Эти три коротких слова - Меган Куин

– Потому что я леди. Уж прости, что я не хочу ослепнуть от вида твоих бедер.

– У меня не настолько бледные ноги.

– Как скажешь, Хорнсби.

Я слышу, как он подходит ко мне, огибает кровать и встает прямо надо мной, заправляя рубашку в брюки.

– Илай.

Я сглатываю.

Потому что его голос, серьезный и вдумчивый, и еще этот его черный костюм – все это вызывает у меня ступор. Заставляет желать большего.

Пытаясь скрыть бешеный стук сердца, я говорю:

– А я-то думала, что тебя зовут Элайджа.

Он качает головой, глядя на меня.

– Язва.

Затем он надевает ботинки и темно-синий бархатный пиджак с черными лацканами.

Он поправляет манжеты и разводит руки в стороны.

– Как я выгляжу?

Просто.

Чертовски.

Привлекательно.

Так и хочется лизнуть.

Поцеловать.

Трахнуть.

Я натягиваю улыбку и показываю ему большой палец.

– Неплохо.

– Неплохо? – Он приподнимает бровь, глядя на меня. – И все? Просто неплохо?

– Нужно быть по-настоящему благородным человеком, чтобы уметь так сочетать текстуры. – Я хлопаю его по плечу. – Отличная работа, дорогой сэр.

Его бровь взлетает еще выше.

– Ты ведешь себя еще более странно, чем обычно. Что происходит?

– Ничего не происходит, – говорю я сквозь гул своего учащенного пульса. – Все нормально.

Он оглядывает меня внимательным взглядом.

– Почему я тебе не верю?

– Возможно, у тебя проблемы с доверием? – Я спрыгиваю с кровати и тянусь к его сумке, но он быстро оказывается у меня за спиной и выхватывает ее у меня из рук. – Эй, я хочу помочь.

– Ты беременна. Тебе нельзя ничего поднимать.

– Вчера мне пришлось поднять руку с пончиком ко рту. И где ты был?

– Ты правда странно себя ведешь. – Он идет по коридору в гостиную, где ставит сумку на пол и поворачивается ко мне. – Мне немного страшно оставлять тебя в таком состоянии.

Я складываю руки на груди.

– Это в каком таком состоянии?

Он неопределенно взмахивает рукой.

– В сумасшедшем.

Я принимаюсь выбивать пальцами тревожный ритм. Наклонив голову, я спрашиваю:

– Тебя кто-нибудь предупреждал, что нельзя называть беременную женщину сумасшедшей?

Когда я поднимаю взгляд, в глазах Илая плещется паника, и я начинаю смеяться. Что плохо – это то, что я почему-то не могу остановиться. Я подхожу поближе и, все еще посмеиваясь, обнимаю его.

– Не волнуйся, я не собираюсь откусывать тебе голову.

Я прижимаюсь щекой к его груди, и он неуклюже обнимает меня в ответ.

– Что ж, это хорошо.

Ему явно неловко – скорее всего потому, что я крепко обхватываю его руками, а обычно мы так долго не обнимаемся. Но я, кажется, просто не могу его отпустить. Это все ребенок – он не позволяет мне отстраниться.

Впитывает его в себя.

Его силу.

Его восхитительный запах.

Его жесткие, но теплые объятия.

Проходит несколько секунд, и Илай наконец крепко прижимает меня к себе. Я наслаждаюсь этим ощущением. Раньше я особо об этом не думала, но на самом деле люди прикасаются ко мне очень редко. Как бы я ни любила жить одна, мне часто не хватает общения.

И сейчас это ощущается так правильно – просто стоять и обнимать его.

Это успокаивает.

И кажется совершенно необходимым.

Илай гладит меня по спине и спрашивает:

– С тобой все будет в порядке?

– Ага, – отвечаю я. – Просто мне хотелось, чтобы меня обняли.

Это заставляет его слегка отстраниться и взглянуть мне в глаза.

– Тогда тебе стоило просто попросить.

– Мне больше подходит просто неловко на тебя вешаться.

– Так тоже можно. – Он снова прижимает меня к себе. – Мы с тобой сейчас проходим через очень необычный жизненный этап. Поэтому если тебе нужно обняться, не стесняйся попросить.

– Ладно. Спасибо.

Он продолжает гладить меня по спине, пока я не понимаю, что скоро он попросту опоздает на самолет. Я отпускаю его и делаю шаг назад.

– Ты в порядке? – спрашивает он меня.

– Да, все нормально. Спасибо.

Он кивает.

– Хорошо. Я позвоню тебе, когда доберусь до гостиницы. – Он протягивает руку и приподнимает мне подбородок. – Поговорим позже.

Почему я чувствую себя такой несчастной? Я не хочу, чтобы он уходил. Я хочу, чтобы он снова сидел со мной на диване, а я могла закинуть ноги ему на колени и болтать о всякой ерунде. Я хочу слышать его низкий голос, хочу, чтобы он рассказывал мне о хоккейном матче, хочу видеть, как он ерошит волосы, когда я хвалю его мастерство. Я хочу, чтобы он остался здесь, рядом со мной…

На глаза наворачиваются слезы, и я снова проклинаю чертовы гормоны за то, что не могу держать себя в руках.

– Что не так? – спрашивает Илай, сразу замечая, как я расстроена.

Я вытираю глаза.

– Ух. Просто гормоны. Я в порядке.

Он издает сдавленный звук, а затем снова заключает меня в объятия.

– Пожалуйста, не плачь. Я уже чувствую себя виноватым за то, что мне приходится тебя бросать. Когда ты плачешь, становится только хуже.

– Это не я плачу. Это ребенок несправедливо управляет моими чувствами. Ты его туда засунул. Сам виноват.

Илай смеется и целует меня в макушку.

– Полностью признаю свою вину. – Он отстраняется и снова легонько приподнимает мой подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом.

В глазах у меня стоят слезы.

Его глаза полны беспокойства.

– Я позвоню тебе позже.

– Ладно.

– Обязательно возьми трубку.

– Хорошо.

– Ладно. – Он тяжело вздыхает и берет свою сумку. – Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Он машет мне рукой, и я машу в ответ.

– Надери им зад, Хорнсби. – Когда он пронзает меня взглядом, я с усмешкой поправляюсь: – Надери им зад, Илай.

– Так лучше.

Затем он уходит, тихо закрыв за собой дверь.

Я откидываюсь на спинку дивана и прикрываю глаза рукой. Господи, как все сложно!

Я не могу понять, нравится ли мне Илай на самом деле или это просто гормоны. И как бы то ни было, я совершенно не могу контролировать реакцию моего тела. Я знаю – это только вопрос времени, когда я больше не смогу держать себя в руках.

Я лежу на диване и наблюдаю за забавными приключениями Мелиссы Маккарти на экране телевизора, а на груди у меня покоится огромная миска с вишневым мороженым. Я очень люблю Мелиссу. Если бы мне предложили подружиться с любой знаменитостью на выбор, я бы выбрала именно ее. Она очень веселая, а еще добрая и совсем не заносчивая. Я чувствую с ней такое духовное родство, что у меня вдруг возникает искушение написать ей и спросить, не хочет