Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани

— Я… — ее плечи поникли. — Ты мне не поверишь, если я скажу.

Эйден закрыл глаза и опустил голову. Успокаивающе выдохнув, он сказал:

— Мы слушаем.

— Мы всегда рядом, несмотря ни на что, — сказала тетя Сесилия, — но было бы намного легче помочь, если бы мы знали, что случилось, Кинсли.

Эмили коснулась руки Эйдена, привлекая его внимание к себе.

— Давай позволим Кинсли принять душ и устроиться. Дай ей немного отдышаться, — она подошла ближе к Кинсли и поцеловала ее в щеку. — Тогда ты сможешь рассказать нам. Все, чем захочешь поделиться, хорошо?

Кинсли кивнула.

— Хорошо.

Подойдя к одному из чемоданов, Эмили открыла его и перерыла содержимое, пока не вытащила одну из рубашек Эйдена и пару спортивных штанов. Она протянула их Кинсли.

— Прости, дорогая. Мне следовало подумать о том, чтобы заехать за одеждой, пока мы были в городе.

— Все хорошо. Спасибо, мам.

Кинсли вошла в ванную, закрыла дверь и тяжело прислонилась к ней, откинув голову назад и закрыв глаза. С каждым ударом сердца она ощущала пропасть, которая отделяла ее от Векса.

Кинсли положила руку себе на живот.

— Мы освободим тебя, Векс. Я обещаю, — открыв глаза, она посмотрела вниз на свой живот и улыбнулась. — А потом, малыш, я собираюсь надрать твоему отцу задницу.

Но попытка пошутить нисколько не улучшила ее настроения. Она чертовски сильно скучала по нему.

И хотя Кинсли действительно хотела рассказать семье все, она не могла этого сделать, не вспомнив каждое мгновение, проведенное с ним. Снова разбередить свежие раны, которые, вероятно, никогда не заживут.

— Нет, — прошептала она, качая головой. — На этот раз ты не будешь прятаться, Кинсли. Это не конец. Это интерлюдия. И как бы ни было больно… все еще есть надежда.

У них есть ребенок. Часть Векса растет внутри нее, и она будет нести эту жизнь, лелеять ее и защищать.

Они с Вексом снова будут вместе.

После того, как Кисли приняла душ, она оделась и присоединилась к своей семье в гостиной. Они сидели вместе с тарелками на коленях, на которых были безошибочно узнаваемые сэндвичи от тетушки Сиси. На кофейном столике ждал еще один сэндвич для Кинсли.

— Пойдем, любовь моя, — сказала Эмили, похлопав по диванной подушке. — Садись, поешь и расскажи нам.

Кинсли взяла тарелку, села рядом с матерью и, откусив кусочек, собралась с мыслями. В каком-то смысле ей казалось, что только вчера она сидела на заднем сиденье своей машины и ела сэндвич с ветчиной и сыром, который тетя Сиси упаковала для нее. В остальном казалось, что прошла целая жизнь.

— Я знаю, как все это прозвучит, — сказала она, — но, пожалуйста, просто… выслушайте меня, хорошо?

— Конечно, — сказала Эмили.

Эйден перегнулся через колени Эмили и ободряюще сжал колено Кинсли.

— Мы здесь ради тебя, малышка.

— Хорошо.

Кинсли сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и начала свой рассказ.

Удивительно, но труднее всего было рассказывать начало. Все, что она чувствовала той ночью, нахлынуло обратно — ее страх, ее горе, ее стремление жить, ее понимание того, что она вот-вот умрет. Сокрушительное одиночество от того, что находишься у черта на куличках, не сможет получить помощь, не сможет попрощаться.

Со слезами на глазах ее семья сидела тихо и слушала, как она рассказывала о том, как Векс встретил ее. О сделке, которую он предложил. Она решила не упускать из виду ничего из того волшебного, сверхъестественного, что ей довелось пережить, каким бы невероятным это ни казалось. Чем больше она рассказывала, тем легче это давалось.

Единственное, о чем она не упомянула, были ее интимные моменты с Вексом.

К концу она снова заплакала, но слезы были лишь легким катарсисом. Бремя стало легче, пусть и ненамного.

Ее мать, отец и тетя сидели в затянувшемся молчании, на их лицах читалась неуверенность, глаза были опущены. Было немного больно, но это была такая малая боль перед лицом всего остального.

