Бывшие. Тайная дочь от босса (СИ) - Саяна Горская

В его голосе не гнев, а ледяное презрение.

И хотя все стрелы летят в сторону Максима, я чувствую, как тяжёлая бетонная плита нависает и надо мной тоже, грозясь расплющить.

Грудь сдавливает.

– Убегаю? Ты называешь это побегом?

– А как ещё назвать твою привычку бросать всё, что кажется тебе неудобным? – Игорь Анатольевич сурово поджимает губы. – Сколько таких решений ты принял? В бизнесе, в жизни?

Его слова звучат громче в моей голове, чем они есть на самом деле. Они будто заполняют комнату холодом, не оставляя места даже для воздуха.

– Мне остаётся только молиться, чтобы этот холдинг выдержал под твоим управлением, – заканчивает он. – Но ты, конечно, не послушаешь. Ты слишком горд, чтобы признать свои ошибки.

– Это ты меня таким сделал! С тебя я брал пример, чтобы соответствовать твоим недостижимым стандартам идеального сына!

– И не дотянул! – Хлопок ладонью по столу. – Горе, а не сын!

Максим молчит, но я вижу, как он борется с собой, чтобы не взорваться.

В его глазах мелькает боль, которую он старательно прячет за маской равнодушия.

Врагов жалеть нельзя, да?

Но мне становится нестерпимо обидно за Максима…

– Игорь, ну правда, хватит, – с упрёком вмешивается Альбина Юрьевна. – У нас ведь гости.

– Гости… – Раздражённо. – Много чести для интрижки.

– Игорь!

– Мог бы выбрать девушку поприличней. Кто её родители?

В шоке хлопаю глазами и набиваю рот салатом…

– Не смей говорить об Алисе в таком тоне, – цедит Максим. – Она моя девушка.

– А это мой дом. И здесь я в своём праве.

– Отлично! Вот и сиди один и в своём доме, и в своём праве. Только не удивляйся потом, когда не получишь приглашения на свадьбу и лишишься возможности общаться с собственными внуками!

Свадьба? Внуки?!

А когда разговор успел дать такой резкий крен?

Не выдерживаю.

– Ох, какой-то мочегонный у вас сок! – Резко встаю из-за стола, пряча за спину наши всё ещё сцепленные в замок руки. – Максим, будь добр, проводи меня в туалет.

Он не раздумывает ни секунды, тут же поднимается вслед за мной.

– Прошу нас извинить, – роняет короткий взгляд на маму.

Мы покидаем столовую.

Едва дышу от пережитого стресса.

Я только что будто под асфальтоукладчиком побывала, даже несмотря на то, что гнев Игоря Анатольевича был направлен вовсе не в мою сторону.

Как эти двое вообще умудряются существовать в одной семье?

Идём по длинному коридору, вдоль которого висят чёрно-белые фотографии. Уверена, что здесь вся династия Куравиных: от строгого прадеда до самого Максима в детстве.

Я пытаюсь отвлечься, но вместо этого ловлю на себе тяжёлый взгляд Максима.

Останавливаюсь.

– Вообще-то, я не хочу в туалет.

– Слава всем богам, а то это было бы неловко… А зачем тогда этот спектакль?

– Просто хотела… – запинаюсь, подбирая слова.

– Спасти меня от отца? Не нужно. Он такой, какой есть, – без эмоций, словно озвучивает очередной отчёт.

Я изучаю его профиль, пытаясь разглядеть хоть что-то за этой ледяной маской.

Что он чувствует?

Злость?

Обиду?

Но его чувства закрыты от меня в надёжном сейфе.

– Ты поэтому не хотел знакомить меня со своими родителями… Ну, тогда?

– Ты бы сбежала через минуту.

– Я бы и сейчас сбежала, если бы не была пристегнута к тебе наручниками.

Максим улыбается.

Улыбается!

А улыбка у него… мамина. Теплая, искренняя, но немного растерянная, будто она чувствует себя неловко и неуместно на этом мрачном лице тёмного повелителя нежити.

Я на секунду теряю дар речи.

– Бог ты мой, вы только поглядите! Максим Игоревич Куравин научился улыбаться!

– Аксёнова, – он качает головой, и в его глазах мелькает лукавый блеск, – оставь свой сарказм на потом. Ты всё равно в нём не сильна.

– Куда уж мне до тебя, да?

Смотрим друг другу в глаза.

Звуки становятся тише, а воздух – вязче, гуще.

И мне на мгновение кажется, что лёд в его радужках идёт крупными трещинами.

Где-то там, глубоко внутри этого снеговика, ещё живёт Максим, которого я когда-то полюбила всем сердцем.

Максим, не выдержав, отводит свой взгляд первым.

– Я не должен был тебя сюда привозить, – водит большим пальцем вдоль линий на моей ладони. – Я пойму, если ты захочешь уехать прямо сейчас.

– И бросить твою маму в её юбилей? За кого ты меня принимаешь?

– Значит, остаёмся? Не боишься его?

– Я ведь работаю под началом Максима Куравина… Мне не страшны грозные ледышки.

Качая головой, убирает прядь, упавшую мне на лицо.

Мне кажется, он вот-вот меня поцелует… И я неосознанно чуть подаюсь вперёд, как самая настоящая дурёха.

Сердечко разгоняется. Кровь шумит в ушах.

Но он не целует.

Точней, не так, как я представляла…

Он поднимает наши скованные в наручники ладони и коротко касается губами костяшек моих пальцев.

– Спасибо. Это очень важно… Для… Для мамы, разумеется.

Взявшись за руки, возвращаемся к столу.

И я не уверена, кто именно в этот момент тронулся: то ли лёд, заменяющий Максиму броню, то ли я сама…

Глава 20

Алиса.

Мы едем в машине в полной тишине.

Сказочный домик родителей Максима остался позади, как и злой тролль, который там всем заправляет.

За окном мелькают силуэты деревьев, а фары выхватывают из темноты блестящие дорожные знаки.

Максим сосредоточенно смотрит на дорогу. Его профиль кажется особенно резким в свете датчиков приборной панели.

Я изо всех сил стараюсь держаться бодрячком, но глаза закрываются сами собой, и я ощущаю, как усталость, накопившаяся за этот бесконечный день, тяжело опускается на мои плечи.

Чувствую лёгкое касание пальцев к запястью.

Сначала еле заметно, будто случайно, а потом чуть крепче, будто со мной пытаются говорить без слов.

Его ладонь тёплая, немного шершавая. И мне становится очень-очень спокойно от этой целомудренной близости.

Отключаюсь.

Открываю глаза, когда машина плавно останавливается.

Слесарь – пожилой мужчина, – неторопливо возится с наручниками, поглядывая на нас из-под густых бровей.

– Вам даже не интересно, почему мы в наручниках? – Кусаю губы, пряча улыбку.

Тот поднимает на меня тяжёлый уставший взгляд.

– Думаете, вы у меня первые такие? Спасибо хоть, что одеты…

Переглядываемся с Максом недоуменно.

Щёлк.