Дело смерти (ЛП) - Халле Карина

Глухое воркование ворона заставляет меня поднять взгляд. Он сидит на верхушке тотемного столба впереди. Я прошла мимо корпуса и даже не заметила.

Инстинктивно тянусь в карман куртки за телефоном, чтобы сделать фото: ведь на верхушке тотема тоже ворон, и на фоне тумана это было бы потрясающе. Но пальцы нащупывают пустоту — я вспоминаю, что телефона у меня нет, и ещё долго не будет. Мысль вызывает нервное напряжение, словно у меня отняли конечность. Но я снова напоминаю себе, что так будет лучше.

Достаю из кармана часы. До начала ужина ещё сорок пять минут. Могу пойти в комнату и распаковать вещи, но это кажется слишком утомительным. Могу подождать в столовой, но приходить так рано и сидеть одной не хочется.

Я решаю прогуляться к беседке, идя по каменной дорожке, что извивается между зарослями салала. Мокрые, плотные листья скользят по моим ногам, оставляя влажные следы на джинсах.

Маленький полуостров, на котором стоит беседка, безлесен, здесь лишь скалистые выступы и мох, и отсюда открывается прекрасный вид на залив — по крайней мере, в ясную погоду. Сейчас же я вижу только причал и плотное покрывало тумана. Где-то там, за ним, простирается дикий Северный Тихий океан, где рифы, скалы и крошечные островки гасят его мощь, пока до залива докатываются лишь мягкие волны. Здесь тихо, спокойно. Я усаживаюсь на столешницу деревянного стола для пикника и пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов. Слышу крик белоголового орлана, но всё остальное остается призрачным.

Говорю себе, что иногда грустить — нормально. Что сделанного не вернуть. Что, как бы ни сложилось, даже если завтра утром выяснится, что я потеряла стипендию и меня отправят домой, то справлюсь.

«И где теперь мой дом?» — думаю я, чувствуя поднимающуюся тревогу. У меня больше нет дома. Я сдала ключи. Не смогу жить в кампусе. Придётся искать работу, когда вернусь, но пока не найду — останусь без крыши. Жить в районе залива я уже не смогу — слишком дорого. Куда мне тогда податься?

Чёрт, я в полной заднице.

Провожу пальцами по старым доскам стола, по вырезанным и процарапанным надписям.

Э.ДЖ+М.П

Ник пахнет, как серфер.

Мартин любит Эми.

Не ешь тех, кто ходит. Не ешь тех, кто говорит.

Джессика…

И дальше кто-то что-то написал, но зачеркнул.

Не доверяй никому.

Они все тебе лгут.

Я замираю на этой надписи и тут слышу шорох в кустах за спиной.

Оборачиваюсь и вижу вспышку пастельно-розового хиджаба и дружелюбное, улыбающееся лицо.

Сердце подскакивает.

Амани?

— Пошли, Сид! — кричит Амани, маша рукой. — Опоздаешь на ужин! — и тут же скрывается в кустах.

— Подожди! — кричу я, поднимаюсь и выбегаю из беседки. — Амани!

Я едва не поскальзываюсь на мху, но удерживаюсь и бегу по тропинке, пытаясь догнать её. Но она невероятно быстра.

Когда главный корпус уже виден, её и след простыл.

— Амани! — снова кричу я, оглядываясь и вижу только Лорен, Мунавара и ещё одного парня, выходящих из здания.

— Эй, тубистка! — приветствует меня Мунавар.

Подбегаю к ним.

— Вы не видели Амани?

Лорен хмурится:

— Кого?

— Амани, — говорю я, окидывая взглядом территорию. — В розовом хиджабе. Её не было на занятии, но она летела со мной на самолёте.

Лорен качает головой:

— Нет, такую здесь не видела. Готова к ужину?

— Наверное, — отвечаю я с неохотой. Амани сказала, что я опоздаю. Может, она уже внутри, в столовой.

— Я Джастин, — говорит третий парень, пока мы идём. — Джастин Вонг. — Он симпатичный, высокий, с густыми чёрными волосами и самоуверенной улыбкой. По тому, как на нём сидит флисовая куртка, видно, что он занимается спортом. — Я, кстати, и правда играл на тубе в старшей школе.

Я смеюсь:

— Может, Ник что-то перепутал, — делаю паузу. — Слушайте, вас не смущает, что мы так мало будем работать в лаборатории?

