Пандора - Дария Эссес

Мой сломленный принц.

Мой кошмар, ставший благословением.

Подойдя ко мне вплотную, Бишоп нежно провел тыльной стороной ладони по моей щеке и, наклонившись, легко поцеловал в губы.

Затем в щеку.

И в лоб.

Я задрожала от его прикосновений, но заставила себя оставаться на месте.

– Беги от меня, но я всегда быстрее.

Развернувшись, он скрылся на горизонте.

Я смотрела ему вслед и не могла перестать касаться губ.

Догони меня. Пожалуйста, догони.

Глава 28

Дарси думала, я могу остановиться.

Самое глубокое заблуждение в ее жизни.

Она игнорировала меня два месяца. Не читала сообщения, не принимала звонки, переводя их на автоответчик, где ее приятный голос ворковал: «Привет, это Дарси, хотя ты, наверное, знаешь это, иначе не позвонил бы на мой номер. Сейчас я немного занята, но обязательно дам знать, когда освобожусь. Если ты тот, кого нельзя называть, успокойся и прекрати мне названивать, иначе я нашлю на тебя Лени, придурок».

Упрямица.

С одной стороны, я представлял, как расчленяю Леонор Монтгомери и сжигаю ее тело на кладбище Таннери-Хиллс, но с другой – моей девочке повезло с лучшей подругой. Мало кто бросался на ее обидчиков, как спущенная с цепи собака, а именно этим занималась кукла Барби, когда я появлялся в ее зрительном поле.

Джереми Ротшильд и Алекс Шепард хотели войны.

Я видел это по их взглядам.

Если розовая подружка кидалась на нас в открытую, то эти двое составляли настоящую стратегию битвы. И я удостоверился в этом, когда Темный и Золотой Крест столкнулись спустя долгое время затишья на футбольном поле.

Я начал играть в европейский футбол еще в детстве, до смерти дедушки, но не хотел заниматься спортом профессионально. Двух тренировок в неделю вдоволь хватало. Они стали некой терапией, чтобы выпустить пар и, если повезет, подраться с парой студентов со вражеской стороны.

Однако в тот день жажда крови зародилась не только во мне.

– Что ты, блядь, делаешь? – прорычал я, оттолкнув Ротшильда.

Он встряхнул мокрыми волосами и дико оскалился.

– Не ной, как девчонка, Картрайт. Я тебя не трогал.

– Ты заработал два, блядь, штрафных, пока пытался сломать мне ноги. Тебе нужна дисквалификация?

Джереми откинул голову и захохотал.

– Посмотри, кто судья, бедный мальчик. Как бы дисквалификацию не заработать тебе.

Конечно, даже судья был куплен.

Чертовы богатые детишки.

В тот день на поле соревновались не академии, а мы с Малакаем и Ротшильд с Шепардом. Агрессия и жажда насилия потрескивали в разделяющем нас пространстве, пока мы концентрировали внимание на мяче, но не забывали толкать друг друга с такой силой, что под конец матча в чьих-то ребрах точно образуются трещины.

Ситуацию усугубляло то, что на трибунах стояла Дарси. В короткой золотистой юбочке и топе, открывающем вид на ее пышную грудь, которую я любил покусывать и облизывать языком.

Она даже не смотрела на меня, размахивая помпонами и двигая телом с такой грацией, что взгляды фанатов были направлены не на нас, а на нее.

Меня трясло от ярости и желания бросить матч, чтобы перекинуть ее через плечо и жестко трахнуть на своем мотоцикле.

Потому что она меня раздражала.

Потому что я чертовски сильно хотел ее.

Потому что существовало миллион причин, почему я должен отпустить эту девушку. Ради ее же блага. Я давно знал, что Дарси слишком чистая и незапятнанная для меня, но не мог перестать каждый день выслеживать ее. Не мог перестать кончать с ее именем на губах, смотря на фотографию, где ее ротик наполнен моей спермой.

Она принадлежала мне.

И ей придется смириться, что я не отступлю.

Под конец игры каждый из нас перестал сдерживаться и слетел с катушек: счет на табло показывал 2:2. Я прихрамывал на одну ногу, потому что Шепард только со стороны казался аристократом с тягой к здравомыслию. Он мог бросить мне вслед одну-единственную фразу про Дарси, а я вспыхивал, как спичка, чем пользовался Ротшильд и добивал меня ударом под колени.

Гребаные Святые играли на моих нервах.

И слабостях.

Бросив взгляд на Малакая, я увидел его кивок.

Наше превосходство заключалось в том, что мы знали понятие «Троянский конь». Когда враги праздновали победу, мы искали изощренные пути контратаки, которая разбила бы их силы в самый неожиданный момент.

Я не просто так утверждал, что в этой войне мы греки. Троянцы не видели дальше вытянутой руки, ослепленные триумфом, но им подбросили наживу, что стала их погибелью – громадного деревянного коня со скрытыми внутри воинами.

Синнерс знал, что такое проигрыш.

Мы проиграли, когда родились не на той стороне.

Однако это и сделало нас хитрее. Это заставило нас побеждать обманными путями, потому что к черту справедливость – ее не существовало.

Победу одерживал тот, кто научился выживать. Любыми способами.

Во время тайм-аута я подошел к Эзре, сидящему на трибунах. Татум уже заигрывала с футболистами из Золотого Креста, чтобы они не обращали на меня внимания.

– Сколько?

– Пять хватит, – ответил я и, вытерев с лица пот, взглянул на тренера. – Давно пора устроить Святым шоу.

– Только давайте обойдемся без крови, – проворчал он и открыл рюкзак. – Твой отец опять устроит какое-нибудь дерьмо. Он не жалует публичности, а они точно напишут про тебя статью.

– Если ты забыл, на прошлой неделе про нас уже написали статью. Только речь шла не о вандализме, а об убийстве.

– Убийство доказать тяжелее.

– Господи, хватит болтать.

Когда тренер приказал возвращаться на свои места, я спрыгнул с трибун и вылил на лицо бутылку воды. В начале марта солнце пекло не так сильно, как в середине весны, но погода позволяла играть на улице. С меня градом катился пот, пропитывая лонгслив и шорты в цветах академии – черный и красный.

Встряхнув волосами, я неосознанно посмотрел на противоположные трибуны.

Дарси прожигала меня своими небесно-голубыми глазами, будто догадываясь, что я собираюсь сделать.

Только при взгляде на нее я мог дышать. Загрубевший орган за грудной клеткой размягчался, даже когда она воротила от меня нос. Любая реакция была лучше полного игнорирования, которому она придерживалась два чертовых месяца.

Я знал, что ей не всё равно…

Ей же не всё равно, верно?

Она же не могла забыть меня и найти другого? Не могла разорвать нить, связывающую наши травмированные души?

Почему-то на короткое мгновение меня охватило липкое чувство страха, а я ненавидел его всем существом. Я поклялся себе