Бурбон и секреты (ЛП) - Уайлдер Виктория

— Вот так. Подвинь задницу назад и позволь мне трахнуть тебя, малышка.

Перекинув свою ногу через мою, она открывается ещё шире, позволяет мне войти глубже. Мои пальцы ласкают ее клитор в одном ритме с тем, как встречаются наши бедра при каждом толчке. И через несколько секунд ее тело напрягается, а грудь перестает вздыматься, она задерживает дыхание, готовая вот-вот сорваться и кончить.

— Не останавливайся, — шепчет она, когда оргазм захлестывает ее, заставляя податься вперед и задрожать, пульсируя вокруг меня.

— Звуки, которые ты издаешь, когда кончаешь... — стону я, едва сдерживаясь.

Она улыбается моим словам, ее глаза закрыты, волосы растрепаны.

— Мне нужно повторить, — говорю я, меняя нашу позу, чтобы в этот раз я мог видеть ее лицо, когда она кончит. Теперь она подо мной, я раздвигаю ее ноги и снова проникаю в нее, целуя в плечо.

— О, черт возьми, Фокс, — выдыхает она, когда я вхожу до упора и даю ей секунду, чтобы привыкнуть.

— Я буду двигаться медленно, — говорю я, когда она поднимает подбородок, чтобы поцеловать меня. Я хочу, чтобы она кончила снова, поэтому медленно толкаюсь бедрами, продвигаясь глубже с каждым толчком. Это потно и сексуально, и ощущается так чертовски хорошо, что через несколько секунд ее киска сильно сжимается вокруг меня, вырывая у меня гортанный стон. Мой оргазм нарастает от кончиков пальцев, прокатывается по коже и обрушивается на меня так, что у меня перехватывает дыхание.

Влажность и тепло заливают ее, и она издает самый прекрасный звук наслаждения. Это самый интимный и уязвимый момент в моей жизни, когда ее глаза смотрят в мои, руки крепко обнимают меня, а дыхание такое быстрое, что я не могу его успокоить. В ее глазах стоят слезы, она тянется ко мне и ищет поцелуя, в котором я бы никогда не отказал. Наши губы и языки соединяются, словно мы скрепляем то, что произошло между нами. Подтверждение совершенства.

— Это было... — говорит она, и единственное, что я могу сделать — это снова поцеловать ее. Ответить ей единственным возможным способом, потому что это был не просто секс. Это перевернуло все мои представления и возвело произошедшее в абсолют.

Мы лежим в тишине, единое месиво спутанных и потных конечностей, прижавшись друг к другу, и только когда я слышу ее хихиканье, я открываю глаза.

— Ты улыбался с закрытыми глазами, — говорит она, проводя пальцем по моему носу и губам.

Я сжимаю ее пальцы и целую их, прежде чем сказать:

— Ты сделала из меня идиота. Может быть, даже слегка сумасшедшего. — На шатких ногах я встаю и беру полотенце из ванной, и тут меня осеняет. — Мы не предохранялись.

Она приподнимается на локтях, оглядывая свое тело.

— Меня это совершенно не беспокоит. Я предохраняюсь с восемнадцати лет, и... — Ее глаза встречаются с моими, когда она признается: — Кроме тебя, у меня был только один мужчина.

Я ошарашен, но не могу сказать, что несчастлив.

— Это безумие с моей стороны — ненавидеть того парня?

Она смеется, когда я вытираю ее бедра.

— Ты определенно ненавидишь того парня.

Она закрывает глаза и морщится.

— У меня не было никаких грандиозных планов относительно своей девственности, просто я не спешила ее терять, и вдруг мне исполнилось двадцать. Я училась в полицейской академии, а мой напарник заигрывал со мной. И мы просто сделали это. Пару раз, но я не хотела большего.

— Пожалуйста, скажите мне, что твоим напарником был не Кортес. — Я прищуриваюсь, глядя на нее.

— Моим напарником был не Кортес? — повторяет она, и в конце ее голос срывается.

— Да, я его чертовски ненавижу, — говорю я, когда она встает и целует меня в губы, прежде чем уйти в ванную. Я откидываюсь на подушки и думаю о том, что у меня нет права ревновать к кому-то из ее прошлого — не тогда, когда у меня тоже оно есть.

Она возвращается в комнату и поднимает с пола свое платье, но, прежде чем успевает подумать о том, чтобы надеть его, я сажусь и притягиваю ее к себе.

