На твоей орбите - Эшли Шумахер

к мальчику и девочке под огромным дубом. Даже когда они были маленькими, когда его кудри путались с ее прямыми хвостиками, когда они передвигали улиток по дорожкам и целовали ладошки, зверь-середина шел за ними. Энергию нельзя создать или разрушить. Наш зверь – определенная молния, ударившая в определенный дымоход, – мог состоять из смеха девочки, одернутых рукавов мальчика. Из звезд, сияющих вокруг Земли, из громких грубых слов или взмаха крыльев бабочки.

Неважно, из каких молекул и атомов состояла молния, обрушившаяся с неба на дымоход белого домика у дыры в заборе.

Важно, что она обрушилась.

И то, что мальчик и девочка, уже повзрослевшие, с собственным представлением о том, какими должны быть шаблоны и истории, отреагировали.

Глава 14

Сэм

Я давно так не бегал. Давно не пытался довести себя до изнеможения, чтобы обогнать эмоции. Мог бы получше одеться. Или хотя бы сменить джинсы на спортивные штаны.

Но времени не было.

Ведь Нова захлопнула дверь, оставив все позади.

Абсолютно все.

«Лучше бы ты не приезжала». Я не хотел этого говорить. Но все равно сказал. И хотя я отвернулся, я знаю, что Нова меня услышала.

Надо было понимать, что близится великий раскол. Понимать, что наши отношения не пойдут так, как я того хочу. Нельзя усидеть на двух стульях. Нельзя осчастливить всех, поступить правильно с тренерами, родителями, своей жизнью – и при этом заполучить все, что ты захочешь, даже если ты не совсем понимаешь, чего ты хочешь.

Нельзя требовать от жизни так много.

Какие бы «правда обещания» мы друг другу ни давали, это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Но я не могу об этом думать. Иначе сломаюсь. Поэтому я бегу под усиливающимся ливнем в насквозь промокшей футболке и джинсах, липнущих к ногам, словно они на клею. Буду бегать по району – избегая улицы, на которой мой дом, которая слишком близко к ее дому, – пока вода не затопит дороги и не унесет меня или пока я не потеряю сознание на чьем-нибудь мокром газоне от перенапряжения. Посмотрим, что произойдет раньше.

Оказывается, ни то ни другое.

Гроза разозлилась, стала громкой – такой громкой, что мне приходится закрывать уши ладонями. Кажется, падать в обморок на соседском газоне – чрезвычайно плохая идея, учитывая молнии, паутиной расползающиеся по небу почти сразу после ударов грома. Нова не Нова, а мне надо домой.

Я в четырех кварталах от дома, бегу вверх по холму, преодолевая жгучую боль в ногах, и чувствую это.

Не облегчение от отступивших, подобно приливной волне, мыслей и не сверхъестественное умиротворение.

Нет, я ощущаю, как поднимаются мокрые волоски на руках и на шее. Воздух наполнен энергией. Если бы я не знал, что происходит, то почувствовал бы себя супергероем.

Но я знаю. Однажды я уже ощущал подобное. Мы с Лисом играли на соседской площадке, и в дерево недалеко от нас ударила молния.

Сейчас ощущения такие же. Меня охватывает паника, и взгляд тут же устремляется вниз с холма, к моему дому, к дыре в заборе, к Нове.

Наверное, всему виной адреналин, но мне кажется, что я вижу, как она стоит у окна и смотрит на дождь. Вспышка света разгорается в небе и – словно неоновая вывеска – указывает прямо на дымоход ее дома.

Однажды я не успел убрать бутылки от пива, которые отец оставил у кресла, и он ударил меня так сильно, что в ушах зазвенело. Потом на два дня пропал слух.

И я вспоминаю этот удар, когда в ушах звенит от оглушающего раската. Сбегая по холму, я мысленно выкрикиваю имя Новы, пытаюсь как можно быстрее добраться до нее и обещаю всем богам на свете, что больше ничего и никогда не буду просить, если они сделают мне одно одолжение, если помогут ее спасти, дадут мне шанс извиниться и забрать назад слова, которые я не хотел произносить.

* * *

Нова

Треск оглушительный, но у меня нет времени это осознать, потому что мама кричит, я чувствую запах гари, электричество вырубилось, а над головой что-то зловеще трещит.

Пожар.

