Кавказский отец подруги. Под запретом - Рокси Нокс

Дверь камеры с лязгом открывается, и на пороге появляется конвоир.

А с ним…

Рядом с ним… моя мать. Сгорбленная, бледная, со спутанными волосами, постаревшая.

Время словно останавливается. Все звуки исчезают.

Не могу поверить своим глазам. Что она здесь делает? За что?

Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот выскочит из груди. Неужели этот подлец Виктор и от нее избавился вот таким гнусным образом?

Не помню, как оказываюсь возле нее. Обнимаю крепко-крепко, вдыхая родной запах, перемешанный с запахом тюрьмы.

— Мама? Что случилось? Как ты тут оказалась? — шепчу, пытаясь сдержать слезы.

Руки дрожат, колени подкашиваются.

Другие заключенные притихают, отступая к своим местам, будто чувствуя, что сейчас начнется что-то важное. Напряжение повисает в воздухе, словно густой туман.

— Алла, доченька…. Я убила его… Зарезала мерзавца.

— Что-о? Кого?

— Виктора.

— Мама! — в ужасе накрываю рот ладонью, осознавая, что она оказалась здесь не по ошибке. Она совершила убийство. — Что ты наделала? Тебя же посадят!

— Алла… прости меня… Я тебе не верила… думала, ты выдумываешь всё… А он… он чудовище… Я должна была тебя защитить… тогда… не смогла… Но я отомстила за тебя, за Олечку, за всех девочек, которых он когда-либо тронул.

Мама плачет, обнимает меня, целует в щеки.

Чувствую ее боль, ее отчаяние, ее вину.

Прозрела, но какой ценой?

Мы стоим, обнявшись, две сломленные женщины, запертые в одной клетке. Мать и дочь.

— Прости меня за всё, доченька, прости, умоляю!

— Да, простила, мам. А кто такая Олечка?

— Подруга моей дочки. Помнишь, мы на дачу к ним ездили, я тебя звала? А вчера, они приехали ко мне, мы со Светой пошли в магазин, а эта сволочь… зажал ее в углу и в трусы залез. Надругаться хотел… Я не смогла это вынести… Схватила нож… И…

В голове не укладывается услышанное. Виктор мертв, убит ее руками. Как же так? Что происходит со всеми нами? Это просто какой-то кошмар!

— Мама, ты понимаешь, что тебя ждет? Это тюрьма… Надолго… — произношу дрожащим голосом.

Она кивает, прикрывая глаза.

— Понимаю. Но ни о чем не жалею. Я должна была это сделать. Эта тварь не заслуживал жизни. Кто, если не я, его накажет?

Придется просить Булата защищать мать. Господи, как же стыдно перед ним!

И вдруг мысль: а захочет ли он быть с девушкой, чья мать убила человека?

Господи, нет…

* * *

— Астахова, на выход, — раздается поутру властный голос конвоирши Иры.

— Эта которая? — спрашивает старшая по камере. — У нас их две.

— Алла, — уточняет Ирина.

— А куда меня? — встаю.

— Не могу знать. Сказали привезти и всё, — раздраженно отвечает Ирина, но потом вдруг, смягчившись, добавляет: — Я слышала, что отпускают тебя.

Ничего себе, новости!

— Мама, — поворачиваюсь лицом к матери, которая лежит на моей шконке.

Для нее не хватило места в переполненной камере, и я сказала ей лечь рядом со мной. Так мы и провели всю ночь, лежа бок о бок.

Она обнимала меня, гладила по голове, и я как будто в детстве оказалась. Это была моя самая спокойная ночь в СИЗО несмотря ни на что.

— Мамочка… если я не вернусь, знай, Булат тебе поможет. Не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем.

— Мария Семеновна, — поворачиваюсь к бабушке, которая проявила ко мне участие. — Спасибо, желаю вам выйти отсюда как можно скорее. Я передам вам самый вкусный чай.

— Иди, девчонка, — кивает Мария Семеновна, и не возвращайся сюда больше. За мамкой твоей мы присмотрим.

— Давай, принцесса, — говорит старшая по камере. — Не забывай нас. И больше не попадай.

Выхожу из камеры, бросив на ее многочисленных обитателей прощальный взгляд.

У следователя Иванова уже сидит Шерханов. Сердце несется вскачь. Волнение охватывает тело, меня кидает в жар. Как же мне его не хватало! С трудом сдерживаю себя, что не кинуться его обнимать.

— Привет, — шепчу ему. — Спасибо, что пришел.

— Я за тобой, — отвечает Булат. — С тебя сняты все обвинения.

Следователь Иванов недовольным тоном подтверждает слова Шерханова и просит меня расписаться в бумагах.

Неужели все закончилось?

— А моя мать? — спрашиваю робко.

— Мы потом поговорим о ней, — отвечает Булат.

— Ну и семейка, — буркает Иванов, шлепая печатью в пропуске. — До свиданья, — передает мне бумажку. — И вам до свиданья, — кивает Шерханову

— Скорее до следующей встречи, — усмехается Булат. — Я буду представлять интересы Астаховой матери.

Иванов закатывает глаза, но от реплики воздерживается. Похоже, Булат уже успел показать себя таким, каким мы его знаем в институте — властный и в меру жесткий, раз он так смирно себя ведет.

Выходим из здания следственного изолятора, и свежий воздух обжигает легкие.

Булат крепко берет меня за руку, и мы идем к его машине.

— Спасибо тебе, — обнимаю его робко. Стесняюсь своего запаха. — Тебя даже просить не пришлось защищать мою маму.

— Это мой долг.

— Я люблю тебя. Ты самый потрясающий мужчина на свете. Когда я приму душ, то непременно поцелую тебя.

— Можешь поцеловать прямо сейчас.

— Что ты! От меня пахнет.

— Прекрати, — тянется к моим губам. Обнимает, целует, ласково проводит пальцами по спине. — Всё кончено, Алла.

— Между нами? — спрашиваю с испугом.

— Глупая, что ли? Даже не смей думать об этом! Ты на свободе. А у твоей матери есть шанс легко отделаться.

— Как это?

— Виктор жив…

Глава 37

По дороге к дому Булата, я узнаю подробности. В тот вечер он приехал вовремя, и вызванная им скорая помощь спасла истекающего кровью Виктора. Врачи обещают, что он будет жить. А если он будет жить, значит сможет ответить за свои преступления.

Что касаемо моего дела, Шерханов нашел-таки ту женщину с костылями. Правда, с ногами у нее все в порядке, и она действовала по просьбе Виктора, не вдаваясь в детали, зачем ему это нужно. Витька ей заплатил за услугу. И она готова дать против него показания.

— Этот сучонок все учел, кроме одного, — говорит Булат. — Что у тебя есть я. Я, который защитит свою девочку и докопается до правды.

А ведь он прав! Не будь у меня Шерханова, я бы точно села. Витьке бы досталась квартира, матери развод, а мне тюрьма.

— В тысячный раз говорю тебе спасибо! — наклоняюсь и целую его руку на руле. Он недовольно на меня цыкает, а я смеюсь.

— Алла, в твою квартиру пока нельзя, я вызвал туда клининг. Да и вообще, в ней требуется ремонт. Поэтому мы едем ко мне, поживешь у нас. Напоминаю на всякий случай: Самира не должна знать о том, что мы были близки.

Как и когда