Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани

— Ты ненасытен.

— А ты неотразима.

Векс быстро встал. Вода стекала по его телу и переливалась через бортики ванны, но он едва замечал это, когда обхватил руками бедра Кинсли и приподнял ее, притягивая к себе так, что ее ноги оказались по обе стороны от его талии. Она ахнула и обвила его руками, обхватив икрами его бедра.

Он вышел из ванны на покрытый мхом пол. Когда он направился к двери, магия закружилась вокруг их тел, дразня кожу прохладным воздухом, который уносил влагу. Дрожь Кинсли едва не свела его с ума, но он каким-то образом сохранил решимость.

Векс отнес свою пару в спальню, зажег огонь еще одной искрой магии и подошел к кровати. Едва ли осознанно он приказал одеялам откинуться назад. Он уложил свою пару и забрался рядом с ней. Обняв ее, он прижал Кинсли к себе, положив ее голову себе на руку, и последним всплеском магии укрыл их тела одеялом.

Он поцеловал ее в лоб.

— Спи, чтобы поскорее наступило утро и я снова мог обладать тобой.

Кинсли рассмеялась и приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него сверху вниз. Ее мягкие волосы упали ему на плечо.

— Полагаю, тебе предстоит наверстать упущенное за столетия воздержания.

Векс поймал прядь ее волос и накрутил себе на палец.

— Я не испытывал ни малейшего стремления к плотским утехам. Только с тобой.

Улыбаясь, она промурлыкала и слегка провела кончиками пальцев по его брови, прежде чем задержать их на шрамах.

— У них есть какое-то значение?

— Мы, гоблины, — существа фейри, но немногие из нас владеют настоящей магией. Считается, что те, кто владеет, обречены на величие. В моем клане дети, которые демонстрировали магические способности сверх обычных, были отмечены такими шрамами. Мне сказали, что мой талант к иллюзиям проявился еще до того, как я научился ходить. Ожидалось, что однажды я принесу престиж и власть нашему клану, и эти знаки должны были означать благословение, которое я получил, и благословения, которые я однажды принесу.

— У кого-нибудь еще были такие отметины?

— Несколько человек в моем клане, они были старейшинами. Большинство кланов гоблинов, с которыми я сталкивался, могли похвастаться хотя бы одним таким человеком. Колдуны, шаманы, маги… Хотя их титулы различались, все они пользовались одинаковым уважением и признанием.

Она провела пальцем по одному из извилистых шрамов.

— Должно быть, это было больно, особенно для ребенка.

— Я полагаю, что так и было, — ответил он с мягкой улыбкой, нежно потянув ее за волосы, пока она не приблизила свое лицо ближе, — но я этого не помню.

Векс приподнял подбородок и поцеловал ее в губы. Она прильнула к нему, раскрываясь навстречу, и он застонал от ее вкуса. Запустив пальцы в ее волосы, он притянул Кинсли к себе еще глубже в поцелуе. Их губы ласкали и покусывали друг друга, а языки скользили и танцевали. Он наслаждался ощущением ее мягких грудей на своей коже, дразнящим прикосновением ее затвердевших сосков, прикосновением ее ноги, когда она подняла ее над ним, жаром ее влагалища, прижатого к его бедру.

Он жаждал большего от нее. Он жаждал погрузить свой член между ее бедер, почувствовать, как ее влагалище обхватывает его, затрепетать в пламени ее желания и страсти.

Но сейчас он не мог довольствоваться ничем, кроме этого поцелуя. Ради нее.

Кинсли прервала поцелуй, но не отстранилась, молча глядя ему в глаза.

— Ты сказал, что между нами больше не будет секретов, — наконец произнесла она.

— И я не шутил.

— У меня есть кое-что, в чем я хочу тебе признаться.

Он нахмурился.

— В чем дело, мой лунный свет?

Она заговорила после недолгого колебания, и в ее голосе прозвучали горечь, уязвимость.

— Когда ты нашел меня, мое сердце было разбито, и я едва держала осколки вместе. Ты спас мне жизнь. Это была твоя часть нашего договора, это было все, что ты должен был сделать. Но… ты сделал для меня гораздо больше. Ты залечил мое сердце, Векс. Трещины заживают благодаря тебе, и впервые все осколки стоят там, где им и положено быть. И я не понимаю, как они держатся вместе, потому что я чувствую себя такой, такой… наполненной. И я отдаю тебе свое сердце на хранение. Я знаю, ты будешь защищать его так же яростно, как защищал меня, — она коснулась губами его губ и прошептала: — Я люблю тебя, Векс.