– Нова! – кричит мама с первого этажа. – Пожар! Надо выбираться! Ты меня слышишь?

Ее голос такой далекий, и я не могу понять почему. А потом подхожу к двери, тяну за ручку и сталкиваюсь со стеной дыма.

Если пламя и есть, я его не вижу, но оно должно быть. Дым густой, черный, и он движется. Это похоже на постапокалиптический фильм. Такой, где не все персонажи выживают.

Мама продолжает кричать, но я не слушаю. Какой смысл? Она была внизу, когда все случилось (молния ударила, может быть?), а я здесь, наверху, одна.

Закрываю дверь – так хотя бы можно дышать. По-идиотски (это что, шок?) я складываю ноутбук, тетради и школьные принадлежности в рюкзак, закидываю его на плечи.

Готово.

Мозг выныривает из ступора, и я подхожу к окну, тяну за раму, как я делала, когда прилетали камушки. Как давно это было? Час назад? Пять часов?

Окно не поддается.

Вытираю вспотевшие ладони о рубашку и пытаюсь вновь. Паника проникает в кости, в мышцы, которые держатся за раму, словно за спасательный круг.

Никак.

Возвращаюсь к двери, наполненная решимости преодолеть дым и пламя, но теперь там бушует пожар – злой, красный и какой-то мультяшный вблизи.

Мозг снова впадает в ступор. Оба выхода заблокированы. И что мне делать? Кататься по полу? Это помогает, только если ты горишь, а я хочу этого избежать.

Слышу, как к дому приближаются сирены. Надеюсь, пожарные прибудут вовремя. Комнату медленно наполняет дым. В момент ясности я затыкаю дверную щель простыней.

Уже начинаю кашлять, как вдруг окно позади меня разбивается. По полу разлетаются осколки стекла и, кажется, щепки.

– Нова. Иди сюда.

Его голос спокоен. В голове проносится водоворот воспоминаний: Сэм – Сэмми – смотрит на меня из-под дуба, на пикнике, на уроке английского, из моего разбитого окна.

– Нова!

Теперь его голос не такой спокойный. Балансируя на дереве, с которого уже падал, Сэм веткой убирает осколки стекла с подоконника.

Он протягивает мне руку, и я замечаю на ней яркие красные царапины.

– Надо уходить, – говорит он. – Пожалуйста.

Сирены звучат ближе. Я слышу хлопки дверей, голос мамы, другие голоса, но вижу только Сэма и его протянутую, мокрую, истекающую кровью руку.

Я даже не думаю. Беру его за руку и позволяю вытащить себя из окна. Рюкзак сползает с плеча, и мы едва не падаем.

К нам подбегают пожарные, помогают нам слезть с дерева. Родители Сэма и мама прижимаются друг к другу, словно персонажи мыльной оперы. Обе мамы плачут и одинаково вздыхают от облегчения, когда наши ноги касаются земли.

Сэм пытается меня отпустить, чтобы я подошла к маме и врачам, которые готовы затащить нас в машину скорой для подробного осмотра, но я его отпустить не могу, не могу расслабить руки, обвитые вокруг его талии.

– Твои руки, – шепчу я. Все еще льет ливень, гремит гром, шумит вода из пожарного шланга, но Сэм меня слышит.

Последние недели я размышляла, кто из нас двоих привлек другого. Типа, если все это правда такой космический замысел, то, может, кто-то из нас испускал особый сигнал?

Может, мы оба. Подобное тянулось к подобному. Потому что сейчас Сэм словно теряет над собой контроль, и я чувствую, как его руки, нигде не задерживаясь, лихорадочно касаются моего лица, спины, предплечий, шеи. Эта порывистость его движений выбивает из колеи, повергает почти в такое же оцепенение, в какое я впала в задымленной комнате, когда окно не открывалось.

– Молния, – говорит Сэм.

Я кладу ладони на его руки, обнимающие мое лицо.

– Все в порядке, – отвечаю дрожащим голосом. – Мы в порядке.

– Я это не всерьез, – продолжает он.

– Все в порядке, – повторяю я. – Я знаю.

– Я соврал, что больше не хочу тебя видеть.

– Я знаю, – говорю я.

К нам подходят наши мамы, заключают нас в объятия, уводят друг от друга и от дома.

– Прости, – говорит мне Сэм прежде, чем нас разлучают.

– И ты меня, – отзываюсь я.