После развода не нужно возвращать (СИ) - Лебедева Катя

Она начинает меняться в лице прямо на моих глазах. Детская обида, кривлянье и напускная ярость, словно дешевая маска, сползают, обнажая то, что скрывается под ней. Я видел этот взгляд раньше: в ювелирном магазине, у салонов с автомобилями.

- И все? - она стоит и не знает, что ей делать, то ли орать, как резанная, то ли наоборот, заткнуться, чтобы не потерять и те крохи, которые я готов ей оставить. - Ты шутишь? Шесть лет, Глеб! Шесть лет моей жизни, отданы тебе, и я их не верну, а стоят они дорого! Ты должен мне за каждый потраченный на тебя в пустую день.

Усталость накатывает внезапно, тяжелой волной, давя на плечи, на самую душу. Она смывает последние остатки каких-либо чувств, даже гнева. Остается лишь неизбежная, гнетущая необходимость закончить этот грязный, унизительный торг.

- Что ты хочешь, Ира? – спрашиваю, понимая, что это просто попытка заткнуть ее, я ей ничего не дам. - Озвучь свою цену.

- Я хочу квартиру. Не съемную, а нормальную, в центре. И машину. И ежемесячные выплаты. Пятьдесят тысяч долларов. Это ведь мелочь для такого, как ты.

Я смотрю на нее, на ее горящие азартом глаза, и тошно этот этой дешевки. Деньги для меня и вправду не проблема, я могу ей все это дать, но она не заслужила ни копейки. Меня поражает, что она искренне считает себя достойной такого.

- Хотелки на уровне, - говорю с тихой усмешкой, и ее это пугает, по глазам вижу. - Я не буду содержать тебя до конца твоих дней только за то, что ты провела со мной шесть лет. Ребенку куплю жилье, оно будет записано на него. Ты сможешь там жить, пока он не достигнет совершеннолетия. И ежемесячно я буду переводить деньги на счет ребенка. На его содержание, одежду, нянь, врачей. На тебя - нет.

- А как я жить буду? - она кричит так, что уши закладывает. - Ты монстр! Ты использовал меня, а теперь выбрасываешь, как ненужную вещь!

- Я не использовал тебя, Ира. Ты прекрасно знала, на что идешь. Ты не любила меня. Ты любила мои деньги и ту жизнь, которую я мог тебе дать. Не притворяйся оскорбленной невинностью.

- А ты? - она резко, со всей силы тычет пальцем мне в грудь. - Ты любил меня?

Я смотрю ей прямо в глаза. В них плещется настоящий ужас перед финансовой пропастью, которую она сама себе вырыла, и отчаянная попытка зацепиться за что угодно, хоть за призрак былых, не существовавших чувств.

- Нет, - отвечаю честно, наплевав на все. - Я пытался найти в тебе другую женщину. И это была моя ошибка. За которую я заплатил сполна. И продолжаю платить.

Она отступает на шаг, ошарашенная услышанным. Она ведь Икона в собственных глазах, на которую я обязан был молиться, вот только что-то пошло не так, и я этого не сделал. Она всегда свято верила в свою неотразимость, в то, что смогла затмить Еву не только в постели, но и в моем сердце, вот это никогда не было правдой.

- Я… я не оставлю это так, - шепчет, и в голосе уже нет прежней уверенности, лишь жалкая, трещащая по всем швам бравада. - Я расскажу всем. Всем журналистам! Я уничтожу тебя!

- Ты уже это сделала, - я машу рукой на пустой стол, на брошенные папки, на остывшие фарфоровые чашки с кофе. - Поздравляю. Ты добилась своего. Теперь у тебя нет ничего. Ни меня, ни денег, которые ты так хотела. Только ребенок, которого ты, я уверен, оставила как разменную монету в своей грязной игре.

Ира резко меняется в лицо, странно бледнеет, и хватается за спинку ближайшего кожаного кресла. Она с такой силой хватает его, что, кажется, вот-вот порвет дорогую обивку.

- Ты… ты не имеешь права… - она задыхается, глаза закатываются, что-то не так. - Мне…

Она делает последний неуверенный, шаткий шаг, и ее подкашивает, и она начинает падать в обморок.

Глава 27

Глеб

Я закидываю ногу на ногу, откидываюсь на спинку мягкого кожаного дивана в своем кабинете. Вечер за окном, а рядом Артем. Мне до сих пор кажется, что в этой тишине звенит отголосок истеричного визга Иры и гулкое эхо захлопнувшейся мистером Эдвардсом двери.

