Лорд зверей (ЛП) - Кросс Джульетта

— Какая ты яркая драгоценность, — пропел он мутнеющим голосом. — Ты пришла отдаться мне. — Это прозвучало как констатация; рука уже медленно работала по жёсткой плоти.

Он уже уверовал, что я его хочу. Так действует сиренскин: стоит мне раскрыться — и жертва попадает в сладкий бред уверенности. Селестос был там целиком.

В прошлый раз цель моего отца не показывала возбуждения так явно — и одежду не снимала. Но это — созданное из сырой тьмы — не знало приличий и не скрывало похоти. Это даже помогало: я видела, что сила крепко его держит.

Клыки и когти у меня уже выпустились, но убивать я не собиралась. Мне нужно было склонить его волю к своей. Так я ещё не делала: с дриад-оленем провалилась. Значит, испытание — на гримлоке.

— Не затем я пришла, — сказала наконец, — чтобы отдаться тебе. — Я провела ладонями по бёдрам и бокам, заставляя его взгляд идти за движением.

Он глухо рыкнул и ускорил руку:

— Но ты отдашься.

— Может быть, — кокетливо ответила я, пропустив пальцы по распущенным волосам и прикрыв грудь — для вида, будто смущаюсь.

Он втянул воздух сквозь пиленые зубы и двинулся ближе — всё ещё не выпуская член из ладони.

— Отдашься, скалд-фейри-принцесса. Или я заставлю.

Он почти упёрся в меня.

— Стой, — бросила я и вскинула ладонь. Жар его груди уже ощутимо грел кожу.

Он застыл. Лицо перекосила растерянность: он не понимал, почему подчинился. И не нужно было.

По краям поляны вспыхнули новые пары красных глаз. Щёлканье, лёгкий шум крыльев — прочие гримлоки медленно выползали из тени.

Надо было действовать быстро.

— Я отдамся тебе, — пропела я, откидывая волосы на правое плечо, чтобы он вдоволь насмотрелся на грудь, где узор сияния скручивался изящной спиралью. — Но сначала ты сделаешь мне подарок.

— Говори, — зарычал он; тело дрожало от сдерживаемой похоти и злости. — Сейчас.

— В этом дереве — тайна. — Я указала за его плечо. — Я хочу увидеть, что прячется внутри. — Голос налился силой, как натянутая и хлещущая цепь.

— Зачем? — огрызнулся он, всё ещё тяжело дыша и растягивая ладонью распухшую плоть.

Щебет и шипящий перешёптывательный шорох братьев крепли — они выходили из тени, загипнотизированные зрелищем.

— Я люблю тайны, — прошептала я, впуская ещё больше магии в каждый слог и удерживая его нечеловеческий взгляд.

Эхо моего голоса прокатилось по ветвям древнего дуба.

Тайны, тайны, тайны.

Вдруг вибрация шла не от меня — от самого дерева, будто оно отзывалось своей силой и становилось рядом со мной в этой схватке.

Прочие гримлоки взвизгнули, явственно чувствуя дрожь моей магии, и не решились подойти ближе.

Сила зазвенела жарче, чем когда-либо, расправляя во мне уверенность. Я никогда ещё не ощущала такого пламени — по жилам, по плоти, до самых костей. Зловещий ветер прошил поляну, электризуя воздух и поднимая пряди моих волос.

— Покажи мне свою тайну, Селестос, — прошептала я, голос — чистое вожделение и соблазн. — И тогда я встану на колени и позволю тебе оседлать меня. — Я склонила голову к другому плечу, и волосы скатились, открывая вторую грудь. — Этого ты хочешь, да?

Он моргнул, сбитый с толку, тяжело дыша от досады.

— Я могу взять тебя сейчас, — оскалился он, но в голосе дрогнула неуверенность. — Я сын своего отца. Я беру, что хочу.

— Нет, Селестос. Не можешь. Я — особая драгоценность. Твоей магии меня не пробить. Попробуй.

Мне почудилось движение в чаще, за краем поляны, — и меж стволов, где притаились гримлоки. Мои соплеменники. Но я не посмотрела туда, не отводя взгляда с Селестоса.

Он разжал пальцы; его член торчал непристойно туго. Он вскинул руки ко мне — и застыл, ладони замерли на полпути к моему горлу. Я потянулась к истоку, откуда бьёт моя сила, — и выплеснула белое сияние, вибрирующее изнутри.

Он глухо застонал, отшатнулся на шаг; руки тряслись, оставаясь неподвижными в воздухе.

— Ты не возьмёшь у меня то, чего я не дарю. — Я провела ладонями от бёдер по талии, по груди и вниз по животу. — Хочешь меня — подари мне то, о чём я прошу.

