Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел

Хайдес делает два шага, опускается передо мной на колени, кладёт ладони мне на колени. Задирает голову, чтобы поймать мой взгляд:

— Переночуешь у меня и сегодня. Пусть он тут сдохнет. Плевать.

Я улыбаюсь.

— Ребята, пол правда очень неудобный. Вы же не оставите меня тут, а? — не унимается Арес. Слышно, как что-то грохнуло. Потом тишина и стон: — Чёрт, ударился задом о дверь душа.

Я подавляю улыбку и вздыхаю, собираясь сказать Хайдесу то, для чего «красивых» слов не существует. Лучше сразу к делу.

— Я останусь здесь на ночь.

Хайдес разевает рот:

— Что?

Я не обязана Аресу. И он ничего не заслужил. Но меня учили: доброта возвращается. Пока не возвращалась, если честно, но вдруг. Может, именно этот раздражающий тип и запустит мою колесницу удачи.

И ещё — мне нужно, чтобы он ответил на вопрос. Почему он выбрал такой способ прижать меня к стенке. Ответ есть, я это знаю. И если я ему ничем не обязана — он мне обязан.

— Ты не сможешь остаться, если я возьму тебя на руки, отнесу к себе и швырну в свою постель, — наконец заключает Хайдес, всё взвесив.

— Хайдес…

Я сокращаю расстояние и целую его в уголок губ — лёгким «чмоком».

Хайдес улыбается и отвечает на поцелуй. Я беру его за руку, веду к двери. Прижимаюсь спиной к полотну, он остаётся передо мной; одной рукой упирается в ручку у моего бока, другой — в стену у моего лица. Облизывает губы. Колеблется.

— Хейвен…

— Я знаю, — опережаю.

Он хмурится:

— Ты не знаешь, что я хотел сказать.

— Я знаю, что речь не о тебе. Дионис имел в виду не тебя. Не тот брат, который что-то скрывает.

Он стукается лбом о мой — горячее дыхание окутывает меня:

— Я никогда не сомневался в голове своей девушки.

Моей девушки.

Хайдес подаётся к моему уху, обводит его кончик языком и лёгким укусом берёт мочку:

— Моя девушка. I kopéla mou, — повторяет по-гречески.

Он касается поцелуем кончика моего носа и опускается к губам, прихватывая их зубами.

Я хихикаю по-детски, и Хайдес будто выдыхает с облегчением. Кладу голову ему на грудь, позволяю обнять меня в последнем «объятии на ночь».

— Afíste ton na koimitheí sto bánio, — шепчет он в мои волосы.

— И тебе.

Он напрягается:

— Как ты думаешь, что я сейчас сказал?

Мы отстраняемся, чтобы увидеть лица друг друга.

— «Спокойной ночи и сладких снов»?

Хайдес взрывается смехом и взъерошивает мне волосы:

— Это значит: «пусть спит в ванной».

Я провожаю его взглядом по коридору, пока он не сворачивает за угол и — увы — исчезает, оставив меня наедине с Аресом. Запираю дверь на ключ и оглядываюсь. Несколько раз стукаюсь затылком о стену — раз, другой, третий — и мысленно ругаю себя, что не ушла с Хайдесом. В итоге собираю волосы в высокий хвост и беру себя в руки.

Арес всё ещё распластан перед унитазом: одна рука на крышке, одна нога внутри душевой кабины. Его глаза тут же цепляются за меня.

— Привет, Коэнсоседка. Как ты? — слова тянутся, будто он всё ещё пьян. Вид у него паршивый.

— Нормально, спасибо.

— Это сейчас надо спросить меня.

Я открываю кран и плескаю на лицо ледяной водой. Умыться холодной — мой универсальный ритуал против любого дискомфорта; делаю так по нескольку раз в день.

— Раз уж настаиваешь: мне — хреново, — продолжает он.

— Отлично. Тогда лежи и не дёргайся.

Не добавляя ни слова, выхожу, хватаю его подушку и одеяло с односпальной кровати, на которой он должен спать. Кладу подушку на плитку, сверху расправляю одеяло. Арес не шелохнётся, но следит за каждым моим движением — будто не ожидал от меня такой любезности. Чуть приподнимает голову, позволяя подложить подушку, и снова расслабляется.

На лице расплывается довольная улыбка от внезапного удобства импровизированной постели:

— Спасибо, Коэн. — Он закрывает глаза, не переставая улыбаться. — Боже, голова всё ещё кружится.

