Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

— В этом и суть, — говорю я сладко, глядя на него снизу вверх, расстегивая его джинсы и медленно опуская молнию. Звук подобен грому в тишине комнаты.

— Мне нельзя, — говорит он, задыхаясь, но затем он сжимает мои волосы в кулак, туго натягивая пряди, пока я не чувствую острую боль, и без того нарастающее напряжение между ног.

— Я никому не расскажу, — ухмыляюсь ему. — Просто используй меня. Кончи мне в рот, и я буду твоей маленькой игрушкой.

Он шумно сглатывает, его горло блестит там, где я лизнула его.

— Блядь, Сидни. Не искушай меня.

Как будто он не знает, что я обожаю бросать вызов.

Запускаю руку в его штаны и высвобождаю его член. Он такой горячий под моими пальцами, и мне с трудом удается охватить его размер — длинный, толстый и твердый. Свет свечи отражается на его гладкой головке, капля предэякулята поблескивает.

Я наклоняюсь вперед и слизываю ее, проводя языком по щели, слегка надавливая, пока он не издает стон. Он дергает меня за волосы, ругаясь:

— Блядь, блядь, блядь.

Боже, я никогда не чувствовала себя более могущественной, чем здесь, стоя на коленях. Я разрушаю этого расчетливого и сдержанного — одержимого — доктора, и могу доставить ему удовольствие, которое он так отчаянно пытается отрицать.

«Будь одержим мной, — думаю я. — Пожалуйста. Мне нужна твоя одержимость».

Я хочу, чтобы он обладал мной.

Широко открываю рот, чтобы принять его, но теперь он контролирует ситуацию, проталкиваясь через губы, удерживая мою голову, пока не упирается в заднюю стенку моего горла. Я заставляю себя расслабиться, избегая рвотного рефлекса.

Он снова ругается, делает тихие, грубые замечания о том, как хорошо он помещается, как хорошо я его принимаю.

— Я хочу, чтобы ты подавилась им, — говорит он со стоном. — Грязная маленькая шлюха.

Блядь.

Пульсация между ног становится острой, болезненный узел давления вопит о разрядке. Он точно знает, что сказать.

Каким-то образом я принимаю его глубже, и его темп начинает ускоряться, пока вдруг он не вздыхает и не отстраняется, его член выскальзывает из моего рта.

— Я не могу, — говорит он, хотя очевидно, что он борется за дыхание, борется за то, чтобы сохранить контроль.

Он убирает свой член обратно в штаны и застегивает молнию.

Я могу только смотреть на него, разинув рот, шокированная его силой воли, проснувшейся в последнюю минуту.

Он смотрит на меня сверху вниз, член упирается в ширинку, умоляя о свободе, и я наблюдаю борьбу в этих сумрачных глазах, битву между желанием и потребностью трахать, и долгом и потребностью оставаться профессионалом.

— Подползи к столу, — приказывает он.

Я смотрю на него.

— Что?

Его челюсть напряжена, когда он повторяет:

— Я сказал, подползи к столу, моя маленькая игрушка, — он делает паузу. — Тебе ведь хочется, чтобы тебя так называли, да?

О, черт возьми, да.

— Да, доктор, — говорю я, слегка надув губы, будто он доставляет мне неудобства. Внутри я, блядь, в восторге от того, что он на самом деле просит меня об этом. Кажется, я никогда в жизни не чувствовала себя такой окрыленной и возбужденной одновременно. У меня кружится голова.

Ползу по паркету и ковру, а он отступает передо мной, будто я пытаюсь догнать его, но не могу.

Он останавливается перед своим столом и протягивает ладонь, приказывая мне сделать то же самое.

Я замираю на середине пути, опуская верхнюю часть тела так, что оказываюсь на локтях, чтобы он мог хорошо видеть мою грудь в топе. Может, это из-за снов, но во всем этом есть что-то такое естественное. Он проводит ладонью по своему члену, сжимая его через ткань брюк, его дымчатые глаза прикованы к моему декольте. Он резко вдыхает, мышца на его скуле дергается, шея напряжена, будто он готовится к чему-то.

— Забирайся на стол, — приказывает он.

