Будь счастлива, Алина - Наталия Антонова

— Давай возьмём его с собой, — пригласила Татьяна, не раздумывая ни минуты, — ему тоже полезно пожить на свежем воздухе.

— Полезно-то полезно, — ответила Наталья. — Но он сейчас не может, заказ. Пропадает с утра до вечера в мастерской. Хорошо, если ночевать домой приходит.

Татьяна подумала и сказала:

— Ладно, подождём, пока твой муж дорисует портреты всех отцов города. А пока ты к нему в мастерскую ходи ночевать.

Подруга беззаботно рассмеялась и ответила, что ей лучше спится в собственной спальне.

— Конечно, ты ведь всё равно не одна спишь, — Татьяна имела в виду огромного дымчатого кота Маркиза. Именно он занимал треть широченной супружеской кровати, имея привычку разваливаться поперёк. Кот чувствовал себя в доме главным.

Наталья оценила намёк подруги и посоветовала:

— Ты тоже заведи себе кого-нибудь пушистого и ласкового.

— Непременно заведу, — необдуманно пообещала Татьяна, хотя на самом деле не собиралась. «Заведёшь эту четырёхлапую живность, — думала она, — а он тут же вообразит себя царём природы и начнёт помыкать тобой, как подданной его величества. Нет уж. Хочу остаться хозяйкой в своём доме. Если и заводить кого-то, то собаку. Пёс, по крайней мере, на шею не сядет. Как там сказал французский художник первой половины XIX века Никола — Туссен Шарле: «Лучшее, что есть у человека, — это собака». Вот придёт время, решу я окончательно переехать жить на дачу, тогда и заведу собаку. А всяких там Маркизов пусть ублажают другие».

Пока Татьяна занималась мысленной философией, решая, что лучше для человека, кошка или собака, за окном потемнело, и она решила лечь спать.

Но, увы, минута проходила за минутой, а сон не шёл к ней. «Дожила, — рассердилась Татьяна, — даже Морфей отказывает мне в своих объятиях. Наталье хорошо, — думала она, ворочаясь с боку на бок, — они с мужем одно целое, живут душа в душу и в ус своего кота не дуют. Он — хорошо зарабатывающий художник-портретист, пишущий при этом для души пейзажи, но, кажется, именно они его и прославят. Лёгкие, манящие, завораживающие, а не эти парадные портреты, выходящие из-под его кисти и обеспечивающие супругам безбедную жизнь».

Наталья живёт за мужем, как за каменной стеной. Она поэтесса. Пишет стихи, многие из которых положены на музыку и исполняются популярными артистами.

Сама Наталья виртуозно играет на рояле, но музыку не пишет и романсов на свои стихи не поёт. Любит слушать их в исполнении других.

Татьяна не завидовала подруге, тем более не осуждала её. Хотя и была уверена, что подруга за всю жизнь ничего, тяжелее шариковой ручки, не поднимала. «Хотя нет, — остужала свой пыл Татьяна, — она же своего кота постоянно на руках таскает. А это пушистое самоуверенное создание весит семь килограммов». Татьяна из любопытства сама его взвесила, а кот, рассердившись за подобное беспардонное обращение, стукнул её лапой по руке. Хорошо ещё, что когти не выпустил.

Наталья только смеялась, и её зелёные глаза переливались при этом всеми оттенками изумруда. Может быть, именно за этот лёгкий смех и сияние глаз Наталью любят мужчины.

Да что там мужчины. Разве она сама не тянется к ней? А всё почему? Потому что с Натальей легко и спокойно. Она чем-то похожа на море в хорошую погоду. А море Татьяна, кажется, любила больше всего на свете.

Хотя нет, больше всего на свете она всё-таки любила свою дочь Олесю, которую растила одна и буквально выпестовала.

А когда-то, как теперь кажется, давным-давно, у неё не было Олеси. И с Натальей она не была знакома. И жила не в этом большом беспокойном мегаполисе, в благоустроенной сталинке на пятом этаже. А в затерянном на просторах русской равнины селе.

Сёл таких на Руси и сейчас видимо-невидимо. Село, в котором родилась Татьяна, до сих пор представлялось ей сущей безделицей, созданной непревзойдённым мастером — самой природой. Лежало оно точно в шкатулке, стенами которой были дубравы, леса лиственные да хвойные, днище выстлано зелёной травой-муравой да духмяным разнотравьем. Лежит на дне том и неширокий извилистый пояс тихой речки. Сам пояс голубой, по краям расшит бархатом камышей и тростника, чуть дальше россыпями колышутся звёзды ослепительно белых водяных лилий. Зима всю эту красоту прячет под мехом из чистейшего снега. А весна снова выставляет на обозрение красоту, пуще прежнего расцветающую под лучами апрельского солнца. А там и до щедрот мая рукой подать. Крышей для чудесной шкатулки служит само небо.

Село называлось Кружевное. Милое, тихое, красивое, оно на самом деле казалось кружевным. Трудно было поверить, что все эти наличники и узоры на калитках и воротах вырезаны какими-то другими инструментами, а не сплетены коклюшами или вывязаны крючком Марьи-искусницы. В былые времена в селе Кружевном мастериц всевозможных и мастеров и впрямь было видимо-невидимо. Да только времена те давно миновали…

Можно было подумать, что по доброй воле никто из такого села уезжать не захочет. Так бы, наверное, и было. Вот только мужского пола в этом селе осталось кот наплакал. А из холостых мужчин так вообще один дед Антип. Дед всем хорош. Мастер на все руки, на гармони играет, частушки поёт — в общем, первый парень на деревне. Восемь девок, один я. Только старый.

Пока Татьяна и её подружка Инна Проскурина были маленькими и бегали по деревне всё лето босиком, их эта проблема не касалась. Да и в школьные годы они не сразу разглядели, что мальчиков в школе раз-два и обчёлся. Да и тех завидными женихами назвать было трудно. Это в сказке пастух Лель нарасхват только потому, что собой хорош и на свирели играет так, что заслушаешься. В деревне же на это поведутся только коровы да козы.

Те парни, что не без способностей, давно запланировали уехать в города учиться. Вася Орлов в лётное училище собрался. А Коля Кораблёв — в мореходку.

Инна Проскурина, услышав про это, тихо вздохнула, а потом сказала:

— Ну и пусть катится! Скатертью дорожка.

Татьяна не сразу сообразила, чего это подруга на Николая взъелась. А потом до неё дошло, и она спросила:

— Инна, тебе Коля нравится?

— Вот ещё, — повела плечами подруга, — нужен мне этот бумажный кораблик! Я себе настоящего морского волка найду!

Именно так она сказала. «Сказала и сказала», — подумала Татьяна и забыла. Только одного она не учла, что Инна Проскурина слов на ветер не бросала с малолетства.

Став старшеклассницами, подруги, несмотря на то, что жили в селе, учёбу не запускали, наоборот, грызли гранит наук со всем старанием не только по учебникам, но и по тем книгам,