Приятель - Артем Рудик

— О, я… Я не могу вот так… — мне сразу стало в три раза более неловко и паршиво.

— А куда ты денешься? Пойдём! — она похлопала меня по плечу и широко улыбнулась, — Это теперь скорее приказ, а не приглашение.

— Ангел правда будет ночевать с нами? — Роса, кажется, обрадовалась этой новости, — А ты расскажешь мне что-нибудь о небе?

— Я полагаю, что что-нибудь смогу рассказать… — уклончиво ответил я.

Росе было этого достаточно, она радостно захлопала в ладоши. Её мать же утянула меня за плечо и повела по улице дальше. Мы шли недолго, практически в самом центре поселения стоял довольно крепкий деревянный домик, украшенный гирляндами. Он выглядел довольно уютно снаружи, особенно на фоне окружающего ландшафта.

Звезда завела меня внутрь и усадила на мягкую подушку за низким деревянным столиком. Роса села рядом, достала потёртые мелки и принялась что-то старательно зарисовывать на клочке бумаге, найденном тут же. Мне вдруг тоже захотелось порисовать, но при мне не было моего скетчбука. Возможно, я забыл на станции самую важную вещь на свете. За то взял Эйри, ага…

Пока Звезда удалилась, я стал рассматривать интерьер домика. Он выглядел на удивление мило, как для такой суровой воительницы. Повсюду были разбросаны игрушки, в большинстве своём уже поломанные. Тут и там висели фотографии, в основном с Росой, разного возраста и в разных местах. Кое-где лежали поделки и рисунки, очевидно состряпанные детской рукой.

Никаких следов о том, что в доме жил кто-то ещё не было. Да и кровати было всего две и односпальных, так что я сделал вывод, что Звезда растит Росу одна. Даже интересно стало, кто же отец и где он сейчас. Наверняка там либо грустная, либо очень неприятная история, либо и то, и другое. Но спрашивать я не стал. Казалось, это будет нагло, да и если воительница захочет, она наверняка сама мне расскажет. Всё остальное было бы просто невежливо.

Вскоре Степная Звезда вынырнула из соседней комнаты с бинтами и раствором перекиси:

— Раздевайся, ангел.

— А? — от такой просьбы я опешил, такого у меня ещё никто и никогда не просил.

— Через твой оранжевый комбинезон я не смогу обработать твои раны. Да и постирать бы его, если честно, выглядит он теперь убого.

— Но это единственная одежда, которая у меня есть.

— Я дам тебе свои вещи, по размеру должны подойти на твоё щуплое тело.

— Спасибо, Звезда…

— Благодарность за благодарность, ангел, — она опустилась рядом со мной на колени и помогла мне стянуть высокотехнологичный инженерский комбинезон.

Вскоре я остался в одних семейниках, которые были похожи на шорты. Моё тело выглядело так себе. Мало было перчатки, из-под которой расходились ожоги, так теперь ещё я весь был исполосован царапинами и неглубокими ранами. В одной из них даже маленький кусочек металла застрял. Который Звезда аккуратно и вытащила.

Это было больно, я поморщился, но постарался не издать ни звука. Мне не хотелось показаться слюнтяем. Хотя я им определённо и являлся. Но всё-таки я вскрикнул, когда воительница принялась лить на мои царапины перекись, вымывая грязь:

— Ау!

— Хо-хо, надо немного потерпеть, ангел!

— Не зови меня "ангел", мне как-то совсем неловко становиться.

— Ну именно так тебя представил дух из машины, вот я и зову тебя так. Хотя, как я уже говорила, я не верю что ты ангел, — она закатила глаза, — Если хочешь, чтобы я звала тебя по-другому, можешь назвать своё имя.

— Антон. Так меня зовут.

— Ну и имечко у тебя, ангел! Будто бы машина, которая не заводиться. Ты дёргаешь ключом и она такая "Ан-тон", "Ан-тон", "Ан-тон".

— Будто бы у вас, на Земле, имена лучше. Ау! — она снова полила на ранку щиплющей жидкостью, — Будто бы случайный набор слов.

— У нас у всех имена с глубоким значением, ангел. Я вот "Степная Звезда" в честь той штуки, что висит на небе и днём, и ночью, — видимо она имела в виду Дуат, — Она немного смещена на север, поэтому по ней очень удобно ориентироваться в степях. И моя роль, под стать имени, указывать другим правильный путь. А вот моя дочь, "Первая Роса" потому, что роса проступает на листьях утром, перед самым рассветом. Это символ новой надежды. В основном, для меня… — она грустно отвела взгляд, будто бы вспомнила что-то неприятное из прошлого и это всё ещё вызывало в ней бурные эмоции.

— А ещё роса быстро испаряется на солнце, — вставил своё не слишком уместное знание Эйри.

Но Звезду это кажется и близко не так задело, как собственные воспоминания. Настолько она в них погрузилась. Но вскоре пришла в себя и, проигнорировав реплику опоссума, стала заматывать меня бинтами. Она делала это аккуратно и старательно, отчего я чувствовал себя совсем уж странно. Когда она закончила, то декларировала:

— Ну вот, как новенький! Пойду, принесу одежду.

Она снова удалилась в соседнюю комнату. В это время Роса уже закончила свой рисунок и продемонстрировала его мне: на нём был изображён Эйри, причём довольно точно. У девочки явно был талант к рисованию.

— Ого, это довольно крутой рисунок! — сказал я, беря его в руки.

— Я получился просто отлично, малышка! — произнёс опоссум, деловито возникнув голограммой на столе, — Точь-в-точь так и выглядит старина Эйри.

— Я могла бы нарисовать ещё лучше, если бы ты мне попозировал, господин дух, — сказала Роса, — Я хочу вас ещё порисовать. Вы похожи на персонажей мультиков с дисков, которые находила мама.

— Конечно, я могу попозировать! Эйри рад быть запечатлённым в разных образах! — кажется, ИИ искренне нравилось то, что к нему проявляли такое внимание и пиетет.

Мне даже подумалось, что этот электронный парень может быть иногда хорошим, а не просто бездушной машиной. Наверное, это очень опасная мысль. Но ни развить её, ни пронаблюдать за взаимодействием опоссума и ребёнка, я не успел. Появилась звезда со стопкой одежды в руках:

— Держи, ангел.

— Почему ты всё ещё зовёшь меня "ангел"? — спросил я, перенимая одёжку из её рук.

— Мне это нравится куда больше, чем "Антон". Звучит получше, как хорошее прозвище.

— Ладно, зови меня как хочешь… Я тебе потом тоже придумаю какое-нибудь прозвище.

— Буду только рада! А сейчас немного не в тему, но всё же важный вопрос: что ты будешь на ужин?

— А… что есть? — мне уже казалось, что больше окружить меня заботой и невозможно, так что неловкость достигла своего пика и переросла в расслабленность.

— Ну, мы не