Измена. Бывшая любовь мужа (СИ) - Милана Лотос
— Ну-ну, тише, малыш. Тише. Все наладится, все образуется, — его голос был глухим, утробным, таким спокойным и надежным. — Хотя знаешь что? Не надо тише. Давай громко! Что есть сил! Можешь кричать, ругаться, обматерить всех, кого хочешь. Давай, не стесняйся, я все вынесу. Только не молчи, Варюш! — он сказал это чуть громче, и в его словах была не злость, а какая-то отчаянная поддержка. — Не копи в себе эту гадость. У тебя же ребенок под сердцем. Он все чувствует. Маме плохо — и ему тоже несладко.
Он продолжал говорить — ласковые, успокаивающие слова, которые не имели особого смысла, но были нужны как воздух. Он укачивал меня и вытирал новые слезы, и в этой простой, почти отеческой заботе было столько тепла и участия, что боль понемногу начала отступать, уступая место истощению.
И горькая ирония жизни заключалась в том, что в этот самый тяжелый момент меня поддерживал неродной отец, запуганный и сломленный, не мать, для которой я была лишь разменной монетой, и, уж конечно, не муж, когда-то клявшийся в вечной любви. Меня спасал Вардан — человек, долгие годы бывший для меня просто знакомым из прошлого, почти чужаком.
А сейчас, в кромешной тьме моего отчаяния, он стал самым родным и самым надежным причалом.
Глава 12
— Ну вот, смотри, — произнес Вардан, и в его голосе прозвучала легкая, почти мальчишеская гордость. Он широко распахнул дверь, впуская меня внутрь, и жестом, словно представляя дорогому гостю королевские покои, показал на свое холостяцкое жилище.
Квартира оказалась однокомнатной студией, где все зоны слились в одно открытое пространство. Гостиная, кухня и спальня существовали без перегородок, создавая ощущение свободы и одновременно некоторой незащищенности. Сквозь панорамные окна, скрытые до самого пола тяжелыми темно-коричневыми портьерами, в комнату пробивался тусклый свет ночного города, отбрасывая на полированный бетонный пол длинные причудливые тени.
— Здесь неплохо, — выдохнула я. На губах невольно появилась усталая улыбка. — Уютно.
Я медленно прошлась по небольшому периметру, мои мягкие туфли бесшумно ступали по прохладной поверхности. Воздух пах свежестью, с легкими нотами мужского парфюма и старого дерева. Мебели было минимум — лаконичный угловой диван, похожий на огромное мягкое облако, барная стойка вместо обеденного стола, несколько строгих полок.
Зато пространства было много, и это было приятно после вычурной, перегруженной дорогими безделушками квартиры Макса. На полу, рядом с диваном, лежал большой лохматый плед с тигровым принтом, а на стене висел огромный панорамный экран, напоминающий портал в другой мир.
— Неплохо, да? — Вардан наблюдал за моей реакцией, стоя у двери. — Я надеюсь, тебе здесь и правда нравится, и ты это говоришь не потому, что хочешь сделать мне приятно.
В его глазах читалось искреннее желание помочь, и это расторгло меня до глубины души.
— Нет, Вардан, — честно ответила я. — Мне действительно здесь очень нравится. Я хотела бы остаться.
С этими словами я подошла к дивану и опустилась на него, ощутив, как упругая мягкость обивки нежно обволакивает мое уставшее тело. Это было первое по-настоящему безопасное место за весь этот бесконечный день.
— О-о-о-о, тогда я очень рад! — его лицо озарила широкая, беззаботная улыбка. Он довольно потер ладони, словно мальчишка, удачно пошутивший. — Позволь, на правах временного хозяина этой небольшой холостяцкой берлоги, предложить тебе чай с печеньем? Кажется, это всё, что у меня есть из съестного. Если, конечно, пауки в углах не в счет.
— Позволяю, — улыбнулась я в ответ его шутке. — И буду очень рада побаловаться печеньем.
— А если хочешь, то закажем пиццу? — оживился он. — С шампиньонами и ветчиной, мм? Как на это смотришь? Я знаю одно место, они привозят просто бомбезную.
Мысль о еде вызывала легкую тошноту. Усталость навалилась такая, что даже жевать казалось непосильным трудом.
— Я очень устала и ничего не хочу, прости. Я попью чаю, приму душ и, с твоего разрешения, завалюсь вон на ту большую кровать, которая так и манит меня своим видом.
— Понял, принял, — спокойно и с пониманием кивнул он, поднимая руки в шутливом жесте сдачи. — Никаких тебе гастрономических изысков. Пойду тогда, пока заварю наш скромный ужин.
Я кивнула и, оставшись одна, снова окинула взглядом свое новое, временное пристанище. Тишина в квартире была густой и звенящей. Здесь, похоже, должна была начаться моя новая жизнь.
Словно страницу перевернули, оставив за спиной все — без любимого мужа, в которого я была безумно влюблена. Без просторного дома за городом, о котором мы вместе мечтали. Без того будущего, что так тщательно выстраивали. В душе зияла пустота, а сердце напоминало выжженную солнцем пустыню.
Мой взгляд упал на ту часть комнаты, что была отведена под спальню. Стены там были выкрашены в насыщенный, глубокий бордовый цвет, что казалось смелым и немного вызывающим решением.
Их оживляли несколько лаконичных белоснежных картин в тонких черных рамах, их минимализм подчеркивал и смягчал яркость стен. Сама кровать оказалась обычной, прямоугольной, с низкой спинкой и простым бельем. Почему-то я с облегчением отметила, что это не крутая кровать-трансформер и не водяное ложе, а что-то простое и понятное.
Рядом стоял встроенный шкаф-купе, у которого я и оставила свой чемодан, единственное доказательство моей прежней жизни.
«Завтра, — подумала я, — завтра разберу вещи».
Сейчас же мне отчаянно хотелось только одного — чистой сорочки и теплого халата. С горечью я вспомнила, что свой шелковый халат, наверное, оставила в той квартире. Но, заглянув в ванную, я с удивлением обнаружила на вешалке сложенный белоснежный махровый халат и пушистое полотенце такого же размера. Щемящее чувство благодарности снова сдавило горло.
— Ну как? — донесся голос Вардана с мини-кухни. Вслед за голосом в дверном проеме возник и он сам, опершись о косяк. — Все хорошо? Устраивает?
— Очень, — прошептала я, и голос дрогнул от нахлынувших чувств. — Здесь так хорошо и уютно. Я так благодарна тебе, Вардан, ты даже не представляешь.
Я протянула ему руку, желая выразить эту благодарность формальным, но искренним рукопожатием.
Однако он взял мою ладонь совсем иначе — нежно, почти бережно, и склонился над ней, коснувшись губами кожи. Его прикосновение было теплым и легким, как дуновение ветра, но от него по всему моему телу пробежали трепетные
