Фальшивый рыцарь - Милена Янг
Это было слишком больно. Грязно. Омерзительно. Даже сейчас он не мог думать о том, как все закончилось.
Рэт встряхнул головой. Сжал зубы до скрежета. Когда он играл в баскетбол, вся лишняя энергия уходила. Но теперь ему пришлось отказаться от профессионального спорта, и внутри у него копилось разрушительное напряжение.
Где, мать их, гребаные таблетки? Он принялся судорожно шарить по всем отделениям в тумбочке. Где-то здесь должна быть склянка с лекарством, которое облегчает эти мучительные приступы. Он переложил ее сюда из аптечки, чтобы она всегда была под рукой. Но в нужный момент все словно сквозь землю проваливается!..
Голова начала раскалываться от боли. Только не думай об этом!..
«Ты виноват в том, что с ней сделали. Как сильно она страдала, прежде чем ее…»
Пальцы дрожали, пока Рэт перебирал таблетки. Не то, опять не то…
«Каждая капля ее крови на твоей совести».
Его тошнило. Вина, шок, боль.
«Трус, трус, трус…»
«Монстр, монстр, монстр…»
«Лжец, лжец, лжец…»
Он наконец отыскал нужный пузырек и с ужасом обнаружил, что тот пуст. Только не это…
Рэт сжал руками края раковины, глядя на себя в зеркало. Дыхание сперло.
«Нравится, что ты видишь?»
«Нравится наслаждаться солнцем, пока она гниет под землей?»
«Ее даже похоронить нормально не смогли».
«Ты нравишься себе, Рэт Дэвис?»
«Хотя бы себе не лги».
Он с ненавистью вглядывался в свое отражение. Мысли путались.
«Я потерял себя в попытках стать кем-то другим. Если бы только я мог повернуть время вспять… Если бы».
Сожаление. Горечь утраты. Эмоции, которые он прятал от всех за смехом и фальшивым весельем, разъедали его изнутри. Но он не хотел делиться своей болью, множить ее, передавать другим. В голове ожил хаос. Тот самый темный, липкий беспорядок, который он все последние годы глушил лекарствами.
«Если бы ты не познакомил ее с Риком, Софи бы сейчас была жива».
– Я не виноват, не виноват, не виноват, – шептали его побледневшие губы.
«А кто тогда накурился дури? Ты не остановил Рика. Не остановил их всех».
– Я не… – Он сжал зубы, борясь с кислотой в горле. Горький вкус лжи. От него выворачивало наизнанку.
«Ты так часто врешь, что уже сам запутался. Такой жалкий… Неудивительно, что твои друзья счастливо живут без тебя. Зачем ты им, если ты все время лжешь? Спроси себя, Рэт, стали бы они дружить с тобой, если бы знали, что ты натворил?»
Рэт поморщился. Удар в самое сердце. Не стали бы. Именно поэтому он никогда не решался рассказать правду своим старым друзьям. Он боялся потерять их уважение. Упасть в их глазах. Он запер случившееся глубоко внутри себя, посадил под замок, оставил гнить и разлагаться у себя в сердце. И это травило его. Медленно, но смертоносно. Каждый день. Каждую секунду.
Никто не замечал его настоящего, навеки сломленного под маской души компании. Даже Тыковка видела только ту личность, которую он для нее создал. Лишь частичку его раненой души. Но не Рэта целиком.
«Тебе мало Софи? Хочешь теперь погубить Мелани?» – ехидно подсказал внутренний голос.
– Я не причиню ей вреда.
«То же самое ты говорил и ей. Забыл, Рэт? Забыл, что ты ей обещал? И где теперь Софи?»
«Если ты такой смелый, расскажи Мелани правду. Расскажи ей о том, ЧТО по твоей вине случилось с Софи. И не забудь добавить, что лгал ей, ведь на самом деле ты и есть Хаул».
Ему показалось, что из зеркала на него смотрит другой человек.
Совесть?
– Я никого не убивал! – прошипел он и ударил кулаком по стеклу. Ему захотелось плюнуть на свое отражение. А еще лучше – расколоть вдребезги это проклятое зеркало, лишь бы не смотреть в него. Потому что в нем он видел только одно…
Лжеца. Труса. Человека, который не сдерживает обещания. Софи бы сейчас презирала его. Рэт порезал руки осколками зеркала, но не обратил на это никакого внимания. Сердце отчаянно колотилось. Болезненно, лихорадочно. Он сжал зубы до скрипа, игнорируя боль, которая отдавалась в каждой клеточке его тела. Проносилась ударной волной по всем венам, артериям и крошечным капиллярам. Эта боль жила в его сердце, в костях и крови.
Нет, Софи бы ему улыбнулась. Грустно, с укором. Но секундой позже притянула бы к себе, потрепала бы по волосам и простила. Сказала бы, что он дурачок. И что она все равно считает его самым родным. Вот так просто. Потому что она всегда была такой. Доброй, нежной и всепрощающей. Маленьким ангелом, который слишком рано отправился на небеса… Он бил и бил по зеркалу до тех пор, пока оно не разлетелось на сотни осколков.
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу себя…
«Ты женишься на мне, когда мы вырастем?..»
Он чувствовал себя выпотрошенным. Она так и не выросла. Рэт завел друзей, сменил сотни девушек, закончил школу, университет, женился, а она навсегда осталась ребенком, который просто хотел жить.
Софи мечтала о простых вещах. Стать учительницей. Завести семью. Много-много детей. И обязательно двух спаниелей.
В глазах начало щипать. Дерьмо. Он сморгнул слезы, заметил, как мир расплывается перед глазами. Она никогда не попадет на дурацкий фестиваль в Иллинойсе, посвященный самой большой бутылке кетчупа. Рэт в детстве вечно смеялся, едва заслышав об этом фестивале. Она не выйдет замуж. Не наденет кольцо, которое он смастерил для нее в детстве у дедушки в гараже. На котором выгравировал ее инициалы.
Софи. Его Карамелька. Она не увидит, каким он стал. А он не узнает, какая у нее была бы сейчас улыбка. Наверное, такая же светлая и теплая. Широкая. Она выросла бы прекрасной девушкой. С добрым сердцем. Жизнерадостной. Маленьким солнцем.
«Ты лишил ее всего этого. Ты привел эту девочку к Рику. Софи умоляла тебя помочь ей. Она кричала. Она звала тебя той ночью. А ты был так обкурен, что не смог даже встать…»
Она ведь не просто умерла… Софи на его глазах была зверски…
– Нет, нет, нет. – Рэт зажмурился, закрыл уши. – Заткнись, заткнись, заткнись. Я тебя не слышу. Я, черт побери, не слышу тебя.
Он обессиленно упал на колени. Он словно заново переживал ту ночь.
«Сквозь кровь и слезы я смотрю, как ты погибаешь, Софи. Как ты кричишь… Как называешь меня по имени… Ты зовешь меня, а я не прихожу к тебе на помощь…»
Никогда не заживающая рана.
