Отец на час. Работает спецназ (СИ) - Коваль Лина
— Спасибо.
Все же обернувшись, сосредоточенно киваю двум парням в гидрокостюмах. Тот, что повыше да побольше, — светловолосый бородач. Немного патлатый, но как чудик не выглядит. Выправка наша, армейская.
Мое внимание привлекает надпись на его спине:
«Сдохну холостяком, но не буду каблуком».
Хочется улыбнуться, но не получается, поэтому просто растираю переносицу.
— Это наш лучший водолаз-спасатель из МЧС. Микула Русский, — знакомит нас Костя. — Влад Отец.
— Можно просто Мик, — с открытой улыбкой здоровается мужик.
Обмениваемся крепким рукопожатием.
— Влад свой, — продолжает мэр. — Но там… возможно… его близкие, поэтому, пожалуйста… без подробностей, парни.
— Можно и без подробностей, — пожимает плечами Мик.
— Глубоко здесь? — спрашиваю, чтобы не думать об этих самых «подробностях».
— Метров семь.
— Прилично.
— Дно илистое, мутное. Часто здесь жмурик… — замолкает. — Часто здесь погружаемся.
Вместе с Морозом молча наблюдаем, как парни готовятся к своей нелегкой, но такой ответственной и нужной работе. Один страхует, второй обвязывается веревкой и фиксирует баллон с газом.
Махнув нам, исчезает.
Я… дальше стою. Ног не чувствую.
Мир сереет.
Секунды отсчитываю. Потом минуты.
И курю.
Курю много.
За ночь вторую пачку распечатал.
И…
К Богу мысленно обращаюсь.
«На войне был, в плену никогда к тебе не обращался. А здесь так и тянет. Молитв не знаю, но, если там нет ее… в машине, на дне, в воде… брошу.
Клянусь, на этом же месте брошу и больше никогда не притронусь ни к одной сигарете. Даже если буду подыхать!»
— Есть, — машет Русский, появляясь из воды.
— Что есть? — кричу и щурюсь.
— Машина есть… Красный рендж.
Блядь.
Ну нет…
— Но в ней пусто. Никого, — успокаивает.
От облегчения — приятная дрожь по телу.
Пачку в ладони яростно сминаю и делаю последнюю затяжку. Смачную, глубокую. Чтоб точно запомнить.
Навсегда.
Чуть в штаны не наложил, твою мать. А сейчас охуел от счастья. Только от женщины могут быть такие качели. Только от любимой женщины.
— А что за сотрудник с ней был? — спрашивает Константин, от волнения стягивая галстук.
— Да есть там… один.
— Он, вообще, как? Человек надежный?
— Да не сказал бы.
— Мутно это все. Если машину скинули, значит, они в лес ушли. Пешком.
Оборачиваемся.
Голова начинает работать, страх отступил.
Попов ведь вечно палки в колеса вставлял, Федерика жаловалась. Не специально, вскользь. А теперь потащил ее зачем-то в Новгород?.. Сама бы она не додумалась.
— Подожди-ка секунду, — говорю Косте.
Номер Льва набираю. Пальцы отбивают чечетку на экране мобильного.
— Да, — отвечает он сонно.
— Как там?
— Нормально все, — тут же, судя по голосу, собирается. — Спим еще. Машка ко мне ночью прибежала. Душит всю ночь.
— Терпи теперь. Ну, молодцы, — оглядываюсь и тихо хвалю. — Вопрос есть к тебе, Лев. Сейчас поднапрягись.
— Хм… Хорошо. Я постараюсь.
— Путевку в лагерь кто тебе организовал?
— В лагерь бойскаутов?
— Ага.
— Крестный.
Блядь.
— Ясно, — горько усмехаюсь. — А может, он тебя и сбежать надоумил? — осеняет только сейчас.
Злость к горлу подкатывает. Мешает.
— Нет, — отвечает Лев. — Этому дядя Андрей не учил. Он просто пошутил: если мне сильно надоест, всегда можно по-тихому сбежать. И на карте показал, как это проще и безопаснее сделать…
Глава 47. Федерика
О наступлении нового дня я догадываюсь, когда в грязное окно под высоким потолком пробиваются первые лучи утреннего солнца. Они такие яркие и животворные, что в эти минуты мне еще сильнее хочется… жить.
Жить, чтобы любить: детей, Влада, родителей, с которыми я так редко вижусь. Даже бизнес, которому, оказывается, уделяла слишком много времени и сил, забывая о главном.
