Измена. Плата по счетам (СИ) - Манаева Ирина

Договариваюсь с медсёстрами по телефону, что сегодня навестим, обещаю отблагодарить за поздний визит, поясняю причину, а потом набираю Лизе.

Детство накладывает отпечаток на каждого. Мой «золотой» сын не нуждался, потому считает, что и сейчас он может не работать. А вот невестка, наоборот, собирала крохи с детства, имея возможность полагаться лишь на себя. Родителям было не до её благополучия. Топили жизнь на дне стакана. А бабушка-инвалид вырастила, как смогла. И надо было иметь огромную силу воли, чтобы не пойти по стопам родных, а грести против течения, когда было невыносимо трудно. Этим она напоминает мне меня. И я уважаю невестку за упорство.

Следующий звонок сыну.

- Привет. Сегодня приедем, - оповещаю его.

- Зачем? – вместо «Здравствуй, мама». Вместо «Спасибо, что вообще думаешь обо мне – засранце, который решил встать на сторону отца». Вместо «Прости меня, я был скотиной и идиотом».

- Да кто его знает, Слав. Наверное, потому что так принято – навещать своих больных родственников. Да и твоя жена переживает очень, хочет увидеть своего мужа. Наверное, это для тебя странно, потому что ты не дорожишь семьёй.

- Ой, не начинай. Я был намерен свалить отсюда, но из-за твоего приказа вынужден находиться ТУТ.

- Смею напомнить, что ты там не по моей прихоти, а из-за своего отца, который пытался играть грязно. И я подозреваю, что сочетание дряни, которую ты сам в себя засунул, и неизвестного вещества, что подмешал Ростовцев, создали ядерную смесь, которая чуть не отправила тебя к Курту Кобейну.

- Зря спасали, - фыркает этот неблагодарный.

- В следующий раз учту. А уж в этот постарайся быть благодарным тем, кто к тебе добр. Всё. Через пару часов у тебя.

Отключаюсь, вздыхая. И почему это яблоко от яблони с именем Руслан? Тоже мне сын своего отца.

Таксист прибывает вовремя, отлично справляется с клиентом, и я решаю запомнить его имя, чтобы поставить поездки на поток. Добираемся до больницы чуть раньше Лизы, которая встала в пробку. Работа у неё до шести, потом в сад, забрать Таю, а потом уже личное время, которое можно тратить на всё, что вздумается. И она выбирает семью.

А вот сын выбирает Эльвиру, которая какого-то чёрта сидит на его кровати, отведя назад длинную ногу в изящных туфлях на тонком каблуке, и уложив руки ему на грудь, а губы на рот. С приличным декольте, напомаженная и благоухающая. А тут мы так деревенские бабы запёрлись с бульоном, который полночи варила Лиза, с яблоками, апельсинами и бананами. Этаким стандартным набором для болеющих.

Перевожу взгляд на невестку, испытывая испанский стыд. И хочется мне подъехать и влепить вместо неё звонкую оплеуху этому идиоту. Я даже позвонила и предупредила, что мы приедем. Ну какого чёрта он делает, словно ему совершенно не стыдно, словно он – король положения, а мы не более, чем прислуга, которая должна тушеваться и понимать.

Немая сцена, пока я смотрю на Лизу, она испуганно на собственного мужа, он спокойно на неё, а Эльвира вытирает губы от поцелуя. Назвать бы картину «Не ждали». Так нет же, ждали, только совесть позвать забыли.

Лиза борется с собой, краснея и тушуясь, и мне кажется, что сейчас мы обе по-испански стыдимся за этих воркующих голубков.

Это ещё хорошо, что Тая уснула в машине, не выдержав гонку дом-сад по этапу, и сладко спала в кресле, не подозревая, что у неё не отец, а последняя сволочь.

- Привет, - как ни в чём не бывало произносит Слав. – А ко мне вот знакомая зашла навестить.

- Это процедура отсасывания яда сейчас была? – не могу сдержаться. – Так, Лиза, поехали. нам здесь нечего делать.

Она реагирует не сразу, заторможено. На улице были не заметны её залёгшие под глазами круги от недосыпа, помятое лицо, а теперь передо мной не молодая девчонка, которой нет и двадцати шести, а уставшая женщина под пятьдесят. разве так должна выглядеть счастливая и любимая женщина?