Эти слова дошли до Векса, и все внутри него замерло — его сердце, его легкие, его мысли. Тепло расцвело в его груди, распространяясь немного дальше с каждым ударом, когда его сердце возобновило биение. И с этим теплом пришло растущее чувство наполненности… завершенности.

Любовь.

Подходило ли это слово для описания всего его восторга, его страха, его тоски, всех беспорядочных эмоций, поселившихся в нем? Было ли это то слово, которое охватывало его обожание и преданность этой женщине, его потребность в ней? Объясняло ли это, почему при мысли о том, что он может потерять ее, у него защемило в груди и учащенно забилось сердце?

Да. Да, это было именно так и даже больше, и он никогда не понимал этого до этого момента. Никогда бы он не подумал, что такое маленькое слово значит так много.

И когда он посмотрел ей в глаза, то увидел, что в них сияет любовь, только для него.

Векс поцеловал ее, медленно и нежно, наслаждаясь ее вкусом. Что-то новое зарождалось в его груди. Последний секрет, который он хранил, последнюю часть себя, которую он прятал. Но он знал, что пришло время.

— Мой лунный свет… То, что королева вырвала у меня силой, я отдаю тебе добровольно.

Он повернул лицо так, что его губы оказались рядом с ухом Кинсли, и прошептал имя, которое произносил вслух всего один раз в жизни. Это имя гнездилось в центре его души, имя, которое составляло его существо, которое привязывало его к самой вселенной.

Кинсли посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Затаив дыхание, она сказала:

— Это…

— Мое настоящее имя, — тихо ответил он. Он чувствовал, как это имя звучит в ней, становится ее частью, становится с ней единым целым. — Оно твое, Кинсли. Но я все же хотел бы, чтобы ты называла меня Вексом, потому что Векс нашел тебя, спас тебя, и ты спасла его. И Векс влюбился в тебя.

Слезы навернулись на эти прекрасные глаза цвета барвинка, и его сердце сжалось.

— Кинсли…

Она закрыла глаза и прижалась губами к его губам, целуя крепко, отчаянно, и он ответил на поцелуй так же пылко, обхватив рукой ее затылок. Несмотря на его сдержанность, желание к ней не угасло, и теперь оно возродилось с ошеломляющей силой. Его и без того возбужденный член затвердел еще больше.

Подняв голову, Кинсли оседлала его талию, положив руки по обе стороны от его головы. Она встретилась с ним своим похотливым взглядом, опускаясь все ниже, пока головка его члена не вошла во влажную, блаженную теплоту ее влагалища.

Векс оскалил зубы и быстро схватил ее за бедра обеими руками, успокаивая ее.

— У меня нет желания причинять тебе боль, Кинсли.

— Ты не сделаешь этого. Я хочу, Векс. Ты нужен мне.

— Ах, мой лунный свет. Я могу отказать тебе не больше, чем самому себе, — крепче обхватив ее, он медленно потянул вниз, с волнением ощущая, как ее тугая плоть смыкается над его бугорками, наслаждаясь ее стоном и тем, как напряглось ее тело. Он содрогнулся от крайнего удовольствия, когда она наконец полностью уселась на него.

— Любовь моя, — застонал Векс, приподнимая бедра, вжимаясь в нее еще глубже, — Ты — все, чего я желаю.

ГЛАВА 34

Кинсли провела кончиком пальца по корешкам книг, стоявших на одной из верхних полок библиотеки. Она ощупала углубления в переплетах, где были выгравированы загадочные руны и тайные символы, значение которых продолжало ускользать от нее. Хотя она могла понимать любой язык, который слышала, надписи в этих книгах оставались такими же нечитаемыми, как и прежде.

Итак, Векс взял на себя роль рассказчика. За последний месяц, когда они лежали, прижавшись друг к другу в постели, полулежа в тени дерева на улице или сидя перед уютным камином, он много раз читал ей вслух, оживляя слова с помощью своего мягкого голоса и мастерских иллюзий. Он превращал сюжеты, что должны были быть скучными, в нечто волшебное и незабываемое.