— Лабораторная рутина меня утомляет, — весело отвечает Лорен. — Моя специальность — лесная биология, университет Виктории. Я больше люблю быть в лесу, чем в помещении.

— Я в морских науках, — говорит Джастин. — Когда не буду в воде, буду в плавучей лаборатории.

Я смотрю на Мунавара, который в футболке с шуткой про грибы. Он улыбается и кивает:

— Я просто рад быть здесь.

Мне стоит взять с него пример.

Мы заходим в столовую, которая куда уютнее, чем может показаться её название. Она напоминает гостиную главного корпуса, только вместо кресел здесь длинные деревянные столы с клетчатыми красными скатертями и удобными стульями. Возле одного конца стола горит камин, а другого — оживлённая кухня, откуда доносится запах жареной курицы.

Окидываю взглядом зал, но Амани здесь нет.

Один стол уже занят, мы садимся за другой, пока остальные студенты подтягиваются. Шум негромких разговоров и скрип стульев наполняет пространство. Седоволосая сотрудница с косами выходит из кухни с двумя кувшинами воды и наполняет стаканы. Я всё продолжаю озираться по сторонам, ожидая, что Амани появится. Может, она в туалете.

В углу, рядом с камином, открывается дверь, и в зал входит Дэвид Чен, за ним — Эверли, Ник и трое незнакомцев: белый мужчина в идеально сидящем костюме с чёрными, словно покрашенными, волосами, с глубоко посаженными, бусинками-глазами и прямой осанкой; азиатка в очках с длинными волосами; темнокожая женщина с множеством ожерелий поверх лабораторного халата и широкой улыбкой; и латиноамериканец с бритой головой, который машет нам. Почти закрывшуюся дверь мягко придерживает и протискивается внутрь Кинкейд, присоединяясь к ряду людей у камина.

— Добрый вечер, студенты, — говорит Дэвид, складывая руки. — Добро пожаловать в поселение. Я знаю, вы голодны и, наверное, устали, поэтому не буду задерживать. Просто хочу представить команду. Кого-то из них вы, возможно, уже знаете, кого-то — нет, но к концу ваших шестнадцати недель, мы с вами двенадцатью сблизимся.

Двенадцать. На занятии нас было одиннадцать. Амани там не было.

Я оглядываюсь — нас шестеро за одним столом, еще шестеро за другим.

Двенадцать.

В конце сидит девочка с веснушками и кудрявыми рыжими волосами. Раньше ее в классе не было. Она оперлась подбородком на руку и внимательно смотрит на Дэвида, словно зачарованная.

Я собираюсь подтолкнуть Лорен и спросить, кто это, когда голос Дэвида становится громче. Смотрю на него и удивленно замечаю, что он глядит прямо на меня. Клянусь, все смотрят на меня, словно ждут, что я обращу внимание.

— Позвольте представить вам генерального директора и операционного директора фонда «Мадрона» — доктора Эверли Джонстон и доктора Майкла Питерсона, — говорит Дэвид.

Слышатся аплодисменты. Поскольку все смотрят на меня, я тоже хлопаю, хотя это движение вызывает у меня головную боль — обычное дело, когда долго не ешь. Надеюсь, меня вскоре накормят, пока я не превратилась в настоящую злюку от голода.

К счастью, пока Майкл говорит, приносят закуску — крем-суп из моллюсков в хлебной булочке.

— Это уже седьмой год нашей программы для аспирантов, — начинает он. Время от времени он улыбается, но улыбка не искренняя. В нем чувствуется холод, и дело не только в глубоко посаженных глазах и ярко выраженных бровях, из-за которых он кажется постоянно сердитым. Я сразу испытываю к нему неприязнь. — Мы начали с пары студентов, потом было шесть, а теперь — дюжина. Скажу честно, летний сезон — мой любимый именно по этой причине. Из-за вас. Вы дарите жизнь поселению, этой земле. Представьте себе нас, исследователей, которые долго находятся в изоляции. Мы любим нашу работу, и природа здесь прекрасна. Это словно жить в раю, созерцая творение Бога, в то время как мы сами творим, — его взгляд скользит по остальным докторам, которые улыбаются и кивают, все, кроме азиатской женщины, смотрящей в пол, и Кинкейда, который глядит прямо перед собой, заложив за спину руки.