Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани

ГЛАВА 5

Хотя казалось, что Кинсли только что закрыла глаза, она уже проснулась от тусклого дневного света, льющегося в окно.

В обмен на спасение твоей жизни ты должна родить мне ребенка.

Она моргнула.

Когда я вернусь завтра, ты встретишь меня радушно. Ты будешь благодарна.

— О, к черту это дерьмо, — Кинсли приподнялась на колени, подняла кулаки и напрягла мышцы, готовая к драке, оглядывая комнату. Нигде не было видно человека-тени с ярко-красными глазами. Исчезла даже скалка, которую он отбросил в сторону.

Было ли это сном?

Нет. Это было наяву. Он был настоящим. Каким бы сказочным ни казалось все происходящее после аварии, все это было каким-то образом очень, очень реальным.

— Выходи!

Только тишина была ответом на ее требование.

Не опуская рук, Кинсли сползла с кровати и попятилась к выходу.

— Я сказала, выходи!

Подойдя к двери, она взялась за ручку и потянула, чуть не упав от облегчения, когда дверь открылась. Высунув голову в комнату за дверью, она посмотрела по сторонам, обнаружив, что там так же тихо и безлюдно, как и раньше.

Кинсли вышла из спальни и тихо прикрыла за собой дверь, стараясь производить как можно меньше шума. Она съежилась, когда дерево царапнуло раму.

Не делай вид. что секунду назад ты не кричала, Кинсли.

Убедившись, что тишина продолжается, она сделала несколько глубоких, укрепляющих вдохов и двинулась вперед. Глаза непрерывно осматривали окрестности, пока она обходила дерево, проходила мимо закрытой двери справа и, наконец, спускалась по ступенькам в фойе. Все это время ее мозг настаивал на том, что какой-то теневой монстр прячется за следующим углом или крадется прямо за ней.

Тот факт, что там ничего не было, каждый раз, когда она оглядывалась назад, не приносил утешения.

Не утешало ее и то, что кто-то — или что-то — наблюдает за ней.

От избытка адреналина задрожала рука, когда Кинсли потянулась к ручке входной двери, но она не колебалась. Она рывком открыла ее и выбежала из коттеджа. Кинсли, не осмеливаясь оглянуться, двинулась по тропинке вглубь леса.

Ее дыхание участилось, руки двигались сильно и быстро, а ноги топали по земле. Она почти не чувствовала боли от острых камешков и сучьев, впивающихся в ступни. Ею двигала потребность бежать, сбежать. Чтобы выжить.

Не имело значения, что она понятия не имела, где находится и куда направляется. Любое место было лучше, чем… чем этот хренов сценарий.

Она огибала деревья и валуны, перелезала через перекрученные, покрытые мхом корни и поваленные бревна. Ветки цеплялись за ее длинные волосы и ночную рубашку. Бедра горели, грудь болезненно вздымалась, а бок ныл от напряжения, но она продолжала двигаться. Если она продолжит спускаться по склону, то в конце концов доберется либо до озера, либо до реки, соединенной с ним. Оттуда она могла следовать вдоль воды, пока не заметит дорогу, или другой дом, любой признак цивилизации, кроме кошмарного коттеджа.

Кинсли метнулась между двумя высокими стволами.

— Нет, — прохрипела она, колени почти подогнулись, когда она остановилась. Ее грудь вздымалась от отчаянных, неровных вдохов. — Нет, этого не может быть. Я… Нет.

Коттедж стоял перед ней.

Кинсли покачала головой и посмотрела на лес вокруг. Она не сворачивала с пути, а направлялась прямо. И все же деревья, мимо которых она только что прошла, эти огромные, стоящие бок о бок стволы, исчезли. Как это было возможно? Деревья не могли просто так… исчезнуть!

Нет, не буду об этом думать.

Повернувшись, она побежала обратно в лес.

Грудь сдавило, боль в боку усилилась, а пот струился между грудей, по спине и вискам. Тем не менее, она заставляла ноги продолжать двигаться.

Несмотря на всю выносливость во время пеших прогулок, она не была бегуньей — особенно по такой неровной местности, и особенно босиком. Быстро наступило истощение, от которого ее конечности отяжелели, а движения стали все более вялыми. Поэтому, когда она подняла ногу недостаточно высоко, чтобы перемахнуть через выступающий корень, она зацепилась и поняла, что несется навстречу земле.

