Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория Washincton

Я — Рэн, девочка, которая всегда умела постоять за себя. С детства привыкла: если ты из бедной семьи, в этом городе тебя попытаются поставить на место. Что ж, я научилась не сгибаться. Гордая, храбрая — так обо мне говорили. И я верила в это о себе самой, пока шёпотки за спиной не начали ранить так глубоко.

Кай осторожно накрыл мою руку своей ладонью. Его пальцы были тёплыми, надёжными. Я подняла глаза — в его взгляде читалась тревога. Он знал, как мне сейчас плохо.

— Всё пройдёт, слышишь? — мягко сказал он, сжимая мои пальцы. — Они устанут болтать. А я рядом.

Я хотела улыбнуться ему в ответ, но губы не слушались. Только кивнула, стараясь вложить благодарность в этот кивок. С Каем я чувствовала себя в безопасности. Он всегда был на моей стороне — искренний, верный. Ему я доверяла даже те секреты, что терзали по ночам. Почти все.

Послышался телефонный звонок — громкий, пронзительный в тишине нашего столика. Кай поморщился и вытащил из кармана вибрирующий телефон. Бегло взглянув на экран, тихо выдохнул:

— Извини, это на минуту.

Я кивнула, отпуская его руку. Кай встал.

— Я сейчас, ладно? — Он легонько коснулся моего плеча и направился к выходу, уже отвечая на звонок.

Дверь за ним закрылась, приглушив его голос. Я осталась одна за нашим столиком, и окружающие звуки сразу стали громче. Чьи-то голоса, звон посуды, шипение кофемашины — всё разом нахлынуло, когда исчез уютный кокон, созданный Каем. Я вздрогнула, будто проснувшись от забытья. Огляделась: никого знакомого рядом не было, лишь пара студентов за соседним столиком. Они сидели бок о бок, склонившись друг к другу, оживлённо переговариваясь о чём-то. Меня они, похоже, не замечали.

Я опустила взгляд, не желая ни с кем встречаться глазами. Сейчас мне хотелось просто дожить до возвращения Кая, спрятавшись за занавеской своих волос. Но тут до меня донеслось знакомое слово:

— …Рэн…

Моё имя.

Сердце екнуло; я затаила дыхание и вслушалась, хоть совесть и шептала: не подслушивай. Но я уже не могла остановиться.

— …говорят, Рэн специально охмурила того профессора, чтобы себе оценки поднять, — донёсся насмешливый шёпот. — Да, я сам слышал, и не от одного человека.

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Так вот что они про меня сочиняют. Гадко, до тошноты. Каждую оценку я заслужила бессонными ночами и упорством — а теперь они превращают мой труд в грязь.

— Ты серьёзно? — откликнулся второй голос с недоверием. — Может, это просто сплетни? Мало ли что болтают.

— Нет, не просто, — первый собеседник понизил голос, но я всё равно отчётливо расслышала каждое слово. — Это не сплетни — всё Коул рассказал. Я точно знаю.

Удар. Словно кто-то невидимый ударил в грудь. Я замерла.

Коул. Все-таки я права.

Это имя прозвучало громче всех шумов кафе. Коул… В ушах зазвенело. В горле поднялась горькая волна. Это он. Он. Не сплетни, а его рук дело. Стоило Коулу захотеть — пара звонков, несколько намёков, и твою репутацию разнесут в прах. Он умел дёргать за ниточки и рушить чужие жизни из тени. И вот теперь решил взяться за мою.

Я сжалась, впившись пальцами в колени под столом. Сердце пропустило удар, потом забилось где-то в горле — гулко и часто. Я неправильно расслышала? Может, показалось?

Но студенты продолжали, теперь ещё тише, почти скрывая слова от посторонних:

— Говорят, он разозлился на неё из-за… сам знаешь чего.

— Да уж, Коул если взялся — доведёт до конца, — усмехнулся первый. — Никому не поздоровится.

Дальше их фразы утонули в шипении кофемашины. Но и не нужно было больше слов. Я всё поняла. Поняла — до ледяной ясности.

В голове вспыхнули образы — холодные серые глаза, тонкая усмешка. Коул. Когда-то он смотрел на меня иначе. Когда-то я видела в нём человека… того, кем он, возможно, мог бы стать. Знала ли я, на что он способен? Догадалась бы, что всё зайдёт так далеко?

Глупая.

