Эти три коротких слова - Меган Куин

– Отлично выглядишь, – говорит парень из отдела маркетинга. – Эй, а где твои счастливые ботинки?

Итак, никакого больше тщательно продуманного гардероба. В долгосрочной перспективе это создает лишние проблемы.

– Испачкал, – говорю я. – Но и эти ботинки вполне сойдут. – Я неловко подмигиваю в ответ, потому что не знаю, как еще реагировать, и сворачиваю направо в коридор, ведущий к кабинету Пенни.

Оказавшись у двери в кабинет, я вежливо стучу, прежде чем войти внутрь, и тут же останавливаюсь как вкопанный, когда замечаю еще одного мужчину.

И не просто какого-то мужчину… Реми Гаспера.

Какого, собственно, черта?

– Гаспер, – произношу я, выпрямляясь во весь рост. – Какого черта ты тут забыл?

Он встает со стула и застегивает пиджак.

– Зашел поздороваться со старой подругой, – отвечает он со своей вечной раздражающей ухмылкой. – Я тоже рад тебя видеть, Хорнсби.

Пенни встает с взволнованным лицом, и это отвлекает меня от желания вышвырнуть Гаспера прямо через стеклянную дверь.

– Ну, раз ты поздоровался, то теперь можешь идти.

Он ухмыляется еще шире, а затем обходит стол, заключает Пенни в объятия и целует в макушку.

– Подумай насчет ужина, ладно? Я бы хотел еще немного пообщаться.

Ну уж нет, никаких ужинов. Только через мой гребаный труп.

Он отпускает Пенни и идет к выходу, толкая меня плечом.

– Смотрю, ты по-прежнему веришь, что мармеладные мишки принесут тебе удачу. Уморительно. Увидимся на льду. – И он выходит, прикрыв за собой дверь.

– Привет, Илай…

– Откуда, черт возьми, ты его знаешь?

В глазах Пенни появляется беспокойство.

– Ты о чем? Мы с ним вместе росли. Он был хорошим другом Пэйси. Они долго играли в одной команде.

Да, возможно, что-то такое я припоминаю. Пэйси никогда особо не говорил о Гаспере, потому что знает, как сильно мы все его ненавидим – между прочим, по веской причине. Если бы он только знал, что это из-за Гаспера меня не было рядом с Холденом… Полагаю, после этого Пэйси больше не захочет с ним дружить.

– Между вами что-то есть? – спрашиваю я.

– Ты серьезно? Илай, я только сегодня утром сказала, что у меня нет на это ни времени, ни сил. Ты можешь это понять? И вообще, какое тебе дело? Мы с тобой не встречаемся. Ты не имеешь на меня никаких прав.

– Я не хочу, чтобы этот ублюдок ошивался рядом с моим ребенком.

– Твоим? – спрашивает она, складывая руки на груди.

– Нашим ребенком, – поправляюсь я. – Он дерьмовый человек.

– Вовсе нет, – защищается она, что, конечно, заставляет меня разозлиться только больше. – Ты его вообще знаешь?

– Да, черт возьми. Он по меньшей мере трем парням из нашей команды врезал клюшкой по коленной чашечке. Он грязно играет и готов на все, чтобы победить, даже если это оборвет чужую карьеру. И ты с ним еще дружишь?

– Да, он агрессивно играет, но он не пытается кого-то специально покалечить.

– Ты его еще защищать будешь? – взмахиваю я руками – в одной из которых, кстати, я все еще сжимаю дурацкий пакет мармеладных мишек.

– А ты будешь орать на меня в моем же кабинете? – спрашивает она.

Опуская руки, я делаю глубокий вдох.

– Тебе не следует с ним общаться, и ты совершенно точно не пойдешь с ним на ужин.

– Прошу прощения? Ты мне сейчас указываешь, что я должна делать, а что нет?

– Я пытаюсь тебя вразумить.

Глаза Пенни загораются огнем, и я сразу понимаю, что зря это сказал.

– Мне не нужно, чтобы меня кто-то вразумлял, – цедит она сквозь стиснутые зубы. – Я знаю Реми. Ты видишь его только во время матча. А я знаю, какой он в реальной жизни. Он – хороший человек. На протяжении многих лет он помогал нашей семье. Вместе с Пэйси он участвовал в благотворительности и многое сделал для нашего родного города. Да, на льду он может быть чересчур воинственным, но это не определяет его как человека.

– То, как ты ведешь себя на льду, напрямую зависит от того, какой ты человек, – говорю я. – У него нет чести.

Не желая больше это обсуждать, я поворачиваюсь к двери, собираясь уйти, как вдруг вспоминаю, зачем я пришел. Держась за дверной косяк, я спрашиваю:

– Как ты себя чувствуешь?

– Катись к черту, Илай, – говорит Пенни. Полагаю, это означает «нормально».

– Чувак, ты заставляешь меня беспокоиться, – говорит Поузи, сидя рядом со мной. – Ты весь взвинченный.

О да.

Я, черт возьми, готов.

Я не сводил глаз с Гаспера с тех пор, как вышел на лед. Я смотрел, как он катался на коньках, разминался и даже перешучивался с парнями из обеих команд.

Три года назад даже плей-офф игры были для нас важны, могли дать нам заветное право побороться за кубок. Счет шел вничью. Начался третий период. Гаспер налетел на Холмса и повалил его на лед. Судья проигнорировал явную попытку вывести из строя нашего центрового – по-видимому, он симпатизировал Гасперу.

Холмс выбыл из-за травмы, и в итоге они победили. Именно в этот момент я начал его ненавидеть.

И моя ненависть только укрепилась, когда… Ладно, это мы уже знаем.

– Просто я готов к игре, – отвечаю я, крепко сжимая клюшку.

– Ладно. Просто не похоже, что ты готов к игре. Похоже, ты готов убивать.

Ага. Это тоже.

– Ты съел мармеладных мишек? – продолжает он. – Я могу попросить Хэнка и в раздевалку принести тебе немного.

– Я в порядке. – Я хлопаю его по плечу и направляюсь к скамейке запасных, чтобы взять свою бутылку с водой и сделать огромный глоток.

Команды в сборе, сейчас будет время национального гимна. Все выстраиваются в шеренгу, и пока мы проходим через церемонию открытия, я думаю только об одном: я обязательно сделаю так, чтобы Гаспер надолго запомнил эту игру.

Я на взводе.

Я готов с ним сразиться.

И ничто, абсолютно ничто меня не остановит.

Когда затихают последние звуки национального гимна, все занимают свои позиции. Судьи собираются вместе, а ко мне подкатывает Гаспер. Мне хочется врезать ему локтем по зубам, чтобы стереть с его лица эту проклятую ухмылку.

– Итак, ты и Пенни, а? – спрашивает он, и я понимаю, чего он пытается добиться.

Он пытается вывести меня из себя, как и обычно.

Я ничего не отвечаю, а только крепче сжимаю клюшку и встаю на позицию, готовый принять шайбу. Гаспер, кажется, понимает мой намек – мы здесь стоим не для того,