Беру стакан — его, кажется, оставил Зевс у стаканов для щёток — наливаю холодной воды. Подношу и легонько трогаю его по ноге, заставляя открыть глаза:

— Пей. Полегчает.

Он послушно пьёт, не споря.

— Думаю, теперь у тебя всё есть, чтобы уснуть, — констатирую.

Он кривится:

— Одного не хватает. Поцелуя на ночь.

Я вздыхаю и, пока чищу зубы, просто игнорирую — у меня это отлично получается. Идеальная защитная реакция.

— Я сделал это, потому что думал, что ты такая же, как я, — лепечет он, уже наполовину в стране снов. — Что тебя радует хаос. Я ошибся. Это образ, который я придумал, наблюдая за тобой в шкуре Перси. Ты не такая, как я. Не полностью, по крайней мере.

Я сплёвываю ополаскиватель:

— Что ты имеешь в виду?

С трудом распахивает оба глаза, криво улыбается:

— Ты лучше.

Я усмехаюсь:

— Ласковые слова мало что меняют после того бардака, что ты устроил. — Я уже тянусь к выключателю.

— Это была ты, — бормочет он, глотая слоги. — В сиро… сиро… в орфано… орфанот… — слова цепляются за язык и разваливаются.

Я замираю с пальцем у клавиши. Что он несёт? Видимо, начался бред: алкоголь, разбитый желудок и полная отключка.

— Ладно, Арес. До завтра.

Я гашу свет ровно в тот момент, когда он неожиданно рявкает:

— Подожди! — громко, как ни разу за весь вечер. Я вздрагиваю и застываю, не двигая ни пальцем. В темноте возня, лающая ругань.

Потом — шорох по полу. Что-то скользит и ударяется мне в носок кросовок. Я наклоняюсь и нащупываю конверт. Пальцы дрожат, когда я его вскрываю: у меня плохое предчувствие.

Там — деньги из игры. Все.

— Зачем? — шепчу, надеясь, что он слышит.

Тишина затягивается так, что я уже думаю — уснул. Арес вздыхает:

— Потому что сегодня я понял две вещи: ты лучше меня. И я… может быть, не такой уж и говнюк, как ты думаешь.

Глава 23. НАУЧИТЬСЯ ТАНЦЕВАТЬ ПОД ДОЖДЁМ

Гиады — это группа нимф дождя в греческой мифологии, часто связанных с богом дождя Зевсом и обычно изображаемых как семь сестёр.

Звук электрогитары будит меня рывком. По комнате орёт до боли знакомая песня, так громко, что я чуть не лечу с кровати.

Потом врывается голос Ареса — орёт во всю глотку. И, сколько бы он ни кричал, я ловлю себя на мысли: поёт он отлично.

Это не объясняет, зачем устраивать весь этот бедлам в восемь утра. Сползаю с кровати в отвратительном настроении; ещё полусплю и едва не спотыкаюсь об одеяло. Спасаюсь в последний момент, ухватившись за дверцу шкафа.

Музыка льётся из ванной — дверь распахнута. Я сразу замечаю: на полу больше нет ни одеяла, ни подушки, которые я ему оставила. Видимо, убрал.

А потом взгляд цепляется за Ареса. На нём только белое полотенце, завязанное на бёдрах — слишком низко, так что видна V-линия паха. Грудь ещё мокрая — только что из душа. Он двигается перед раковиной, покачивая бёдрами в такт, мотает головой под ритм. Мокрые пряди разлетаются, забрызгивая всё вокруг — достаётся и мне.

Я высматриваю источник звука: та самая bluetooth-колонка, что была в театре. Он так ушёл в песню, что я ловлю момент, когда он, запрокинув голову, закрывает глаза и поёт; шмыгаю за его спину и тянусь к колонке.

— И что ты делаешь?

Я застываю с рукой в воздухе и выпрямляюсь — и оказываюсь зажатой между тумбой и его влажным телом.

— Уменьшаю громкость, Арес. У нас ванная превратилась в клуб.

Он недоволен. Я тянусь снова — он перехватывает запястье и удерживает на уровне моего лица:

— «Пожалуйста», Куколка, уже не в моде?

Я закатываю глаза. Фыркаю, дёргаюсь — и выскальзываю из хватки. Хватаю колонку и одним нажатием выключаю. На лице Ареса — детская обида.

— Песня не понравилась? Классика же. Should I Stay or Should I Go от The Clash.

Мне нужно пространство. Срочно смыться из ванной и подальше от Ареса, пока я не сорвалась.