В клетке у зверя (СИ) - Юта Анна

— Не надо меня дразнить! — повышаю голос и останавливаюсь. Смотрю на Вадима, не в силах скрыть гнев и обиду, нервы на пределе, слезы вот-вот брызнут. — Не надо прикидываться хорошим! Потому что ты не хороший, Вадим! Ты жестокий и злой! Я тебе не верю! Ты взращен в насилии и не способен ни на что, кроме насилия!

Вадим вместо ответа порывисто сграбастывает меня в объятия. Прижимает к крепкой груди, гладит по голове.

— Я тебя понимаю. Я с тобой согласен. Все выглядит, будто я не способен измениться, а я уже поменялся. Точнее, мне не пришлось особо меняться… Ты показала мне, что я ошибся, вынудила покопаться в себе, — шепчет он мне на ухо. — Я не мудак внутри. Вел себя как мудак, да. Но мне не придется себя ломать, чтобы впредь вести себя иначе. Просто… Поверь. Иначе бы этого разговора бы не было.

Вадим отстраняет меня от себя, держит за плечи и заглядывает в глаза.

— Я могу пообещать тебе, что больше не повторю сделанных ошибок, но это обещание, а не свершившийся факт, — в его взгляде сейчас все: тревога, надежда, обещание. — Ты можешь только дать мне шанс это доказать.

Не мигая смотрю на него. Сердце стучит в висках, ладони остыли, хоть и в карманах, и покрылись липким потом. Какая-то часть меня ему верит, но она такая маленькая, что считай и нет. Меня потряхивает от всей это сцены. От стресса, который снова свалился на меня. Я хочу в тепло, под одеяло, и чтобы проблемы рассосались. Сами собой.

— Лер, — произносит Вадим проникновенно. — Ты дашь мне шанс?

51. ♀

Никогда не думала, что окажусь не в состоянии принять простого решения. Вадим сейчас выглядит невероятно взбудораженно, как человек, у которого на кону стоит все, чем он владеет. Он пошел ва-банк, открывшись мне. Теперь у меня в руках знания, которые могут причинить ему много боли. Нечистоплотный человек воспользовался бы, но я не такая.

Я верю в искренность его порыва и желания все исправить. Но не верю, что он способен. И он все верно сказал, обещания — это лишь гарантия на будущее. А такие громкие заявления звучат совсем голословно, пока не подкреплены фактами.

По сути передо мной выбор — дать или не дать Вадиму попробовать разубедить себя.

— Не знаю, Вадим, — отвечаю и пытаюсь высвободиться из захвата.

Его тепло кажется приторной массой, сродни сахарной вате, которая обволакивает и душит одновременно. Он мгновенно выпускает меня из объятий и даже отступает на полшага. Дает вздохнуть.

— Я тебя услышал, — произносит он глухо. — Скажешь, когда узнаешь.

Мне становится немного совестно, что я огорчила его. Но не мне терзаться угрызениями совести. Не я давила и ломала его, так что я имею полное право думать над решением, сколько нужно.

— Мне нужно ещё поговорить с мамой и с врачом, — добавляю тихо. — А потом я поеду домой.

— Вместе поедем! — оживляется Вадим, и даже немного улыбается.

— Нет, ты не понял, — произношу сдержанно. — Я поеду на Ленинский.

Эта фраза, кажется, бьет Вадим под дых. Он замирает на мгновение. Потом медленно кивает.

— Твои ключи в поместье, я распоряжусь, чтобы тебе привезли вещи, — произносит он почти севшим голосом.

Киваю.

— Хорошо, пусть привезут, пока я буду беседовать, и после этого я отправлюсь домой, — подытоживаю и направляюсь в больницу.

Вадим вызывается проводить и доводит меня до маминой палаты.

— Я подожду в коридоре, — добавляет бархатисто, толкая дверь. — Если что, я рядом.

На самом деле такой Вадим мне нравится больше. Сняв броню, за которой прятался, он стал настоящим. Обычным. И, выходит, жесткость и надменность — всего лишь маска, за которой скрывается живой и чувствующий человек. По крайней мере, я вижу, что он способен испытывать что-то, кроме раздражения, и хотеть чего-то, кроме удовлетворения похоти.

Мама дремлет. Я подхожу тихо, чтобы не разбудить, но она, заслышав меня, открывает глаза.

— Ты пообщалась с врачом, мам? — спрашиваю с тревогой в голосе.