Кинсли вскрикнула и выбросила вперед руки, чтобы удержаться на ногах. Они приняли на себя основную тяжесть удара, прежде чем она перекатилась на спину. Камни, корни и палки впились в ее тело, ладони и колени обожгло.

— Черт возьми! — вырвалось у нее, она зажмурилась и прижала руки к груди.

Вставай, Кинсли. Двигайся.

Открыв глаза, она уставилась на навес над головой. Сквозь листья, которые покачивались на легком ветерке, не достигавшем лесной подстилки, были видны отблески унылого серого неба.

Она застонала, садясь. Каждая частичка тела болела, но сначала Кинсли обратила внимание на руки. Ее ладони были красными и грязными, а кожа в одном месте была порезана веткой, но в остальном они были в порядке. Она чувствовала, что в волосах застряли листья и мусор, а ступни, руки и ночная рубашка были измазаны грязью. Она вытерла руки чистым кусочком ткани, добавив на него малиновый мазок.

Кинсли повернулась на четвереньках, чтобы подняться на ноги, но замерла.

Коттедж снова стоял перед ней.

— Нет! — закричала она, стукнув кулаком по земле. — Нет, нет, нет! Черт!

Тяжело дыша, она зарылась пальцами в землю и уставилась на коттедж. Что, черт возьми, происходит? Неужели она… неужели она каким-то образом проглотила галлюциногенные грибы? Она что, потеряла свой чертов рассудок?

Навязчивый шепот, напоминающий шелест опадающих осенних листьев, донесся до Кинсли с ветром, щекоча уши. Она повернула лицо в сторону звука. У нее перехватило дыхание. Глаза расширились.

Неземной шар голубого света, примерно восьми дюймов в диаметре, парил в воздухе рядом с ней. Хотя дневной свет уменьшал его, это был тот же самый шар, который она видела в ночь аварии. Причина, по которой Кинсли свернула с дороги.

Только тогда ей пришли в голову старые легенды — это был блуждающий огонек. Призрачный свет. Говорят, он вводил путешественников в заблуждение по ночам, вовлекая их в погоню в дебрях, оставляя их безнадежно заблудившимися.

Она прищурила глаза.

— Ты… Это твоя вина!

Огонек замерцал и отпрянул назад, когда зазвучало еще больше этих неразборчивых шепотов. Этот шепот исходил от огонька; он изо всех сил пытался общаться с ней.

Гнев Кинсли быстро угас. Она откинулась назад, подтянула колени к груди и уперлась в них локтями. Вздохнув, она запустила пальцы в волосы и обхватила голову руками, закрыв глаза.

— Прости. Это не твоя вина. Нет… не совсем. Я просто не знаю, где я и что происходит, — слезы застилали глаза. — Я просто чувствую себя такой потерянной и напуганной.

Что-то коснулось ее предплечья. Это было странное ощущение — легкое, как перышко, воздушное, одновременно твердое и нематериальное, такое нежное, что она подумала, не почудилось ли ей это. Она открыла глаза и увидела прямо перед собой огонек, и только с такого расстояния поняла, что на самом деле это вовсе не шар.

Он мерцал, как пламя, хотя в свете было что-то, больше напоминающее северное сияние, чем огонь. Несмотря на податливость формы, у него были отчетливо различимые маленькие головка и тельце, с двумя отростками, похожими на крошечные ручки, один из которых касался Кинсли.

Огонек успокаивал ее.

— Значит, ты настоящий, — тихо сказала Кинсли.

Огонек стал ярче и издал свой странный шепот. В глубине сознания Кинсли шевельнулось понимание, но какие бы слова ни произносило маленькое существо — а она была уверена, что это были слова, — они оставались ей неизвестными.

Она нахмурилась.

— Прости. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Когда огонек попятился от нее, его прикосновение задержалось, мягко потянув Кинсли за руку, прежде чем отпустить. Призрачная конечность поманила ее.

— Ты хочешь, чтобы я последовала за тобой? — спросила Кинсли.

Огонек запрыгал вверх-вниз.