— Ты никуда не пойдешь.

— Я, конечно, не обратила внимания, когда мы пришли сюда, но это не твоя комната.

— Это гостевая спальня. Но это моя комната. Я больше не пользуюсь главной... — И когда я это говорю, понимаю, сколько сплетен она слышала, но она понятия не имеет, что произошло в ночь, когда умерла Оливия, или о разговоре, который я вел перед тем, как столкнулся с ней на краю кукурузного поля.

Глава 29

Фэй

Он вглядывается в мое лицо. Самое большее, что я знаю, — это то, что Оливия умерла в ту же ночь, когда я целовала и шантажировала его. Это было единственное, о чем говорил Фиаско в последующие дни после того, как я похоронила тело, — Оливия Фокс, скончавшаяся на своей кухне от аневризмы головного мозга. Она была слишком молода, слишком полна жизни, и это случилось без предупреждения. Именно такой мне всегда казалась смерть.

Я ненавижу ту ночь по многим причинам, но еще больше ненавижу за то, как сильно она ранила его.

— Знаешь, когда я впервые увидел тебя, ты уничтожала персик, — говорит он, проводя пальцами по лицу, чтобы показать, что именно он имеет в виду под уничтожением.

Я фыркаю от смеха и устраиваюсь рядом с ним.

— Тебе либо было наплевать, либо это было настолько хорошо. И я помню, как подумал, что хочу быть таким же. Перепачканным и не заботящимся о чистоте... Не пойми меня неправильно. В моих мыслях не было ничего непристойного или сексуального. Я просто был впечатлен. — Он протягивает руку и проводит пальцем по костяшкам моей ладони. Простое прикосновение в месте, которое не должно иметь значения, но его мягкость заставляет меня снова хотеть его. — Это был первый летний фермерский рынок, за несколько недель до того, как я столкнулся с тобой на кукурузном поле.

— Я помню тот фермерский рынок. — Я нежно улыбаюсь. — И те персики. Это было за пару недель до моего возвращения домой из Франкфорта. Я приехала, чтобы отпраздновать двадцатилетие Мэгги. Мы уничтожили персиковый коблер22, который моя мама приготовила из этих персиков. А потом заснули на веранде после слишком большого количества выпитых шотов.

Его улыбка не достигает глаз и не вызывает ямочки на щеках.

— Моя жизнь тогда казалась очень... — Он смотрит на круги, которые продолжает выводить на моей коже. — Все было не так уж плохо. Просто я никогда ни в чем не терпел неудач, особенно в том, что обещал сделать.

Я придвигаюсь ближе, но ему этого недостаточно, поэтому он подхватывает меня за бедра и укладывает на себя. Между нами воцаряется тишина.

— Что ты обещал? — спрашиваю я. Когда я провожу пальцами по его волосам, его глаза закрываются.

— Что я буду любить свою жену. Несмотря ни на что. Буду любить. А я этого не сделал. По крайней мере, недостаточно хорошо.

Я хмурюсь.

— Она спала с кем-то другим, — признается он, и мои пальцы замирают. — Может, и не с одним, она не уточнила. Только то, что она собирается жить дальше. И это означало, что без меня.

Я не ожидала, что он скажет такое. Любой, кто знал Линкольна и Оливию Фокс, сказал бы, что они были влюблены и счастливы.

Его глаза встречаются с моими, полными печали, и он подталкивает мою руку, чтобы я продолжила делать то, что делала. Когда я понимаю, что его это успокаивает, что-то в этом успокаивает и меня.

— Мы мало говорили друг с другом. Очень. После рождения Ларк мне казалось, что она меня ненавидит. Ни один из нас не делал ничего правильно, по мнению другого. Бывали моменты, когда мы были счастливы, но... — Покачав головой, он продолжает рисовать на верхней части моей руки и вокруг запястья. — Я думал, что это просто тяжелый период. Что нам нужно преодолеть это. Но я отдалился. Задерживался на работе. Наши отношения не стали для меня приоритетом. Я делал то, что у меня получалось — производил бурбон, был отцом, развивал наш бизнес. Но, оглядываясь назад, могу сказать, что это был неправильный выбор. Она сказала: «Все кончено. Нас больше нет. И у меня нет желания что-то исправлять. Я перестала любить тебя давным-давно.». Я никогда этого не забуду, потому что это были последние слова, которые она мне сказала.