После развода не нужно возвращать (СИ) - Лебедева Катя

- Простите нас за этот внезапный форс-мажор, - начинаю, тщательно подбирая слова и обращаясь ко всем присутствующим с улыбкой, какую только могу изобразить. - Мы никак не планировали, что маленькая принцесса сегодня присоединится к нашим деловым переговорам, но, как видите, жизнь готовит свои сюрпризы.

Ева переводит с явным недовольством, что я вплел в разговор малышку, имя которой я до сих пор не знаю, и от этого как ножом по сердцу.

- Мне искренне неловко, что все так вышло, - продолжаю, все так же обращаясь ко всем присутствующим. - Уверяю вас, не стоит воспринимать это как дурной знак или проявление непрофессионализма с нашей стороны. Просто… жизнь иногда преподносит неожиданные сюрпризы и вносит свои коррективы даже в самые серьезные деловые процессы, напоминая о том, что действительно важно.

Она снова переводит, и я замечаю, как ее пальцы бессознательно сжимают край стола так сильно, что костяшки белеют, выдавая ее внутреннюю бурю.

- Я прекрасно понимаю, что подобная ситуация выглядит крайне непрофессионально, - добавляю я, пожимая плечами с наигранным смущением, которое, к моему собственному удивлению, не полностью фальшиво, ведь часть меня действительно смущена этой нелепой ситуацией. - Но так уж сложились обстоятельства. Что поделаешь, семья для нас всегда была и остается превыше всего.

Ева переводит и мои слова, и последовавший за ними ответ мистера Эдвардса, который что-то тепло говорит своим коллегам, кивая в нашу сторону.

- Они говорят, что все прекрасно понимают, - говорит, упорно не глядя мне в глаза, словно боясь, что я прочту в них ее истинные чувства. - И что не видят в этой ситуации ничего плохого. Наоборот, они тронуты такой искренней картиной, которая говорит о нас больше, чем любые деловые качества.

Отлично. Партнеры полностью куплены этой трогательной семейной картиной, которая разворачивается перед их глазами. Теперь нужно поставить последнюю эффектную точку. Закрепить этот образ раз и навсегда в их сознании.

Но больше всего я хочу сказать Еве, что ее ждет.

- Переведи дальше, - говорю Еве. - Просто моя жена вечно теряет кольца, косточки тонкие, суставы большие. Мы уже несколько раз меняли их за эти годы, но история повторялась с завидным постоянством. В конце концов, мы пришли к взаимному и обоюдному решению, что не стоит носить их вообще, чтобы она не переживала из-за возможной потери и не чувствовала себя виноватой каждый раз.

Ева резко поворачивает ко мне голову, явно готовая расцарапать мне лицо, и мне это нравится. Моя дикая девочка.

- Я не буду это переводить, - выдает отрывисто, и ее щеки покрываются густым румянцем стыда и гнева.

- Переведи, - говорю одно слово, но она упрямится, и я продолжаю настаивать. - Сейчас же, Ева.

- Нет.

Напряжение нарастает, и в решающий момент один из помощников мистера Эдвардса, молодой человек, до сих пор молча сидевший с ноутбуком, поднимает голову, словно почувствовав эту наэлектризованную атмосферу. Он говорит по-русски, с легким, но вполне понятным акцентом, принося неожиданное облегчение.

- Прошу прощения, что вмешиваюсь в такой трогательный момент, - говорит он. - Но мне кажется, дальнейшие объяснения излишни. Мои коллеги просили передать, что им искренне импонируют такие… крепкие и гармоничные семейные пары, как ваша. Они видят в этом не только надежность и стабильность, но и настоящее взаимопонимание, которое является лучшей гарантией успешного сотрудничества. И в знак полного доверия они готовы подписать контракт без внесения каких-либо правок и прямо сейчас.

Глава 18

Ева

Последний из партнеров, многозначительно улыбаясь и кивая нам с одобрением, наконец покидает переговорную, оставив за собой шлейф дорогого парфюма и невысказанных вопросов. Дверь за ним закрывается с тихим, но таким оглушительным в наступившей тишине щелчком, что я вздрагиваю, словно от выстрела.

