Приручить "Демона" - Рада Мэй
Как ни странно, препираться с ним, вечно колючим и недовольным, было интереснее, чем общаться с этим всегда безупречно вежливым красавчиком.
Демьянов первым прервал зрительный контакт. С видом мученика он поднял глаза к потолку, тяжело вздохнул и сердито отчеканил:
- Злобина, хватит болтать, сейчас пара начнётся, ну-ка быстро на занятия! И имей в виду, ещё раз ко мне опоздаешь или прогуляешь лекцию - на экзамене получишь оценку на балл ниже.
От несоответствия озвученной информации той, что была заявлена в самом начале нашего диалога, я чуть не подавилась пирожным и осторожно уточнила:
- Э... а разве вы его ещё не сняли, в смысле после прошлой лекции?
Вместо ответа историк поднялся, кивнул на прощание Морозову, и направился к выходу из буфета, не удостоив меня взглядом.
И что это сейчас было? Вместо очередной подлянки мне дали поблажку? С чего бы? Неужели эксперимент начал давать результат? Поздно. Я всё равно уже не отступлю.
Конец ознакомительного фрагмента
Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна - то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.
Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.
В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») — идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»
***
Всё-таки Маша Климова была странной. Она могла часами жаловаться на ушедшего из семьи отца, пьющую мать, проблемы с деньгами, даже из-за этой Аллы периодически начинала стенать, но ни разу ни словом не обмолвилась о синяках, щедро украшающих её предплечья и запястья.
Я заметила их случайно, когда она поправляла причёску в женском туалете. Сползший рукав обнажил уродливые желтовато-багровые пятна. На осторожный вопрос по поводу их происхождения последовал туманный и невнятный ответ. Пришлось учинить допрос с пристрастием.
Наконец, краснея и смущаясь, Маша признала, что синяки - результат ночных свиданий с её парнем, предпочитающим жёсткие любовные игры.
- Что тут такого? Сейчас это модно, - заявила она с нотками вызова в голосе, не дождавшись с моей стороны ни понимания, ни одобрения. - Сама разве никогда не пробовала?
Ну, как сказать. Мы с Гаевским много чего пробовали. Что касается модной темы… я с трудом сдержала смех, вспомнив единственную попытку поиграть в «Пятьдесят оттенков серого». Сначала мы никак не могли поделить плётку и наручники - никто не хотел подчиняться, ну а потом, увидев друг друга в кожаной амуниции, ухохотались так, что до самого главного дело не дошло. Да и вообще, причинять себе боль и ставить вот такие синяки я бы никому не позволила. Бьёт - значит, любит? Как бы не так! Бьёт - значит, садист и сволочь!
- Не пробовала и не собираюсь, я - не мазохистка. Но если тебе нравится…
Маша обиженно вспыхнула и недовольно проворчала:
- Это не мазохизм, просто Лёва любит, когда немного жёстко.
- При чём тут твой Лёва, я спрашиваю, тебе это нравится? Ты получаешь удовольствие, когда он причиняет тебе боль?
- Это не больно, - Маша со вздохом отвела взгляд. - Почти.
- Значит, не нравится. Ты просто терпишь, - я ещё даже не была знакома с этим Лёвой, но уже заочно его невзлюбила. - А он в курсе? Между партнёрами принято делиться ощущениями. Хорошо должно быть обоим. А когда один причиняет боль, а второй терпит - это уже насилие.
- Слушай, меня всё устраивает, ясно? Хватит нотации читать! - разозлилась вдруг Климова и поспешила свернуть наметившуюся дискуссию.
Через неделю, убедившись, что на смену её старым синякам пришли новые, причём, их количество увеличилось, я предприняла повторную попытку достучаться до этой упрямицы. А в ответ получила ещё более резкую отповедь:
- Отстань! Лёва хороший и любит меня! Ты его совсем не знаешь, и не лезь в мою личную жизнь!
Да пожалуйста, если человек с таким упорством нарывается на неприятности, кто я такая, чтобы этому помешать? Тем более что своих дел хватает - с Демьяновым я пока так и не разобралась.
Он, словно, разгадав мои недобрые намерения, старался держаться подальше: с пары уходил прежде, чем я успевала к нему подойти, при встрече в коридоре обходил «десятой дорогой», а в буфете застать его больше не удавалось.
На лекциях, к большому сожалению однокурсников, ожидавших развязки со скандальным докладом, историк о нём больше не упоминал, а меня упорно игнорировал. Но при этом, стоило мне отвлечься, задуматься, посмотреть в сторону, а потом поднять глаза, мы неизменно встречались взглядами, и он мгновенно отворачивался, словно и не смотрел на меня только что украдкой.
Поначалу это раздражало, а потом заинтриговало. Напомнило поведение мальчишек в шестом классе, когда, не решаясь подойти к понравившейся девочке, они вот также тайком глазели на даму сердца, а на переменах старались дернуть её за волосы. В общем, что-то в этом было, да вот только к цели не приближало.
Демон, несмотря на все эти, вроде бы выражающие личный интерес переглядывания, продолжал меня избегать, так что на тайную симпатию это мало походило. Скорее он вёл какую-то свою игру, затрудняющую приведение моего плана в
