Прекрасный кошмар (ЛП) - Роберт Кэти

— Поговорить? — я моргаю. — Но зачем тебе со мной разговаривать? Тебя явно привлекает эта форма.

— Да. Очень, — он скользит по мне взглядом, словно не может сдержаться. — Но, думаю, я немного романтик. Мне нравится узнавать людей, с которыми я занимаюсь сексом. Не говоря уже о том, что не каждый день мне выпадает шанс поговорить с демоном.

Я прикусываю нижнюю губу. Вряд ли у меня будет ещё больше проблем, если я с ним поговорю. Портал продержится до рассвета, а до него ещё несколько часов. По правде говоря, Калеб мне тоже интересен.

— Чем ты занимаешься, когда тебя нет здесь? — я обвожу рукой его комнату.

— Я педиатр.

Мои глаза расширяются.

— Ты работаешь с детьми? Постоянно? Каждый день?

Роли, связанные с воспитанием, обучением и исцелением детей-демонов, пользуются большим спросом. Даже если бы я отлично справлялась со своей работой, быстро продвигалась по карьерной лестнице и набиралась сил, я бы ещё много веков не смогла претендовать на одну из этих должностей. Я никогда этого не добьюсь. Но работать в основном с маленькими детьми? Это похоже на мечту, если бы кто-то осмелился позволить себе мечтать.

Теперь его очередь моргать.

— Да, — парень проводит рукой по своим коротким рыжим волосам, внезапно смутившись. — Большую часть моей работы составляют осмотры детей по мере их взросления: я делаю прививки, убеждаю родителей, что они всё выполняют правильно, и помогаю им справляться с ситуациями, когда происходит что-то более серьёзное. Последнее случается довольно редко, и это здорово. Я занимаюсь этим всего десять лет, но даже за это время я получил огромное удовольствие, наблюдая за тем, как взрослеют дети.

Десять лет кажутся мгновением, но для людей это довольно долгий срок. Особенно если врачам приходится так долго учиться. Это также значит, что Калеб немного старше, чем я думала, ему уже за тридцать. Значит, что половина его жизни уже позади. От этой мысли мне становится не по себе.

Я заправляю прядь волос за ухо и отгоняю от себя эту мысль. Люди не живут так долго, как демоны. Я это знаю. Все это знают. Это просто факт. Нет причин, по которым я должна чувствовать себя так неловко.

— А ты? — он наклоняется вперёд, его глаза горят интересом. — Я знаю, что всё пошло не так, как ты хотела, но ведь твоя жизнь наверняка очень интересная.

Я закатываю глаза, прежде чем успеваю подумать.

— Думаю, это зависит от того, что ты считаешь интересным. С моей точки зрения, это довольно скучно. Я провожу много времени в одиночестве.

Не стоит ожидать, что он поймёт. И он явно не понимает.

— Что ты имеешь в виду? Ты была здесь всего несколько раз. Наверняка в свободное время ты занимаешься чем-то другим.

— Не совсем, — я провожу рукой по лицу. Кажется, что всё в Калебе направлено на то, чтобы подчеркнуть мои недостатки. Я знаю, что это не так. Проблема не в нём, а во мне. Так было всегда. — Я не вписываюсь. Я зацикливаюсь на не тех вещах и задаю слишком много вопросов, что часто нарушает границы, о существовании которых я даже не подозревала, — все мои ошибки за эти годы всплывают на поверхность, давя на меня изнутри. — Когда я была молодой, мои странности терпели, но только взрослые и старики. Дети, независимо от их вида, всегда знают правду. А правда заключалась в том, что я не вписываюсь в общество. И никогда не вписывалась.

Вместо того, чтобы отвернуться от меня с явным отвращением, Калеб излучает сочувствие, мягкое, нежное и совершенно несъедобное.

— Дети могут быть жестокими, даже если не хотят этого.

— Это не имеет значения, — пожимаю плечами, пытаясь притвориться, что мне всё равно, но мои плечи слишком напряжены, чтобы ложь выглядела убедительно. — Я пыталась влиться в коллектив, но это так утомительно — отрезать от себя частичку, чтобы окружающим было комфортнее.

— Так и есть, — в его голосе слышится понимание и ещё больше сочувствия. — Прости. Я поддался любопытству, вместо того чтобы подумать о твоих чувствах.

Я снова пожимаю плечами, но на этот раз делаю это более искренне.

