Приятель - Артем Рудик

— Звучит фантастически! — я даже не льстил, на станции это и правда было что-то сродни фантастике.

— Тогда именно его и приготовлю. Тем более там ума то много и не надо. Поможешь мне?

— Конечно, только переоденусь.

Я надел на себя предложенную одежду, сидела она и правда неплохо, хотя и была немного "оверсайз". Наверное, не мужским в этих вещах было только то, что спортивные штаны чуть плотнее обхватывали ноги и имели практически несуществующие карманы, а футболка просто имела на себе надпись: "Лучшая мама в мире". Ну, по крайней мере понятно, почему именно такая была у Звезды. Женщина определённо казалась хорошей матерью.

Даже удивительно, как она справлялась со всем одна: и убиралась, и готовила, и стирала одежду, и ходила на вылазки, и по бандитам стреляла, и ребёнка растила. Наверное, в ней была какая-то суперсила. И я испытывал перед ней определённый и глубокий пиетет. Я уважал Звезду и, даже, теперь восхищался ей.

Мы прошли с воительницей на небольшую и уютную кухоньку. Она практически сразу протянула мне тарелку, полную клубней картошки и небольшой ножик. Я озадаченно посмотрел и на то, и на другое:

— И… что я должен с этим делать? Резать?

— Чистить, — сказала звезда, промывая кусок неизвестного мяса.

Я снова взглянул на картошку, которую видел первый раз в жизни в живую, и беспомощно взглянул на Звезду. Та заметила моё замешательство:

— Никогда не чистил, что ли?

Я кивнул.

— Не переживай, не так уж позорно чего-то не уметь. Даже если это что-то столь простое. Особенно, когда ты можешь убить десять человек с зажмуренными глазами, — она улыбнулась, — Давай сюда картошку, а ты нарежь мясо. Ты же сможешь порезать его на маленькие кусочки?

— Да, это я умею.

Она дала мне нож побольше и помассивнее. Я начал старательно рубить мясной шмат. Мяса я тоже не видел никогда вживую, но по крайней мере, нарезал в своей жизни многие вещи. Шло, конечно, туго, жирок постоянно тормозил нож и не хотел отходить от плоти. Но вскоре я справился с задачей. К тому моменту Звезда уже очистила всю картошку от кожуры. И мы принялись за добавление специй и подготовку огромной сковороды.

Масла воительница не жалела, так что вскоре кухню застилал очень приятный запах. Огонь разожгли на плите, с помощью газового баллона и встроенной в перчатку зажигалки. Вскоре сковорода раскалилась, масло зашкворчало, и женщина бросила в него все ингредиенты. Запах стал ещё лучше и чарующе. Такой пряный и аппетитный, что у меня тут же потекли слюнки.

Звезда терпеливо помешивала готовящуюся еду, а я завороженно на это смотрел. Вдруг на ум пришёл вопрос, который давно вертелся на языке:

— И как ты со всем справляешься?

— Что ты имеешь в виду?

— У тебя, кажется, столько дел здесь, целая груда. И всё приходится делать самой! У нас… на небе… всё обычно делают механизмы: и уборку, и готовку… не говоря уже о том, что нам там не надо сражаться.

— Жизнь обязывает, да и Роса мне хорошо помогает. Вдвоём мы кое-как, да ведём приличный быт. Конечно, иногда бы мне хотелось, чтобы мне кто-то помогал, хоть бы и какой-нибудь механизм… — она отвела взгляд, — Но иногда лучше делать всё самостоятельно, если ты понимаешь о чём я.

— Не совсем, если честно.

— Люди опасны, ангел. Иногда одиночество — это лучшая стратегия выживания. Иногда просто нельзя позволять себе мечтать о том, чтобы разделить с кем-то всю эту рутину. Потому что безопасность важна теперь далеко не только мне, — она многозначительно посмотрела в сторону комнаты, где сидела Роса.

— И всё же ты пригласила меня к себе в дом. Почему?

— Ну, я пригласила тебя не навсегда и потому, что ты мне помог. Я видела опасных людей, ангел. Я жила с ними под одной крышей и теперь за версту чую таких. Ты на них не похож. Ты вообще мало на кого похож. Разве что на брошенного и раненого котёнка. Не знаю… при первом же взгляде на тебя, такого потерянного и пугливого, захотелось сразу тебя обогреть и защитить, настолько ты жалко выглядел.

— В первую нашу встречу ты такала в меня ружьём, — напомнил я.

— Пустоши часто сильнее наших желаний, — она улыбнулась, — Не держи зла. Не следуй я правилам и осторожностям, я была бы уже мертва.

— Да нет, нет, я понимаю, — я тоже невольно усмехнулся, — Впервые за долгое время я чувствую себя спокойно, несмотря на всё случившееся.

— Это хорошо… — она довольно кивнула, а потом вдруг задумалась, — А там, на небе, есть кто-то, кто о тебе заботиться, ангел? Ну, кроме механизмов из-за которых ты ничего не умеешь.

Я задумался. Однозначного ответа на этот вопрос я дать не мог. Я вспомнил о родителях, с которыми давно уже не жил и очень мало общался. Вспомнил о Майе, с которой я толком и поговорить не мог. Вспомнил о Ване, который был для меня самым близким человеком и, в итоге, впутал меня в эту всю историю. Нет, я, конечно, знал, что друг готов за меня постоять также, как и я за него… но можно ли это было назвать заботой? Я не знал.

— Наверное, нет… — сказал я, — Я сам о себе забочусь.

— Значит, ты тоже одиночка. Наверняка, тебя тоже предавали, да?

Я пролистнул в голове многочисленные отказы, а также то, как люди порой отталкивали меня, узнавая получше. Иногда, если честно, и я отказывал и отталкивал. Ни то, ни другое я не мог отнести к "предательствам". Просто было слишком много людей, с которыми был несовместим мой глубокий внутренний мир.

— Да нет, просто не складывается у меня с другими.

— Очень странно, ангел. В тебе чувствуется хороший человек.

— На небе на это не смотрят. Им не так важно, хороший ты или плохой. Важно то, выглядишь ты интересным или оказываешься не замечен. Внешность куда важнее всего остального. Так уж устроен человек.

— Так устроены наивные люди, ангел. Я тоже не без греха. Сама была доверчивой, сама набила шишек. Порой человек может казаться настолько интересным и хорошим, что даже не думаешь копнуть глубже. А как копнёшь, находишь чудовище, — по её щеке невольно прокатилась скупая слеза, которую она быстро смахнула, — Горький опыт научил меня ценить другие вещи, — Звезда снова многозначительно посмотрела в сторону Росы, — Это мудрость, выжженная опытом: "Завоевания всегда приводят к насилию. Лучший город — всегда непокорённый".

Она замолчала. Мне нечего было ей сказать.