Дрожащий, в поту, он глянул через плечо на дуб:

— Ты желаешь только увидеть, что внутри.

— Ты откроешь дверь, — в голос легла вязкая нота внушения, — и дашь мне увидеть, какие тайны там. Ты сделаешь это сейчас.

— Тогда иди! — взревел он и зашагал через поляну, перешагивая узловатые корни, — встал перед чёрной вязкой массой. — Смотри, какая власть у меня, скалд-фейри, — прошипел. — А потом ты встанешь передо мной на колени.

Он поднял обе ладони к потусторонней порче, что пожирала дуб, и зашептал на языке, которого я не знала. Чёрный нарост задрожал и закапал чаще, потёк наружу липким, отвратительным чавканьем, отползая от сердцевины ствола.

Богиня небесная!

Когда чёрная плёнка истончилась и сползла, в темноте выдолбленного ствола повернулись к свету несколько пар испуганных глаз, бледные лица. Первой я узнала Бес.

Глава 27. РЕДВИР

Ко всем чёртовым преисподням.

Я выпущу этому куску дерьма кишки — от горла до самого паха.

Я уже почти сорвался из засады, но Безалиэль вцепился мне в руку. Мудрое решение — оставаться рядом со мной именно на такой случай. Лейфкин, Хаслек и Бром сидели в ветвях вокруг поляны и ждали моего приказа.

Я был натянут, как тетива, — видел, как Джессамин стоит прямо за этим ублюдком Селестосом, пока тот плёл свою магию у дерева. Я не шелохнулся, выжидая — правы ли были наяды из колодца.

Внезапно Джессамин ахнула, глядя в гигантскую дуплистую пасть ствола, где уже не было чёрной слизи.

— Бес! — крикнула она.

Я взревел так, что оглох лес, — и вылетел вместе с Безалиэлем. Остальные — тоже: грохот рычания и рёва накрыл гримлоков.

Я метнулся между Джессамин и Селестосом, рубанул клинком ему по горлу. Он ушёл ловко — подпрыгнул, взвился, перелетел за мою спину. Я крутанулся. Он приземлился с шипением, лицом ко мне.

Лес разрезал визг, как у баньши: Лейфкин пронзил одного из големов насквозь. Повсюду — только хрипы и рыки, мелькание лезвий и когтей.

Я прыгнул на Селестоса. На этот раз он не успел. Мои когти зацепили плечо. Он рявкнул и полоснул в ответ, но я нырнул вовремя.

Он вскочил, сел в оборону. Я покачал головой:

— Это тебе не поможет, — сказал я ему очень спокойно. — Я выпущу тебе кишки и с удовольствием посмотрю, как ты истекаешь кровью.

Он прищурился, выставил игольчатые когти, готовясь выколоть мне глаза. Я рванул — и тут же присел, рассёк верх бедра, а он вонзил мне в левое плечо три когтя.

Он взвыл — уже более похоже на своих хилых братцев. Я скользнул взглядом по поляне: большинство уже валялось мёртвым, Лейфкин с Бромом загоняли одного из последних между собой.

Селестос прижал ладонь к глубокой ране на бедре; по ноге стекала чёрная кровь.

— Ты порезал меня! — заорал, словно не верил.

— Не горюй, маленький голем. Я промахнулся. — Я крутанул рукоятью, присел, готовясь ко второму заходу. — Хотел отрубить тебе хер.

Не знаю, что задело его сильнее — «маленький голем» или перспектива потерять самое дорогое, — но он взвился и бросился, протягиваясь когтями к моему лицу.

— Отлично, — прорычал я, бросив клинки и распахнув ладони.

Пока он тянулся за моими глазами, я перехватил его запястья и вместе с ним рухнул на землю, прижав сверху. Отпустить нельзя — иначе его ножевидные когти окажутся у меня в горле, — поэтому я бил его тем, чем мог. Лбом.

Раз — два — три. Я уже отводил голову для четвёртого, ухмыляясь крови, хлынувшей из ноздрей и вскрытого лба, — он косил красными глазами, — как вдруг закричала Джессамин.

Через поляну она держала Саралин на руках; Бес вцепилась ей в талию. Рядом — ещё трое детей и жена Тайлока, Фарла. На миг меня оглушило, что она жива, — она сжимала ладони своих ребятишек.

С неба налетели ещё четыре голема, ещё один выбежал из леса и сшиб Хаслека до того, как тот добрался до женщин. Один из гримлоков взвизгнул и нырнул к сыну Тайлока, крылья у него, видно, были сломаны, — Фарла вскрикнула, шагнула вперёд, дёрнула — и саданула его.