Прошлый день забрал так много и так много мне дал. Но самое ужасное — совершенно непонятно, что же будет дальше. И будет ли вообще? От этой страшной мысли по щекам снова катятся слезы, которые я утираю дрожащими от холода пальцами.
— У тебя осталась вода? — спрашиваю, смачивая пересохшие губы несколькими каплями влаги.
— Глотка на три-четыре… — слышится тихий голос из-за стены. — Берегу пока.
— У меня также, — непроизвольно всхлипываю. — Мы просто умрем здесь от голода и жажды…
Отчаяние накатывает.
Немое, мучительное, страшное.
— Боже… Что дальше будет?..
Удивительный человеческий организм. В нем почти нет воды, но слезы каждый раз набегают на глаза. Не иссыхают.
— Не реви, Рик, не трать силы. Я что-нибудь обязательно придумаю. Сука… Подкоп дальше сделать не получается, фундамент мешает. Могу одно сказать — отличный был бы склад, хрен его когда затопит.
Я горько смеюсь и слабо откидываю голову на перегородку.
— Не надо тебе было за меня заступаться, Андрей.
— Даже говорить об этом не хочу. Вечно ты самая умная, Побединская! — в своей уничижительной манере рявкает Попов, но сейчас даже не раздражает.
— И тем более вступать с преступниками в конфликт. Они могли тебя отпустить, и у полиции появилась бы зацепка, где меня искать. Неизвестно, что теперь с нами будет…
— Нормально все с нами будет. Выберемся.
— Я умру от неопределенности. А как подумаю, что Влад с Колей не нашли Леона, мне жить не хочется!..
— Да что с ним будет, с твоим Леоном? Я ему рассказал, как двигаться по компасу и работать с картой местности. Ты ведь знаешь, что я спортивным ориентированием в юности занимался. Еще пошутил: «вдруг сбежать захочешь»? — посмеивается.
— Попов, твою мать! — бью кулаком по стене. — Поверить не могу, что ты учил Леона, как сбежать!.. Где твои мозги?
— Хм… А правда, он ведь мог и так перевернуть, — Андрей замолкает. — Прости, я не подумал… Хрен разберет эту молодежь. Зумеры, еб вашу мать!..
Качаю головой и невольно вспоминаю, как он бился за меня с похитителями.
Ничто не предвещало беды еще вчера утром, правда, появилась информация, что наш несчастный склад топит еще сильнее, и нужно было что-то решать с новым. Мы выехали в Нижний Новгород, чтобы заключить договор на земельный участок, и, как оказалось, здесь была ловушка — нас уже ждали два незнакомых автомобиля, из которых выскочили какие-то люди. Их было точно больше пяти.
Они довольно вежливо, но настойчиво предложили мне пройти с ними, я отказалась, завязалась потасовка. Испугалась страшно. Андрей выскочил из машины и даже ударил одного из похитителей.
Правда, потом получил за это как следует.
— Как твое лицо? — спрашиваю. — Еще болит?
— Херня.
— В любом случае спасибо, Андрей, — еще раз всхлипываю. — Я очень обижалась на тебя из-за Леона и того, что вы устроили в зале суда. Честно, была готова разорвать все отношения. И рабочие в том числе.
— Бабы… Вам лишь бы рвать, да?..
— Почему? Мы и ошибки признавать умеем. Просто не все и не со всеми.
— Объясни мне эту маниакальную потребность рушить то, что таким трудом наживалось. Почему вы годами ничего не говорите, а потом вдруг «готовы разорвать все отношения»?
— Ты ведь про Ирину? — вспоминаю его бывшую супругу.
— И про нее тоже. Вот жили мы …дцать лет. И все ее, заразу такую, устраивало. Ругались, да. Как и все в целом. Носки разбросал, про день свадьбы забыл, храпел ей в ухо, видите ли.
— «Синдром терпеливой женщины». Слышал про такой?
— Да откуда? Думаешь, нас в школе этому учат? На трудах? Вместо скворечников?
— Сначала кажется, что вы изменитесь. Непременно все наладится, станете внимательнее, добрее, влюбленнее. Потом как-то прикипаешь к вам. Живешь по накатанной: рожаешь детей, работаешь, пытаешься понять, на что-то закрываешь глаза. Беруши покупаешь, чтоб в ухо не храпел, — прикрываю глаза и протяжно вздыхаю. — А потом что-то происходит… в моем случае была измена, которая открыла мне глаза....