Измена. Бывшая любовь мужа (СИ) - Милана Лотос

Я не видела его лица в темноте, лишь силуэт. Не толстый, не худой, спортивного телосложения. Почесав подбородок, он обошел свой автомобиль и, облокотившись на пассажирскую дверь, скрестил ноги. Склонив голову к плечу, он пристально вглядывался в мое лицо.

— Если вам нужны мои деньги, телефон или кредитная карта, забирайте. В чемодане только вещи, но если и они нужны, я не против!

— Мне не нужны твои деньги или вещи, — серьезным голосом произнес мужчина.

— Но у меня больше ничего нет. И я уже не невинная девушка, — чуть привстав, я показала на свой большой живот, — я беременная. Пожалуйста, не бейте меня.

— Я не собираюсь бить тебя или обижать, а всего лишь хочу подвести тебя.

— Меня? — Ахнула я от неожиданности. — Но… я вас не знаю и боюсь.

— Варвара Шуйская? Это ведь ты?

— В девичестве Шуйская, сейчас Яхонтова. А вы кто такой? Откуда вы меня знаете? — Удивленно спросила я, вглядываясь в незнакомое лицо мужчины.

— Оттуда, Варь. — Радостно произнес мужчина, сделав несколько шагов в мою сторону и остановившись рядом с остановкой, где тускло светил единственный фонарь. Передо мной стоял взрослый мужчина с лёгкой щетиной на лице, сквозь которую пробивались седые волосы. Они также были заметны и на его голове. Его ясные глаза были обрамлены не очень глубокими морщинами, которые добавляли ему возраста и мудрости. — Ну здравствуй, Варюша.

— Дядя Вардан, — произнесла я тихо, всё ещё не в силах поверить в то, что вижу. — Это вы? Правда, вы?

— Я, — улыбнулся мой добрый знакомый, сверкнув белоснежными зубами. — Сколько же лет прошло с тех пор? Десять?

— Двенадцать, — ответила я дрожащим голосом и, поднявшись, бросилась на шею своей первой юношеской любви — уже взрослому мужчине.

Глава 10

— Так вот, значит, ты какая стала, — его голос, низкий и теплый, пропитан улыбкой. Взгляд, скользящий по мне, не скрывает искреннего любопытства и какой-то ностальгической нежности. — Взрослая. Красивая. И, я смотрю, довольно-таки внушительная, — он указывает подбородком на мой живот, и в его глазах играют добрые чертики.

Я невольно хмыкаю, поправляя прядь волос, выбившуюся из-за уха. От его внимания почему-то щеки начинают гореть.

— Ну и какая же я, Вардан?

— Опасная, — смеется он. — Раньше — девочка-искра, а теперь — женщина-вулкан. И кого ждешь-то в таком солидном ранге?

— Сына, — не могу сдержать горделивой улыбки, проводя ладонью по крутому склону живота. Внутри толкается ножкой тот, ради кого все это терплю.

— Сын — это сила, — одобрительно кивает он. — Хотя дочки… дочки — это что-то особое. У меня, знаешь ли, папина дочка подрастает, Алией зовут. С ума сходит по папе.

Гордость в его голосе такая искренняя, что на мгновение становится тепло и светло внутри. Но тут же накатывает грусть.

— Мой муж… мой муж очень хотел именно сына, — голос сам по себе становится тише, и я отвожу глаза в сторону. — Кажется, приложил все усилия, чтобы его заполучить.

Вардан демонстративно оглядывается по сторонам, его лицо выражает преувеличенное недоумение.

— Хм… И где же этот счастливый обладатель наследника? Не вижу я его рядом с будущей мамой. Неужели отпустил одну в такое время? Да еще и с чемоданом?

Я замираю, стискивая пальцы на коленях. Комок в горле мешает говорить. Как произнести слова, которые разрушают не только меня, но и всё, во что я верила?

— Он… — голос срывается, и я опускаю взгляд в пол, чувствуя, как предательский румянец стыда заливает щеки. — Это… долгая история.

— Варя, — его голос становится мягче, без тени насмешки. — Ты стоишь одна на автобусной остановке. Ночь на дворе. Если бы я не подобрал тебя, неизвестно, чем бы это все закончилось. Давай без игр. Я видел, как ты шла от родительского дома. Вид был… скажем так, не самый радужный. Разругалась с семьей? Молчишь. Значит, так оно и есть.

Он берет мой чемодан решительным движением. Его пальцы смыкаются на ручке крепко, по-хозяйски.

— Идем к машине. Нечего тут на холоде торчать.

Я колеблюсь секунду, но он уже открывает дверь, и его уверенность не оставляет места для сомнений.

— Варя, ты что, язык проглотила? — он усмехается, усаживаясь за руль. — Раньше-то тебя было не остановить. Рыжая болтушка, помнишь? Я тебя так и звал.

Память отзывается теплой волной. И болью.

— Помню, — выдыхаю я. — Как же не помнить. Еще Пэппи Длинный чулок и мадам Антошка. Очень лестно, надо сказать.

Он заливается заразительным смехом.

— Точно! Ха-ха-ха! И как я мог забыть? Веснушки, которые не помещались на лице, и эта грива… Настоящий одуванчик. Все расчески ломались.

— Было дело, — я качаю головой, с горьковатой улыбкой вспоминая ту нескладную, вечно смущенную девочку. — Не лучшее время для демонстрации красоты и обаяния.

— Неправда, — его голос внезапно становится серьезным. — Ты была самой обаятельной девчонкой на свете. Которая… эм-м…

— Которая бегала за тобой, как сумасшедшая, и готова была на все, чтобы ты ее заметил, — заканчиваю я фразу тихо, чувствуя, как горят уши. Старая рана дает о себе знать едва заметной щемящей болью.

— Да, — он кивает, и в его глазах мелькает что-то похожее на легкую вину. — Было и такое. И знаешь, это было чертовски мило.

— Мило? — фыркаю я с обидой, которой уже нет. — Для тебя — мило, а для меня — целая трагедия. Ты меня вообще не замечал.

— Я был в одном шаге от женитьбы, — он смотрит на меня прямо, и его взгляд становится серьезным. — Ты же знала это.

— Знала, — выдыхаю я, делая вид, что мне давно уже не больно. — И страдала соответственно. Плакала ночами в подушку, писала стихи… Целые тома ненаписанных писем тебе.

— Неееееет! — растягивает он слова. — Неужели правда?

Он смотрит на меня с таким комичным ужасом, что я не выдерживаю и растворяюсь в смехе.

— Конечно, нет! — хлопаю его по руке, хохоча уже по-настоящему. — Что ты! Я нашла себе парня получше и вовсю наслаждалась жизнью. Мы по ночам бегали по поселку голышом, купались в озере при луне… — я закатываю глаза, изображая блаженство.

— Не верю! — он качает головой, но в его глазах читается неподдельное любопытство. — Я бы обязательно прознал про голую рыжую девицу, бегающую по округе!

Я лишь пожимаю плечами, отворачиваясь к окну. Продолжать этот разговор нет никаких сил. Потому что правда была где-то посередине: и слезы в подушку были, и отчаянные попытки забыть его с другими. И та всепоглощающая ненависть к его невесте, которой я теперь так стыжусь.