и это тоже), а видеть. Чувствовать. Трогать. Вдыхать. Ластиться. Делиться. Любить, блин.
Разрыв между моим вопросом и ответом всё больше и больше. В груди немного ноет. Почему так сложно, Андрей? Почему нет?
Он глубоко вздыхает и прокашливается:
— Я постараюсь не затягивать, Лен.
Жмурюсь, не давая разочарованию разбить настроение вдребезги.
Без четких дат. Без обещаний. По-прежнему просто когда-то.
— Береги себя и сына, хорошо?
— Да.
Андрей говорит что-то Михаилу и мы скомканно прощаемся. Приехал. А я…
Он где-то там заходит на канал. Оставляет верхнюю одежду. Его гримируют. Настраивают свет. В ответственной депутатской голове уже — аналитика, критика, визия. Переключился. А у меня — он. Он. И он.
Пишу: «Ты не сказал, где тебя смотреть», без особенной надежды.
Но он читает быстро.
А отвечает на другой вопрос.
«Я постараюсь послезавтра»
Может быть не так уж и переключился.
Глава 29
Лена
"Приеду послезавтра" выглядит не так, как я себе представила.
Андрей приглашает меня на ужин в ресторан, а после… Снова завозит домой и уезжает. Как когда-то. Мазнув губами по щеке.
Вежливо.
И грустно.
Начиная отсчет ещё одной недели без него.
Сложно не поймать хандру из-за такой очевидной отчужденности. Ноющая без конца и края нехватка его внимания преображается в ломку. Я даже злиться начинаю, что он живет без меня.
Он может. А я уже нет.
В голову лезут мысли о «наказании». Не можешь выкроить вечер? Не хочешь? Я сделаю вид, что тоже забыла. Не жду.
Но всё мое коварство осыпается дешевой штукатуркой, стоит услышать долгожданный гул ворот.
Без предупреждения. Днем. В пятницу.
Когда я ни черта не готова, но слишком рада, чтобы пугаться.
Я встречаю Андрея на крыльце, спешно набросив на плечи пальто.
Слежу, подрагивая от нетерпения, как поднимается по ступенькам. Встаю на носочки и висну на шее. Муж пахнет делами, прохладой и городом. Подставляю губы.
Других в щеки целуй, понял?
Андрей колет отвыкший от вечного раздражения его щетиной подбородок. Трогает горячими пальцами кожу на шее. В глаза смотрит.
— Привет, — первый здоровается, когда отрываюсь.
— Привет. Ты надолго? — Спрашиваю сразу, потому что мне важно. Хочу понимать, на что могу рассчитывать.
Андрей отвечает:
— Не знаю.
И я готова на него зарычать. Или выйти ночью к машине и ножом проткнуть все колеса.
Чтобы не ляпнуть и не сделать глупость, беру "гостя" за руку и веду в дом.
Сама снимаю с плеч пальто и вешаю на плечики. Не набрасываюсь с расспросами, но в районе солнечного сплетения — кульбит за кульбитом, а Андрей следит за мной пристально-пристально.
Не хочу даже про себя говорить «жрет глазами», но господи… А если правда жрет?