Воздух, еще несколько минут назад наполненный деловыми голосами, приглушенным смехом и притворным семейным счастьем, внезапно густеет, становится тяжелым, спертым и невыносимым для дыхания, будто в комнате закончился кислород.

Помощник Глеба, молодой парень с абсолютно невозмутимым лицом мягко, но настойчиво забирает у меня Алису. Моя девочка, устав от переполнявших ее эмоций, уже почти спит у него на плече, безмятежно посасывая кулачок, не могу ее отучить никак от этого, и ее ресницы трепещут на розовых щеках.

Я машинально поправляю ей свитерок, целую в теплую, пахнущую детством макушку, чувствуя, как сердце разрывается на части от осознания, что отпускаю ее в неизвестность, не зная, вернут ли мне ее.

И вот мы остаемся одни.

Я и Глеб.

В этой пустой, просторной, холодной комнате с потемневшими от времени дубовыми панелями, где наши с ним призраки только что разыгрывали такой жалкий и циничный спектакль для посторонних глаз.

Я не выдерживаю и первой взрываюсь, резко поворачиваясь к нему всем телом, сжимая кулаки до боли. Вся накопившаяся ярость, весь подавляемый страх, все унижение этих последних минут вырываются наружу единым, сокрушительным потоком, смывая последние остатки самообладания.

- Ты с ума сошел? Ты вообще отдаешь себе отчет в том, что только что здесь произошло, что ты натворил? Ты страх потерял и совесть, и всякое представление о личных границах! Я тебе не жена, Глеб, слышишь меня? Мы не семья! Мы не виделись шесть долгих лет, и за это время ты успел жениться на моей сестре, которая, напомню, сейчас ждет твоего ребенка! Или ты уже и это успел забыть в своей слепой погоне за очередным выгодным контрактом?

Я жду ответного взрыва, справедливого гнева, хоть каких-то слов, которые покажут, что он понимает весь ужас происходящего, но вместо этого он улыбается.

Легкая, почти ленивая, довольная улыбка медленно трогает его губы, а в глазах плещется откровенное, неподдельное веселье, будто он наблюдает за комедийным спектаклем. Он смотрит на мою истерику, на мое отчаяние, как на забавное, увлекательное представление, которое смотрит из своего удобного кресла, не чувствуя себя его участником.

- Почему ты улыбаешься? – срываюсь на него от нарастающего непонимания и бессилия, голос становится выше и тоньше. - Что, скажи мне, что в этой дурацкой, нелепой и унизительной для всех ситуации ты нашел смешного? И как, интересно знать, ты вообще собираешься выпутываться из этой лжи, которую ты же сам, собственными руками и сплел? Потому что я тебе подыгрывать не собираюсь, можешь даже не надеяться, Глеб. Ни сейчас, ни через час, ни потом никогда.

Он медленно, не спеша, подходит ко мне, как хищник, который уже загнал свою добычу в угол и теперь знает, что та никуда не денется.

Каждый его шаг отдается в тишине комнаты гулким эхом.

- А с чего ты взяла, моя дорогая, что тебе вообще придется мне подыгрывать? - его голос тих, обволакивающе спокоен и до жути уверен в себе, каждый звук проникает прямо в душу.

От его тона, от этой леденящей душу уверенности у меня по спине бегут противные мурашки. Это совсем не та реакция, не тот гнев, к которому я мысленно готовилась. Это что-то другое, незнакомое и оттого еще более опасное, будто я стою на краю пропасти, не видя ее дна.

- Ты, похоже, окончательно тронулся умом, если до сих пор не понимаешь таких простых и очевидных вещей! - почти кричу, инстинктивно отступая на шаг назад и чувствуя, как холодная, полированная поверхность стола упирается мне в спину, не оставляя пути к отступлению.

Как же эта ловушка бесит. И как я позволила себя в нее загнать?

- У тебя есть жена! Беременная жена, моя сестра! Или ты разведешься с Ирой и снова жениться на мне, своей бывшей, только чтобы оправдать эту дешевую, пошлую театральную постановку, которую сам устроил здесь ради подписания нескольких бумажек?

Он останавливается прямо передо мной, совсем близко, нарушая все границы личного пространства, я чувствую исходящее от него тепло. Его взгляд становится пристальным, изучающим, пронизывающим насквозь, будто он пытается прочесть самые потаенные мысли в моей голове.