Я любила своего сына, но сейчас я поняла, что мы с Лизой по другую сторону от него, и, если она не в силах себя спасти, то мне придётся сделать это сейчас.

Ловлю ладонь невестки, сжимая своей рукой, и она, наконец, переводит на меня глаза, в которых набухают слёзы. О нет, моя девочка, только не показывай тем, кто здесь, насколько тебе плохо. Врагам нельзя видеть тебя слабой.

- Ты сейчас же идёшь со мной, это ясно? – говорю спокойно и уверенно, подталкивая её к выходу. И она подчиняется, потому что сейчас, я уверена, она слишком устала, чтобы мыслить здраво. Касается рукой белой двери, выбираясь в коридор, и только когда дверь за нами закрывается, первые капли проливаются на щёки, а я увожу её всё дальше, понимая: в таком состоянии я просто не имею права её оставить.

Глава 35

У Слава всё же хватает мозгов хотя бы выйти и окликнуть нас, а вот валяться в ногах и вымаливать прощение он не будет. Слишком высокого мнения о себе и низкого о своей жене.

Это я понимаю после его жалких потуг обратить на себя внимание дважды, а потом он просто исчезает в палате. Я не оборачиваюсь, а просто понимаю это, потому что в коридоре снова наступает тишина, нарушаемая шагами Лизы, шуршанием моих шин и шелестом пакета, который через шаг бьёт невестку по икре своим весом.

После больницы планировала ехать к Лере, но теперь планы меняются. Я далеко не лучшая подруга Лизы, и уж совсем отвратительная свекровь. Между нами не было никогда тепла и доброты, лишь вынужденность общения из-за сына. Я бы назвала наши отношения нейтральными: приветствия при встрече, поздравления с праздниками, презенты подарков и вежливые вопросы о здоровье. Внучку свою я любила, как без этого? И раньше проводила с ней куда больше времени, потому что полностью могла обслужить. Сейчас же боялась находиться с ней наедине, вдруг она побежит, а я не успею, она схватит, а меня не будет рядом…

Теперь же она навещала нас, а мы её, не так часто, как хотелось бы. Причина была в моей и Лизиной загруженности. Мы обе, как проклятые, вкалывали на работах, но по разным причинам. Она – чтобы тянуть семейное ярмо, я – чтобы забыть, что со мной стало.

Я так часто помогала кому-то другому, что не видела, как под собственным носом нуждалась в заботе и опеке моя невестка. Она всегда светилась рядом с сыном, и мне казалось, вот кто по-настоящему счастлив и вытянул счастливый билет. Сейчас же для меня всё перевернулось с ног на голову. Потемкинские деревни рухнули, обнажив истинное положение вещей.

- Спасибо, что нашли время, - лепечет себе под нос Лиза, и я понимаю, что она сдерживается из последних сил, чтобы не зареветь. Даже сейчас она пытается быть сильной, не винит меня, не кидается с кулаками на Эльвиру. За эти минуты она в моих глазах настолько выросла, что в этот момент ненавижу и презираю собственного сына за то, что он сделал с этой беззащитной девочкой.

Вижу в её глазах неподдельную искреннюю любовь, которая в наше время настолько редка, что, кажется, скоро её и не будет совсем. На смену самоотверженности жён декабристов приходят расфуфыренные напомаженные девицы с ценностями, среди который не «с милым рай в шалаше», а буду с тем, кто больше заплатит. Вместо любви выбирают деньги, вместо простого человеческого счастья материальное благополучие.

- Я поеду, Инга Андреевна, - её голос дрожит, но она терпит до последнего, чтобы, как только сядет в машину, разреветься на максималках.

- Не я, а мы, - отвечаю на это.

Она замирает, словно не расслышав моих слов.

- Мы с тобой одной крови, - усмехаюсь, уводя взгляд. – Но не будем на улице говорить об этом, давай поедем к вам. Мне тоже есть что тебе рассказать.

Она мнётся, не зная, как отказать. Но сейчас я отказа не приму.

- Мне завтра на работу, - наконец, признаётся.

- Нельзя так себя истязать, Лиза. Возьми отпуск, сейчас он тебе просто необходим.

- Я не могу. Там, - она задумывает, - всё сложно. Эта работа меня кормит.

- Когда ты отдыхала в последний раз?