Меня била мелкая дрожь. Я опустила голову, пряча лицо. Внутри, под рёбрами, медленно закипала ярость — густая, тёмная. И боль, тягучая, изматывающая. Сколько же можно терпеть? Я думала, что после всего, что было между нами, Коул оставит меня в покое. Что у него хватит гордости не опускаться до мелкой мести. Ошиблась.

Подступившие слёзы жгли глаза, но я моргнула, прогоняя их. Не здесь. Не сейчас. Я не дам им, ему, никому видеть мою слабость.

Гул в кафе накатывал урывками, обрывками фраз. Где-то стукнула ложечка, кто-то засмеялся, тень прошла за окном. А я сидела неподвижно, каменная, пока внутри всё рвалось на части.

Это он… — стучало в висках. Каждый удар сердца отдавался эхом: он, он, он. Коул. Дышать стало трудно — воздух будто превратился в густой дым. Я сделала медленный вдох, затем выдох. Не рухнуть. Не взорваться. Держись.

Кай уже возвращался — краем глаза я уловила его силуэт у входа. Быстро провела ладонями по лицу, словно стирая следы. Надела маску.

— Рэн? — Кай опустился на стул напротив. Он вглядывался в меня, нахмурившись. — Ты как? Бледная какая-то…

Его голос дрогнул от беспокойства, и от этого ком подступил к горлу с новой силой. Я не могла говорить. Если сейчас открою рот — либо закричу, либо разрыдаюсь. А ни того, ни другого я не позволю.

— Всё нормально, — тихо ответила я, не узнавая собственный голос. Звук будто исходил откуда-то издалека. И слишком ровный, слишком пустой.

Кай не поверил — он знал меня слишком хорошо. Его рука снова нашла мою и осторожно погладила большим пальцем мои костяшки.

— Что-то случилось, пока меня не было? Ты услышала… что-то неприятное?

Он догадался. Конечно догадался — вокруг и стены шептались. Я сжала губы. Заговорить сейчас означало сорваться. Шквал эмоций бился внутри, как загнанный зверь в клетке.

— Рэн, милая… — Кай подался вперёд, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Я отдёрнула руку из его ладони — не резко, но ему этого хватило. Он застыл, растерянно моргая. Я никогда раньше не отталкивала его.

— Мне… нужно побыть одной, — выдавила я наконец, вставая из-за стола. Стул скрипнул о кафель, когда я отступила на шаг.

Кай тоже вскочил, пытаясь меня остановить:

— Подожди, пожалуйста. Не уходи вот так. Мы вместе со всем справимся, ты же знаешь…

Его голос дрожал от искренней тревоги. Ещё чуть-чуть — и я сорвусь. Передо мной стоял дорогой мне человек, готовый разделить мою боль, а я едва держалась, чтобы не выплеснуть эту боль наружу. Но я не могла. Не сейчас.

— Прости, — прошептала я, избегая его взгляда. — Я должна… мне надо одной. Прости, Кай.

Я обошла его, почти касаясь плечом, и поспешила к выходу. Шаг, ещё шаг — и вот уже прохладный уличный воздух ударил в разгорячённое лицо. Дверь кафе мягко закрылась за спиной, отрезая зов Кая: кажется, он окликнул меня по имени, но слова потонули в шуме крови в ушах.

Я остановилась на тротуаре. Мир вокруг продолжал жить своей жизнью: мимо проехала машина, на углу смеялись какие-то девушки, ветер шевелил пожелтевшие листья на деревьях. Обычный день. Только для меня он уже не был обычным. В груди клокотало столько ярости и боли, что казалось — удивительно, как этого не видят прохожие. Перед глазами всё плыло. Я зажмурилась, сделала ещё вдох.

Не здесь. Дальше. Шаг за шагом, словно на автопилоте, я пошла вдоль улицы прочь от кафе. Я держала спину прямо, голову высоко — со стороны, наверное, выглядела вполне спокойной, просто гуляю одна. Никто не мог знать, что внутри меня в этот момент бушевал шторм.

Слёзы так и не прорвались наружу. Только ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы. Боль — физическая — помогала не расплакаться. Я шла, глотая сухой воздух, и повторяла мысленно одно: это он, это он, это он…

Коул. Я обещала себе, что не сломаюсь. Не позволю ему победить. Не позволю уничтожить меня слухами или чем бы то ни было.

Но в тот момент… В тот момент мне хотелось кричать. Хотелось разрывать осенний воздух надрывным, звериным воем. Хотелось метаться, как раненому зверю, который ищет спасение и не находит.