— Мне нравится твоё любопытство. Что ты хочешь узнать о том, каково быть демоном? — по крайней мере, на этот вопрос я могу ответить. Неважно, плохой я демон или нет, я прошла ту же подготовку, что и все остальные. Более того, мне пришлось потратить много времени, наблюдая за своими собратьями, нашими инструкторами и Ральфом, пытаясь понять, как изменить себя, чтобы они одобрили.

Любопытство Калеба поистине восхищает. К тому же он умён и задаёт вопросы о том, как устроено наше общество, как работают мои силы, какие эмоции можно есть и даже каковы они на вкус. Его сбивает с толку тот факт, что мы формируемся как младенцы, а не рождаемся от других демонов. Когда мы возвращаемся к теме нашего воспитания, он откидывается на спинку кровати и сдавленно смеётся.

— Честно говоря, немного удручает, что у демонов всё лучше, чем у нас, людей. Ни один ребёнок не голодает? Обо всех заботятся? И о стариках тоже?

Теперь моя очередь смеяться.

— Старейшины — самые могущественные из нас. Конечно, со временем они угасают, но даже в этот период только глупец станет перечить кому-то из них, — я улыбаюсь. — И да, о наших детях заботятся. Они — наше будущее.

— Да, именно так, — Калеб становится ещё красивее, когда чем-то воодушевлён. Его руки и лицо оживают, а рвение буквально заполняет пространство между нами. — Я много работаю волонтером в сообществах, которые не могут позволить себе визиты к врачу, но это абсурд — заставлять их платить за здоровье своих детей. Мы подаём петиции, звоним и устраиваем марши, а люди, которые принимают решения, продолжают делать самое жестокое, что только можно сделать в любой ситуации, — вот так просто в нём гаснет огонёк, и его плечи опускаются. — Мы действительно живём в тяжёлые времена.

— Мне жаль, — и мне правда жаль. Я знаю историю человечества в общих чертах. Более подробное образование получают те, кому суждено проводить больше времени среди людей. Демону сонного паралича не нужно много знать, чтобы внушать людям достаточно страха и не голодать.

Кажется, что прошло всего несколько минут, когда Калеб смотрит на часы и вздыхает.

— Мне очень нравится с тобой разговаривать, но ты сказала, что у нас есть время только до рассвета, а этот срок быстро приближается, — он снова краснеет. — Как я уже говорил, мы не обязаны это делать. Прежде чем ты спросишь, скажу, что я хочу этого, но не хочу, чтобы ты чувствовала давление.

Осознаёт ли Калеб, насколько он очарователен? Скорее всего, нет, судя по тому, каким неловким он вдруг стал. Я с опозданием осознаю, что предложение сесть ему на грудь, вероятно, имело подтекст, который я не до конца понимаю, поэтому я иду на компромисс.

— А что, если мы начнём с поцелуя?

Парень тут же оживляется.

— Поцелуй — это прекрасно, — во время нашего разговора мы сидели, скрестив ноги, лицом друг к другу, но он вытягивается, а затем опускается на колени. При этом что-то хрустит, и он морщится. — Старая травма. Не волнуйся.

Я ни в коем случае не хочу ставить его в неловкое положение — в данном случае буквально — и причинять ему боль. Прежде чем Калеб успевает что-то сказать, я подхватываю его на руки и падаю вместе с ним на кровать. Он тут же напрягается, и я проклинаю себя за импульсивность.

— Прости. Снова. Я пыталась помочь.

Калеб несколько раз вдыхает и выдыхает.

— Джемма, похоже, нам суждено постоянно извиняться друг перед другом. Ты меня удивила. Вот и всё, — он протягивает руку и осторожно обхватывает моё лицо. Это похоже на то, как он держал меня за запястье, только намного лучше. Всё моё тело трепещет от того, как парень проводит большим пальцем по моей правой скуле. Он делает паузу. — Эм, прежде чем я тебя поцелую, мне правда нужно знать, сколько тебе лет. Я надеюсь, ты понимаешь.

Понимаю. Сразу. У меня вырывается смешок.

— Я не юная ни по твоему, ни по моему определению. Мне семьдесят лет, Калеб. Демоны становятся совершеннолетними в пятьдесят. Я взрослая и даю на это такое же согласие, как и ты, — я наклоняюсь к нему. — Я никогда раньше не занималась сексом с человеком, но я не новичок в сексе как в понятии или действии. Просто… с демонами всё по-другому.