Артем вертит в пальцах бокал, наблюдает за мной. Он как всегда ждет, пока я соберусь с мыслями. Его молчание - это не просто пауза, это давление, и я ему за это благодарен. Оно заставляет меня продираться через хаос собственных эмоций к сути.

- Хитрая сучка, - наконец начинаю говорить, не в силах сдержать ухмылку. На душе странное, почти болезненное восхищение, смешанное с горечью осознания собственного проигрыша. Она переиграла меня, молодец. - Обвела вокруг пальца. Подставила так, что я до сих пор не могу прийти в себя.

Мысленно снова и снова прокручиваю ее ход. Элегантный, неожиданный и неповторимый. Она не металась и кричала, как Ира. Она просчитала все: время, место, реакцию партнеров. Она ударила точно в сердце, и сделала это с холодной головой.

Ее удар, как ни парадоксально, вызывает во мне не ярость, а нечто вроде уважения. Горького, невольного, но уважения. Она, которую я когда-то считал сломленной, оказалась сильнее, чем я мог предположить.

- И ты сидишь тут и улыбаешься. Я ждал всего чего угодно: разборок с юристами, попыток давить на Эдвардса. Но не спокойствия. Почему ты не злишься на нее, Глеб? После всего, как ты можешь говоришь о ней с таким обожанием в голосе.

Я медленно выдыхаю, смотрю на темнеющее небо за окном, на расплывающиеся огни города.

Злость? Она была. Короткая, ослепляющая вспышка, когда дверь захлопнулась за Эдвардсом, и я увидел в его глазах потерю уважения. Это было хуже, чем финансовые потери. Это был удар по тому, что я выстраивал годами. Но ярость тут же угасла, сменилась чем-то другим. Признанием ее силы. И виной. Всепоглощающей, грызущей виной, которая оказалась сильнее любого гнева.

- Злиться на нее - все равно что злиться на ураган за то, что он сносит крыши. Бессмысленно, - поворачиваю к нему голову, и мой взгляд, должно быть, отражает всю ту усталую ясность, что поселилась во мне. - Я брал-то ее хорошей, Артем. Помнишь? Честной, прямой, которая смотрела на меня так, будто я весь мир ей подарил. А какой она стала? Расчетливой, холодной, готовой на подлость, чтобы выжить и защитить своих детей. Кто ее такой сделал? Я. Моя измена. Мое предательство. Я сам выковал эту броню и вложил в ее руку меч. И теперь удивляюсь, что она им орудует. Я сам научил ее бить на поражение, просто никогда не думал, что удар придется по мне.

Он качает головой, усмехается беззвучно, и в его глазах отражается полное недоумение.

- Боже, да ты прямо как философ рассуждаешь. «Я виноват, что она мне бизнес пытается угробить». Слушаю тебя и не верю своим ушам.

- Это не философия, - отрезаю резко. - Это суровая правда жизни. Если ты сломал что-то ценное, ты не винишь его в том, что оно разбилось. Ты либо идешь и чинишь его, кропотливо, терпеливо, либо смиряешься с потерей. Хочешь обратно хорошее, будь готов вернуть хорошее, а не орать, что оно тебя поранило своими острыми краями. Она имеет на это полное право. Больше, чем кто-либо.

В кабинете снова тишина. Каждый думает о своем, и не спешит начинать первым.

- Ладно. С Евой все более-менее ясно. А что там с Ирой? Твоя «беременная» тоже преподнесла сюрприз, как я понял.

О да, такого я не ожидал. Эта циничная гадина смогла провернуть отличную схему, вот только она не гениальна. Все вскрылось раньше чем ожидалось.

- Врач попался хороший. И, как выяснилось, весьма щепетильный в вопросах медицинской этики. Когда Иру привезли в клинику после ее театрального обморока, он провел полноценное обследование. Оказалось, что никакой беременности нет, и не было.

Артем в шоке. У него реально округляются глаза, мне же было абсолютно плевать. Хотя нет, я все же просто вздохнул с облегчением.

- Серьезно? А УЗИ? Гендерная вечеринка?

- Сплошной спектакль, купленный врач. Она все просчитала. Просто не просчитала, что кто-то может оказаться честнее ее. Или просто боязливее, и испугался последствий, когда поймет, с кем имеет дело.