— Пообщалась, — отвечает она. — Проведут исследования и будут готовить к операции.

— А ты сама хочешь? — едва даю ей договорить. — Тебя предупредили о рисках?

— Терять-то все равно нечего, дочка, — кисло отвечает мама. — Доктор сказал, я несколько месяцев проживу без неё, и буду каждый день мучаться дикими болями. А операция даст шанс…

— Но и умереть можно на столе! — голос дрожит. Я почитала в интернете про такую опухоль и операцию.

— У меня будет день перед операцией, когда врачи отпустят из больницы, чтобы насладиться жизнью, — мама грустно улыбается и вытирает слезинку, стекающую по щеке. — Давай проведем его вдвоем?

Киваю, в глазах тоже саднит, но я заставляю себя улыбнуться. Если ещё и я сейчас разревусь, мы тут будем вдвоем выть белугами.

В палату входит врач.

— А я как раз искал вас, Валерия Дмитриевна, — произносит с доброжелательной улыбкой. — Можно вас на пару слов?

Его пара слов выливаются в часовую беседу в приятной обстановке ординаторской, где он мне подробно рассказывает, что никакими другими методами опухоль не победить, говорит про операцию — как будет проходить, что будет удалено, про риск смерти в половине случаев, про реабилитацию после. Ну и невзначай обрисовывает будущее, если ничего не делать. Я отлично понимаю, что операция нужна. Да и мама дееспособна, я ей не опекун, чтобы принимать решение. Просто я должна знать, вот и все.

Вадим дожидается меня за дверь ординаторской и провожает к выходу из больницы. Там за пределами сквера меня уже ждет внедорожник с Денисом и другим мужчиной за рулем, которые повезут меня домой.

— Слушай, — произносит Вадим, открывая мне дверь. — Мне тревожно. Позволь, я прокачусь с тобой до квартиры и, если все в порядке, оставлю тебя одну, ладно?

Это похоже на манипуляцию, но что-то в его голосе меня настораживает. Киваю, и он забирается в машину вместе со мной.

В дороге молчим. Вадим выглядит напряженным и загруженным. Вертит в руках телефон и смотрит в окно. Его тревога передается мне, но я стараюсь гнать от себя пугающие догадки.

Спустя час с небольшим мы останавливаемся у знакомого дома на Ленинском. Вадим приказывает обоим ребятам идти вперед. Потом помогает выйти мне. Происходит какая-то нездоровая движуха, и я невольно жмусь к нему, потому что становится страшно.

Мы все вчетвером поднимаемся на этаж, я открываю дверь на лестничную клетку, но войти сразу Вадим мне не дает. Вперед проходят Денис и второй мужчина, который был за рулем. Только после этого туда проходит Вадим и за руку ведет меня.

Из-за спин впереди идущих мужчин, я уже вижу, что дверь в мою квартиру приоткрыта. Сердце пускается вскачь. Ко мне кто-то вломился?

Денис и второй открывают дверь, и я замечаю в прихожей погром. Сломанный платяной шкаф с разбитым зеркалом. Похоже, кто-то не просто вломился, а устроил там кавардак.

Когда мы с Вадимом оказываемся в прихожей, оба сопровождающих стоят посреди кухни и смотрят на пол. Я прослеживаю взгляд… и меня пронзает ужас, смешанный с омерзением. Не могу сдержать вскрик, вцепляюсь в Вадима и прячу лицо у него на плече. Кто-нибудь, научите меня это развидеть!

52. ♂

Вадим

— Крыса, босс, — произносит Серый.

— Сам вижу, что крыса, — отвечаю мрачно и обнимаю Леру. Прижимаю к себе. Она дрожит.

Конечно, не каждый день увидишь вывернутую наизнанку крысу. Это послание. И я догадываюсь, от кого.

Эта крыса лежит в луже недавно запекшейся крови. Значит, нападение случилось в течение пары суток, пока мы с Лерой были в Петрозаводске. Интересно, что бы было, застань они её тут?

— Если тебе нужно что-то отсюда, скажи, мои люди соберут твои вещи, — произношу мягко Лере на ухо.

— Ничего не нужно, — сипит она не отлипая от меня, а потом добавляет: — Вадим, увези меня отсюда, пожалуйста.

И почему я сразу не сообразил увести Леру? Обнимаю её за плечи и веду к выходу из квартиры.