Сводные... Запрет на любовь... - Лив Янг
– Лжешь, как всегда! Ты бросил меня, Яр! – стягиваю с себя обувь и ощутимо бью пяткой в спинку водительского кресла. – Бросил тогда, когда я безумно в тебе нуждалась! Так что не нужно мне сейчас говорить о том, что всегда заботился обо мне! Мы с тобой чужие! Запомни это раз и навсегда! И не лезь больше в мою жизнь, понял?! Никогда!
Забираюсь с ногами на сидение, затихая, когда светофор переключается на зеленый. Обнимаю крепче колени, чувствуя подступающие слезы.
Мне холодно, но гордость не позволяет при нем ни плакать, ни просить включить печку. Распускаю пучок, растрепывая мокрые волосы по плечам и натягиваю капюшон, пытаясь согреться.
– Мышь продрогшая, – слышу мужское рычание и замечаю его косые взгляды в зеркало.
Матерится, стягивая пиджак и швыряя им в меня. Включает печь на полную, молча концентрируясь на дороге.
Тихо шмыгаю носом, робко укутываясь в кашемировую ткань, как в одеяло, постепенно согреваясь.
Вдыхаю его запах, теплый и обволакивающий… Заставляющий забить на все обиды и просто дышать им, успокаиваясь…
Глава 8. Яр.
Ей семь… Мне двенадцать…
И я ненавижу ее за то, что появилась непрошенным гостем в нашем доме.
Маленькая светловолосая ведьма с глазами-озерами.
Она здесь всего четыре месяца, а родители трясутся над ней так, будто действительно родили и вырастили эту взъерошенную куклу.
Мне от их внимания достаются лишь досадливые упреки и осуждающие взгляды.
Она ведь маленькая, а я взрослый… Я должен уже все понимать и подстраиваться…
Мне двенадцать, и я совсем не взрослый… Так же как и остальные мальчишки бегаю на тренировки, дерусь во дворе и гоняю в футбол, до сбитых в кровь коленей…
Мне двенадцать... И без того не самый простой возраст.
Огрызаюсь, благополучно настраивая родителей против себя, а своих друзей и детей во дворах против мелкой.
Ведутся, от мала до велика, цепляя ее на улице и в классе, провоцируя… Мне на радость.
– Саш, она снова подралась в школе, – мама разговаривает с отцом шепотом, но я прекрасно слышу их обоих, стоя за дверью кухни.
– Ее обозвали «проклятой ведьмой», – равнодушно повторяет слова обидчика отец, отрываясь от монитора компьютера. – Из-за того, что с людьми вокруг нее всегда случается что-то нехорошее...
Это мои слова! Ляпнул с горяча, когда мелкой купили велосипед, а ее новая подружка навернулась на нем с горки. Просто позлорадствовал… Не думал, что все перерастет в сплетни в школе.
Нервно растираю плечи руками, чувствуя себя виновато, но все-равно продолжаю подслушивать их разговор.
– Стася дикая, – мама растерянно переводит взгляд с отца на стол. Ей нелегко даются эти слова, но она все же решается. – Укусила и толкнула девочку в классе.
– Она защищалась!
– Не подпускает к себе никого… Дергается каждый раз, как от огня, когда касаешься оголенных участков ее кожи. Я даже обнять ее не могу… Я… Я не знаю с какой стороны к ней подступить, Сань.
– Два года в интернате не могут пройти бесследно, – голос отца становится непримиримо холодным. – Ты видела, в каком состоянии мы ее забрали? Сколько синяков и следов от укусов было на ее теле?!
– Саш…
– Что, Саша?! Если бы я знал, что произошло с Игорем и Алиной, я бы забрал ее намного раньше…
– Ты ни в чем не виноват… – выдыхает женщина. – И никому ничем не обязан.
– Игорь был мне как брат, и я буду терпеть выходки этого ребенка до тех пор, пока она не примет нас, – раздраженно закрывает монитор ноутбука, сердито глядя на жену. – Хочет ходить закутанной в водолазке по горло и с длинным рукавом, пусть ходит, если ей так комфортно.
– Яру двенадцать. Он ревнует.
– Яр взрослый, должен понимать…
– Наш сын никому ничего не должен! Он ребенок! – строго чеканит мать, расстроенно выдыхая. – Они оба еще совсем дети… Не знаю… Может нам стоит поговорить с семейным психологом?
Отвлекаюсь на тихий стук за спиной, и вижу рукав мелькнувшей детской футболки. Слышу быстрые шаги, поднимающиеся по лестнице, и понимаю, что мелкая подслушивала, так же, как и я!
Срываюсь с места, взбегая по лестнице. Распахиваю дверь в детскую комнату, но там темно и ничего не видно.
– Подкидыш, ты здесь?! – пытаюсь привыкнуть к полусумрачному помещению, шаря рукой по стене в поисках светильника. – Я знаю, ты подслушивала… Выходи.
Слышу тихие всхлипы и останавливаю руку возле выключателя.
– Ты что, ноешь что ли? – возмущаюсь, пытаясь понять, с какой стороны доносится звук.
– Они… отдадут… меня… назад… в интернат… – проговаривает надрывно, и у меня что-то ломается внутри.
Это я во всем виноват.
– С ума сошла? – добираюсь наконец до источника звука. – Никто тебя никуда не отдаст!
Вжимается в угол, обнимая колени ладошками.
– Они все так говорят… А потом разговаривают с психологом и... отдают в детский дом... – смотрит на меня маленьким испуганным волчонком, размазывая по щекам крупные дорожки слез.
А у меня сердце в пятки обрывается. В смысле отдают?! Она что, игрушка какая-то?! Поиграли и не понравилась?!
– Не посмеют, поняла?! – рычу, обозленный больше на себя, чем на родителей.
Никому не дам ее обидеть!
Запираю дверь на замок и подтягиваю мебель, баррикадируя. Понимает меня с полувзгляда, срываясь с места и помогая в темноте подпирать ручку двери письменным столом и стульями.
– Яр, что происходит?! – слышим голос родителей в коридоре и нервный стук.
Быстро прячемся за своим укрытием, уверенные на все сто процентов, что к нам теперь не пробраться.
– Дети, откройте немедленно! – отец толкает дверь, но она не подается. – С ума сойти… Вы что за бойкот там устроили?!
– Что такое «бойкот»? – шепчет одними губами мелкая.
– Это значит, что мы выйдем отсюда, только если сумеем с ними договориться…
– А если мы останемся здесь навсегда? – испуганно заглядывает бесеныш в глаза.
Становится смешно и страшно одновременно.
Касается пальцами моей ладони, и я недоверчиво посматриваю в ее сторону.
Замираю, боясь даже дышать, чтобы не спугнуть.
Она взяла меня за руку! Крепко! Сама!
– Если кто-то посмеет тебя обидеть, передай, что твой брат кинет его в бездну морскому чудовищу, и оно сожрет его вместо завтрака, поняла?!
Кивает, размазывая слезы по щекам, но руку не отпускает, держа