Я выпрямляюсь, собираясь спросить его, как именно, но он ворчит, наклоняется, хватает меня за руки и грубо ставит на ноги. Прежде чем я успеваю сделать что-либо, кроме как ахнуть, он обхватывает мою талию и поднимает меня, усаживая на поверхность.

Он больше ничего не говорит, просто кладет ладонь мне на грудь и толкает, пока моя спина не оказывается на столе, голова свешивается с одной стороны, ноги — с другой.

Затем он с силой раздвигает мои ноги и тянется к моим бедрам, пальцы зацепляются за пояс моих трусиков. Он начинает стягивать их с бедер, его движения порывисты, будто он боится, что передумает.

— Я попаду в ад, — бормочет он.

Но он не останавливается.

Если попадет, я вместе с ним.

Он стягивает мои трусики до колен и вдруг выпрямляется.

Наклоняется ко мне. Тянется к чему-то на столе.

Я приподнимаю голову как раз в тот момент, когда он засовывает мне в рот карандаш.

— Кусай его, когда захочешь закричать.

Я улыбаюсь, чувствуя вкус дерева. Похоже, он уже понял, что я громкая.

Затем он встает между моих ног, хватает меня за бедра и опускает голову.

Все мое тело напрягается в предвкушении, кончики пальцев впиваются в стол.

Но он ничего не делает, поначалу.

Я чувствую, как его дыхание щекочет меня, заставляя мои бедра извиваться, и я уже так близка к тому, чтобы просто ткнуться ему в лицо, чтобы почувствовать давление, какое-то облегчение.

— Пиздец какая прелестная, — говорит он хриплым голосом, и очевидно, что он смотрит на мою киску, такую открытую и выставленную напоказ для него. — Пиздец какая красивая.

Он касается моего клитора кончиком пальца, и я с силой сжимаю зубами карандаш, стону, жаждая большего. Он медленно трет его, затем проводит пальцем вниз, давление легкое, как перо, пока не достигает того места, где я ужасно мокрая.

— Такая сладкая, — стонет он, дразня мой вход. — Такая отчаянная.

Я задыхаюсь, соглашаясь с ним, не в силах сдержаться. Пытаюсь подставить ему бедра.

Это лишь заставляет его убрать палец, заставляя меня хныкать.

— Какая жадная киска для такой хорошей ученицы, — заключает он, его слова кружат мне голову. — Я чувствую запах твоего отчаяния. Я вижу его.

Я издаю звук желания, приглушенный карандашом.

Он опускает голову и дует на меня.

Я взвизгиваю, карандаш почти выпадает у меня изо рта.

Внезапно он набрасывается на меня, пожирая губами и языком. Он лижет меня вверх и вниз, засасывает мой клитор в рот, слегка покусывая, его пальцы начинают трахать меня одним, двумя, тремя. Он вводит их в меня и выводит, пока пожирает, а я стону, извиваюсь, почти падаю со стола.

Несколько раз ему приходится хватать меня за бедра и притягивать обратно вниз или подтягивать вверх, и затем он снова принимается поедать меня, будто его аппетит никогда не будет удовлетворен.

Это ощущается так правильно. Ощущается еще миллион разных вещей, но все так правильно.

Как будто я принадлежу ему, чтобы он мог меня пробовать, как будто я принадлежу ему, чтобы он мог делать со мной все, что захочет.

В глубине сознания я знаю, что после этого он попытается отступить, я знаю, что он позволяет себе поддаться, потому что сильно хочет меня. Но буду беспокоиться о завтрашнем дне завтра. А сейчас мою киску пожирает мой психолог, прямо на его рабочем столе, и это все, что мне нужно. Один хороший оргазм может стереть проблем на неделю вперед.

— О, черт, — его дыхание срывается, тело напрягается. Затем длинный стон, который вибрирует у моего клитора.

Он только что кончил?

В свои штаны?

Одна мысль об этом толкает меня за край.

— Боже! — выкрикиваю я через карандаш, когда оргазм прокатывается по мне, сотрясая конечности, заставляя мое тело подниматься со стола. Словно экзорцизм. Я продолжаю извиваться, зажмурив глаза, но вижу звезды, ногтями дико царапая дерево, задыхаясь. Если бы он не держал мои бедра так крепко, если бы его рот не продолжал безудержно пожирать меня, думаю, я могла бы сломаться на миллион осколков.

По крайней мере, карандаш сломался.