Да, шеф! - Джинджер Джонс
Шрам на ладони белеет в лунном свете. Слово вышитая швеей река, он таит в себе суровую и завораживающую красоту. Фрейя подносит его к губам, проводит неровным краем о рот и снова прощает мать. Все в порядке, говорит она себе, шрам болит, только когда очень холодно, и пусть на сердце остался куда более ощутимый рубец, то был единичный случай. Мама не собиралась нападать. Конечно нет. Всему виной болезнь. Галлюцинации. Наваждение. Спутанное сознание. Кто знает, кем или чем мать посчитала Фрейю в тот момент – оборотнем, насильником, вампиром, инопланетянином, который пришел ее похитить? Одно можно сказать наверняка: больная явно не понимала, что перед ней собственная дочь.
Фрейя резко выдыхает, по запотевшему оконному стеклу сползает капля конденсата. Самое жестокое в шизофрении – никто не знает, что человек видит или о чем думает. Воспринимаемая реальность может быть безжалостной, и понять ее – к чему Фрейя стремилась всю свою взрослую жизнь, – все равно что пытаться ударжать воду в ладонях. Когнитивно-поведенческая терапия иногда помогает, но не в случае с матерью. Столько лет спустя она упрямо отрицает свою болезнь, поэтому старается выбрасывать лекарства, якобы они ей не нужны, и клянется, что ее просто неправильно поняли. И весь печальный цикл повторяется заново.
Если бы только все было иначе. Многие годы Фрейя тосковала по милой, «нормальной» маме, с которой могла общаться, делиться секретами, рассказывать, как прошел ее день. Но сейчас она могла любить мать лишь на расстоянии, и из-за этого снова чувствует себя виноватой. В том, что боится. В том, что потеряла надежду на то, что мама когда-нибудь поправится и сможет жить полноценной жизнью. В том, что оставила мать в доме престарелых, а сама уехала на Кипр, чтобы исполнить свои мечты.
Фрейя обводит Луну пальцем. По крайней мере, они с мамой находятся под одним серебряным светилом. Однако в памяти всплывает голос не матери, а миссис К. «Ты имеешь право на радость. Ты заслуживаешь быть счастливой. Твоя мама желала бы тебе того же». Фрейя сильно прикусывает губу. Мама лежит в хорошей больнице, но было бы лучше, живи она свободно и тоже имей возможность любоваться луной, пятном молочного крема на бархатном ночном небе в окружении звезд, таких ярких, что они и правда мерцают, как бриллианты. «Ты заслуживаешь быть счастливой». Фрейя делает глубокий вдох.
– Спокойной ночи, мама, – говорит она вслух.
Оставив ставни открытыми и раздвинув шторы, Фрейя возвращается в постель, перекладывает подушку на другой конец кровати и ворочается на ней так и сяк, пока сияние луны не ложится на лицо, точно материнское прикосновение. В ее руке пустой флакон из-под духов, который она всегда держит в сумке. Водя пальцем по гладкому твердому стеклу, Фрейя в конце концов засыпает.
Глава 6
Правила
Наутро Фрейя чувствует себя на удивление бодрой. Завтрак подают на южной террасе виллы, накрытый на семерых стол расположился в тени старого эвкалипта. Корзины со свежим кунжутным хлебом стоят рядом с деревянными мисками со свежими фруктами. Персики, инжир, груши, сливы. Запах розмарина наполняет воздух, а вид с веранды – просто мечта. Вот бы просыпаться каждое утро и любоваться им до конца своей жизни: бирюзовое море в обрамлении кипарисов, диких тюльпанов и незнакомых ярких желтых цветов. Щебечут птицы, жужжат насекомые, маленький оранжевый геккон выныривает из горшка с геранью, устремляется вверх по каменной стене и прячется в зарослях жимолости.
– С мятой, хочешь? – спрашивает Хардж, передавая Фрейе стакан воды.
Она делает глоток, хрустит кусочком льда, а теплый летний ветерок обдувает ее босые ноги. Средиземноморский жар сильно отличается от привычного ей кухонного пекла, когда температура больше изматывает, чем радует. Фрейя подходит к подносу с кофе, сваренном на горячем песке, и задается вопросом, чем сейчас занимаются Андре и Кортни. Заметили ли они вообще ее отсутствие? Возможно, нет.
– Небольшой совет… – К ней подходит хорошо одетый мужчина, заговорщицки понижая голос. – Не пейте до дна. – произносит он с сильным французским акцентом.
Фрейя замирает, пытаясь понять, всерьез он или шутит. Не пей до дна. Это такая кодовая фраза для своих?
– Я Стефан, – протягивает он руку.
– Фрейя, – улыбается она.
– Мы приехали поздно ночью и еще не успели со всеми познакомиться. Это мой партнер, Мишель. – Стефан машет коренастому мужчине с квадратной челюстью, что стоит у виллы и разглядывает зеленую травку в одном из ящиков.
– Бонжур. – Мишель подходит ближе и поправляет солнечные очки от Dolce & Gabbana. Еще на моднике безупречный поварской китель и клетчатые брюки.
– Рада познакомиться. – Однако не успевает Фрейя пожать ему руку, как он отворачивается и угощается свежевыпеченным хлебом. На лацкане красуется монограмма – М. В. Chef d’Or, «Золотой шеф». Может, какая-то знаменитость среди французских кулинаров?
Стефан виновато качает головой.
– Простите. Он вечно так замыкается в дни соревнований. Ему нужно побыть одному.
Фрейя тянется за булочкой.
– А вы часто участвуете в конкурсах?
– Я – нет. А вот Мишель – да. Это он у нас главный, я на вторых ролях.
– Но вы же тоже отобрались? Вы оба прошли?
– Да. – Стефан усаживается за столом.
– Ну тогда какой же вы «на вторых ролях», – нервно смеется Фрейя. – Большинство кандидатов письменный экзамен даже высидеть не могут, не то что сдать!
Стефан застенчиво улыбается.
– Я не хотел…
– Хвастать! – подсказывает Хейзел, влезая между ними с полной тарелкой острой колбасы. – Ты не хотел хвастать.
Фрейя виновато смотрит на Стефана, а потом садится рядом с Кваме. Хейзел же занимает место во главе стола и наливает себе чай.
– Фрейя, а ты откуда? – спрашивает она вроде и не высокомерно, но вроде бы и да.
– Из Ноттингема, – отвечает Фрейя, стараясь говорить мягко, но от приторного кофе перехватывает горло, и она закашливается.
– Из Ноттинг-Хилла? – Мишель заправляет брендовый ярлычок за ворот рубашки Стефана и тоже садится.
– «Ноттинг-Хилл» – любимый фильм Мишеля, – поясняет Стефан, пододвигая к себе варенье. – Обожает Хью Гранта.
– Хью Бонневиля я люблю больше, – сообщает Мишель, намазывая хлеб маслом.
– Мне всегда нравился Ноттинг-Хилл, – говорит Хейзел. – У отца когда-то