Молчание нарушила тетя Сесилия.

— Однажды я видела огонек.

Эмили посмотрела на нее, нахмурив брови.

— Что?

— Когда мы были маленькими. Помнишь, как папа арендовал фургон, и мы отправились в поход в Уэльс с нашими кузенами? Было темно, и взрослые сидели у костра, пока мы играли в прятки в лесу.

Эмили нахмурилась, но вскоре ее глаза округлились.

— Я помню. Томми был так зол на тебя, потому что не мог найти. Ты прятался так долго, что мы подумали, что ты потерялась, и уже собирались сказать маме и папе, что ты исчезла. Потом ты вернулась с широко раскрытыми глазами и улыбкой.

— Я потерялась. Я была до смерти напугана. Но потом я увидела этот прекрасный голубой свет, — Сесилия улыбнулась. — Он не издал ни звука, но, клянусь, он звал меня. Я последовала за ним, и он привел меня обратно ко всем.

— Ты никогда мне не рассказывала.

— А ты бы мне поверила?

— Я… не знаю.

Сесилия усмехнулась.

— Никто бы не поверил. Но я его видела.

Она посмотрела на Кинсли и улыбнулась, в ее глазах светились тепло и понимание.

— И я верю тебе, Кинсли.

ГЛАВА 41

Лес был одновременно знакомым и чужим для Кинсли. Здесь не было ни тумана, ни кристаллов, ни пышной летней листвы. Повсюду вокруг только голые ветви. Вместо зеленого — или золотисто-красного, как до аварии, — только серые, коричневые и белые цвета.

За ночь выпал легкий снег. Его было ровно столько, чтобы рассеять серость. Ровно столько, чтобы подтвердить — она пережила осень, она выстояла среди перемен. Ровно столько, чтобы напомнить ей, что даже в суровой зиме можно найти красоту, для тех, кто готов ее увидеть.

Но независимо от пейзажа и времени года, это место ощущалось одинаково. Оно находило отклик в ее душе. Оно… пело для нее.

Кинсли легко представляла отца, расхаживающего по гостиной коттеджа, готового выскочить за ней в парадную дверь. Но она также представляла и маму с тетей, чья сестринская связь оставалась прочной, несмотря на расстояние, — как они вместе преграждают ему путь в дверь. Как говорят ему набраться терпения. Как призывают верить.

Хотя он, как ни странно, отнесся к истории Кинсли с пониманием, выслушав ее, он стал с ней еще более внимательным. Лишь после некоторых уговоров он неохотно согласился отпустить ее сегодня вечером одну.

Пока Кинсли шла, снег мягко хрустел под сапогами, которые она позаимствовала у тети. Эти леса были ей незнакомы, но она не боялась сбиться с пути. Что-то внутри Кинсли направляло ее. Что-то внутри нее знало дорогу.

Когда это шестое чувство заставило ее остановиться, Кинсли так и сделала.

Она посмотрела вниз и обнаружила, что находится именно там, где и предполагала, — в центре волшебного кольца. Грибы были не тронуты снегом, и земля вокруг каждого была чистой, как будто грибы были слишком теплыми, чтобы на них лег снег. Однако внутри кольца он был гуще и чище, чем где-либо еще.

Она скрестила руки на груди. Дыхание вырывалось маленькими облачками, которые лениво уносились прочь, прежде чем рассеяться. Она могла представить себя под переплетенными корнями могучего дерева Векса, окруженной светящимися вертикальными камнями.

— Ты думал, что сможешь так легко от меня избавиться, лорд Мудак? — голосом, более громким и резким от гнева, она потребовала: — Правда?

В глубине души она почти видела его обольстительную ухмылку, почти слышала мрачный смешок и дразнящий ответ. Она не хотела признавать, что это всего лишь игра ее воображения. Не хотела признавать, что даже если бы он услышал ее, то не понял бы ее слов.

— Тебе не следовало делать выбор за меня. Тебе следовало поговорить со мной, Векс. Тебе следовало спросить меня, чего я хочу, — она подняла руку и вытерла слезу. — Потому что я бы выбрала тебя. Я бы осталась с тобой. Что хорошего в свободе, когда половина моего сердца все еще в заточении?

Кинсли шмыгнула носом, и холодный воздух обжег ей нос.