Коллектор - Ульяна Соболева

— Такая гордая, а? Думаешь, лучше меня? — его голос тянется липким ядом, вонзаясь прямо под кожу.

Его пальцы скользят вниз, оставляя за собой отвратительное, липкое ощущение. Я дёргаюсь, пытаюсь вырваться, но он только сильнее прижимает меня к стене своим телом, смрадным, тяжёлым, нависающим, как кошмар. Паника захлёстывает, волной накатывает тошнота, но вместе со страхом просыпается что-то другое. Гнев. Чистый, бесконтрольный, всепоглощающий.

Я закусываю губу, пытаясь не заорать. Кровь стучит в висках, внутри всё кипит, но движения скованы, как в замедленном сне. Его дыхание обжигает мне щёку, шершавые пальцы сильнее сжимают запястье, и вдруг… холод. Лёгкий укол металла. Я чувствую его боком ладони. Нож. Холодный, острый, настоящий.

Мир взрывается.

Всё происходит слишком быстро. Как в тумане. Как будто не со мной. Я не думаю — тело само действует, подчиняясь какому-то первобытному, звериному инстинкту. Я выхватываю нож — даже не понимаю, как это случилось. Просто он вдруг оказывается у меня в руке, тяжёлый, ледяной, реальный. Сергей что-то говорит, рвёт воздух мерзким смешком, но я не слышу. В висках стучит, будто кровь бьётся в черепе, пытаясь выбраться наружу.

Первый удар. Глухой, вязкий звук, как будто кто-то разрывает плотную ткань. Мышцы? Кожа? Неважно. Его тело дёргается, руки судорожно сжимаются на моих плечах.

Второй. Я не думаю, не взвешиваю. Просто бью снова, сильнее. Лезвие уходит глубже. Хрип. Сергей пытается вдохнуть, но вместо воздуха в его лёгкие льётся что-то другое. Его глаза расширяются — недоумение, боль, осознание.

Третий. Я не могу остановиться. Что-то прорвалось, вышло наружу, вырвалось из меня с такой силой, что назад дороги уже не было…нечто первобытно-звериное. Я бью снова и снова, пока он не оседает вниз, тяжело, медленно, как тряпичная кукла.

Кровь. Она везде. Горячая, липкая, течёт по ножу, капает на пол, пропитывает рукава моей куртки. Я смотрю на него сверху вниз, тяжело дышу, сердце колотится так, что, кажется, вырвется наружу. В пальцах — нож. Красный. Заляпанный. Живот сводит судорогой, руки трясутся, но я не могу отпустить его. Я просто стою и смотрю, как он дёргается, как из его губ срывается сдавленный, утопающий в крови звук.

Боже. Что я сделала?

Руки дрожат. Я смотрю на свои пальцы, испачканные в липком, густом красном, и не могу поверить, что это… кровь. Настоящая. Тёплая. Живая. Только что циркулировавшая в его теле. Воздух в подъезде тяжёлый, застойный, и этот запах… Запах металла, ржавый, удушающий, он въедается в нос, в горло, в лёгкие. Сергей не двигается. Лежит на полу, раскинув руки, словно в нелепом сне, его грудь судорожно поднимается и опадает. Губы шевелятся, но он не может говорить. Я слышу лишь тихий, рваный звук — как будто он пытается вытолкнуть воздух из лёгких, но внутри у него всё покромсано. Мною.

Кровь растекается по холодной плитке, вязкая, тёмная, непривычно густая. Капли под моими ногами, они скользят, соединяются в один сплошной поток, и я, инстинктивно отскакивая назад, оставляю грязные следы на полу. «Что я сделала?» — мысль бьёт по сознанию, как молот, раскалывая мозг на куски, сотрясая реальность. Дышать трудно, рот пересох, сердце грохочет в ушах, заглушая всё вокруг.

Мои ноги подкашиваются, но я слышу шаги. Кто-то приближается. Тяжёлые, уверенные, ровные. Они не торопятся. Эти шаги не бегут от страха, не шарахаются в шоке. Они идут ко мне. Я резко поднимаю голову, всё внутри сжимается, холод прокатывается по спине.

Кто-то видел.

Нож выскальзывает из моих пальцев, как будто я сама больше не держу его. Как будто я никогда его и не держала. Холодное лезвие, липкое от крови, исчезает, и в эту же секунду я чувствую, как меня накрывает пустота. Мне становится холодно. Жутко холодно. Я поднимаю взгляд, и первое, что вижу — его руку. Спокойную. Сильную. Сжимающую рукоять ножа так, будто этот вес ему привычен. Будто он держал его тысячу раз и тысячу раз знал, что делать. Сердце рвано бьётся в груди, кровь в ушах шумит, но я не могу двинуться. Я не могу даже вдохнуть.

Аслан стоит передо мной, высокий, тёмный, как тень, вытянувшаяся из кошмара. Глаза холодные, немигающие, лицо… пустое. Ни удивления, ни ярости, ни вопросов. Только абсолютное, нечеловеческое спокойствие. Как будто он знал. Как будто он всегда знал, что это случится.

Я открываю рот, но не успеваю произнести ни слова. Он делает шаг вперёд, медленно, бесшумно, нависая надо мной, будто закрывая собой весь мир. Когда он говорит, его голос низкий, ровный, в нём нет ни капли эмоций.

— Убирайся в квартиру. Сейчас.

Мои ноги не слушаются. Я стою, всё ещё ощущая липкую, чужую кровь на коже, слышу, как она капает на пол, как густым пятном растекается под телом Сергея. Хочу сказать что-то, но слова застревают в горле.

Аслан сжимает нож в пальцах, разглядывает его, будто просто решает, куда его убрать.

Мир рушится.

Моя жизнь больше не будет прежней.

Глава 22

Отделение все такое же — прокуренные стены, старый линолеум, раздраженный гул голосов, запах дешевого кофе, смешанный с потом и чем-то еще, въевшимся в стены навсегда. Только я уже не с той стороны. Я по эту. Где сидят уроды, которых мы раньше принимали. И хрен знает, должно ли это меня бесить.

Когда меня заводят внутрь, все затихают. Бывшие коллеги пялятся, кто с ухмылкой, кто с удивлением. Я слышу, как кто-то негромко матерится. Кто-то свистит, кто-то шепчет: "Да ладно, Багратов?!".

Мне плевать.

Я сажусь на жесткий стул, скрещиваю руки на груди, откидываюсь назад, пока меня не вызовут. Мысли скачут, как дикие лошади, но одна из них тяжелее остальных.

Вера.

Маленькая. Хрупкая. С огромными глазами, которые вечно в страхе смотрят на меня, но она их не отводит. Наш секс…как яд, как отрава проникающая в печень, в комти, в душу. Бляяядь, так хорошо мне еще никогда не было. Это был сплошной оргазм от начала и до конца. Я умирал, когда двигался в ней. Я трахал и сатанел от дикой похоти. Я так хотел е, что кости болели и чйца скручивало. Хотел даже когда кончил, хотел трахнуть ее душу, ее сердце, залить семенем, пометит всю ее кожу.

А потом вспомнил как увидел …она бьет офигевшая, обезумевшая. Приди я раньше минуты на две я бы се это предотвратил, скрутил бы ублюдка. Я видел