В объятиях его жестокости - Нина Северова

– Ну ты и сука.

– Вот и завидуй, – забегаю в подъезд и чувствую, как меня аж подкидывает от злости. Почему нельзя нормально разговаривать? Понятное дело, что Асылжан из бандитского круга, но обычные слова всё равно должен знать. Вряд ли он со всеми общается вот так.

Наконец-то захожу в квартиру, закрываю дверь и оседаю на пол. Эта ночь была одна из самых страшных. Я привыкла к насилию, но это… Хочу просто забыть и смыть с себя.

Долго стою под душем, руки саднит от воды, кожу от веревок немного содрало. Выжимаю волосы, нет сил сушить феном, ложусь с мокрой головой. Засыпаю быстро и просыпаюсь от звонка в дверь. Сколько времени? Вечер, за окном уже солнце садится.

Смотрю в глазок, Батыр. Ну да, обещал же. Открываю.

– Спала? – заходит с пакетами. – Уже думал дверь ломать.

– Не надо ломать. Я уснула как пришла, – тру глаза.

Батыр ставит пакеты на пол и нависает надо мной. От него пахнет сигаретами и машинным маслом. Черная футболка натягивается на вздымающейся груди. Агрессивный, даже когда спокойный. Опять разглядывает, аж щеки краснеют. Притягивает к себе и сжимает так сильно, что выбивает воздух. Кладет ладонь на затылок, давит. Чувствую его каменное тело и ловлю какой-то трепет от того, что он так обнимает. Обмякаю под этой силой, касаюсь носом шеи, от чего мужчина ещё сильнее напрягается. Я не могу обнять в ответ, мои руки в тисках, но так тоже хорошо, что даже странно.

– Жрать хочу, сладкая. Разбери пакеты, – отпускает наконец.

Выкладываю продукты на стол, а он стоит сзади и молча наблюдает. По спине бегут мурашки, руки не слушаются. Его близость парализует и я не знаю, как себя быстро успокоить. Батыр подходит ближе, чувствую спиной жар его тела и теряюсь еще сильнее. Мужчина резко хватает меня за талию, вскрикиваю от неожиданности. Он давит, сжимает, будто проверяет на прочность. А я ловлю себя на ужасной мысли: мне страшно, но ещё страшнее – мне это нравится.

Глава 9. Батырхан

Ксюша нервничает и это заводит ещё сильнее. Она даже боится красиво.

Сонная, мягкая, домашняя. В синей пижаме и растрёпанными волосами. Поднимаю футболку, провожу руками по талии и животу. Она мгновенно покрывается мурашками, веду выше, натыкаюсь на небольшую грудь. Ксюша дёргается и откидывается мне на плечо. Кладу руку на тонкую шею и сжимаю. Вся в моих руках, в клетке, из которой не выбраться. Неправильно, но плевать. Нюхаю волосы и кусаю плечо, вскрикивает.

– Батыр, – дрожит. Не надо звать, я уже здесь. Кусаю мочку уха, снова сдавливаю шею. Чувствую как ее пульс бешено бьётся, а сам еле держусь за щепки здравого рассудка, чтобы не взять прямо здесь. Но не так. Сама сверху сядет, без принуждения. Недолго ждать осталось. Ксюша ещё борется с собой, боится, но сдастся. Ведь я никуда не денусь, от меня не избавиться. В ушах гул, снова меня клинит. В глазах вспышки, голову ведёт.

Ксюша разворачивается и обнимает меня за шею. Это… приятно. И непривычно. Чувствую её пальцы на затылке и теряюсь. Нежности – это не про меня. Не умею ни давать, ни брать. От глотки до паха всё горит. Хватаю Ксюшу за лицо, давлю на щёки. Она смотрит на губы и тянется вперёд. Прижимается к моим, проводит языком и я не сдерживаюсь.

Сжимаю волосы у корней, запрокидывая ее голову назад. Сжимаю ягодицы, кусаю губы. Не поцелуй как в фильмах сопливых. Присвоение. Она сладкая и меня снова торкает. Больной, зависимый.

– Батыр, больно, – отталкивается от груди. В глазах слёзы, на губах… ранки от моих зубов. Блядь. – Ты слишком кусаешься.

Не отпускаю. Обнимаю крепче. Не умею я, твою мать, чтобы нормально было. Только через силу, через боль. Не умею лобызаться.

– Не буду больше, – провожу пальцами по длинным волосам. Мягкие. – Приготовь пожрать, я пока в душ.

– Хорошо, – отстраняется, в глаза не смотрит. Упустил важный момент? Спугнул? Ничего, наверстаю. Это не меняет того, что Ксюша – моя. Сломаю и соберу заново. Как и она меня. Уже что-то идёт не так. Меняется. Остаётся только то, что психоз мой становится более обостренным. Чувствую, сорвусь скоро, а это всегда катастрофа.

Ксюша уходит в комнату и я оглядываю кухню. Маленькая, почти ничего нет. Голая раковина торчит из стены, под ней мусорное ведро. Холодильник советский, плита «Лысьва». Столешница, сверху два ящика, небольшой стол, одна табуретка. Всё. Надо гарнитур купить нормальный сюда.

– Вот, – отдает полотенце. Иду в ванную. Мимо заглядываю в комнату, всё также пусто. Разложенный маленький диван, покосившийся шкаф и стол «бабочка» в углу. Нихрена больше нет. Обустроить надо.

В ванне зелёные крашеные стены, плохое освещение. Сразу нары вспоминаю, аж дёргает. Раздеваюсь, бросаю шмотки на пол. Тесно здесь, конечно. Вода смывает тяжёлый день, но грязь всё равно остаётся.

Зуб за свою тупость получил. В больничке теперь отлёживается. Помяли его. Не жалко, думать надо, хотя бы иногда. Он вроде не тупой мужик, но что-то пошло не так. И притон разнесли его. Девок вывели, Асылжан с мужиками битами всё разворотили. Потому что Ксению мою напугал, следы оставил на ее коже. Как вижу синие запястья, так ещё раз позвоночник ему сломать хочу.

Вытираюсь и голым выхожу в комнату. Ксюша в коридоре останавливается и смотрит на меня глазами оленёнка. Ну давай, задержись взглядом ещё немного, я и тебя раздену.

– У тебя нет татуировок? – спрашивает и возвращает взгляд на лицо. Могла бы и дальше смотреть ниже пояса. Чем природа наградила, тому и рады.

– А должны быть? – иду на кухню. Вместе с едой привез чистые вещи. Ксюша нарезала бутерброды, на плите варятся пельмени.

– Наверное, ты же… – замолкает.

– Кто? Договаривай, – достаю из пакета шмотки, натягиваю трусы.

– Лицо бандитской наружности, – отвечает.

Смеюсь. Так меня ещё не называли. Обычно говорят, что я псих отбитый и ублюдок.

– Не нужны мне эти портаки. Шрамов хватает, – подхожу к девчонке и беру за подбородок. – Откуда у тебя это? – провожу большим пальцем за ухом. Ксюша отворачивает голову и делает шаг назад.

– Не трогай.

– Кто сделал это? – кладу руку на плечо, смотрю как бьётся вена на шее. Хочу укусить, засос оставить. Ну точно больной.