Кавказский отец подруги. Под запретом - Рокси Нокс

— Булат, ты можешь остановить машину?

— Тебе плохо? — смотрит на меня обеспокоенно.

— Нет. Я хочу сказать тебе что-то важное. Прямо сейчас.

Волнуясь, Шерханов паркует машину возле магазина.

— Я беременна.

Булат замирает, устремив на меня взгляд, полный неожиданности и какого-то глубинного, пока не прочитанного мной чувства.

Время будто останавливается, и я впиваюсь взглядом в его лицо, пытаясь разглядеть хоть малейшую подсказку относительно его реакции.

Тишина становится почти осязаемой, и я начинаю жалеть о своей импульсивности.

Может быть, стоило выбрать более подходящий момент? Может быть, как-то подготовить его? Но слова уже вылетели, и теперь мне остается только ждать.

Булат медленно выдыхает и берет мою руку в свою. Его хватка крепкая, но нежная.

— Беременна, — повторяет он тихо, словно пробуя это слово на вкус. В его глазах мелькает что-то похожее на изумление, а затем на счастье. — Алла, это… это просто невероятно. У меня будет сын?

— Ну, или еще одна дочь.

— Не может быть!

— Почему же не может? Наша близость, она была… гм…

— Да, я знаю, просто… Мы столько раз пытались зачать, что я привык, что… Боже, что я несу?

— Ты счастлив? — спрашиваю.

— Счастлив? Алла, я на седьмом небе от счастья! — Он крепче сжимает мою руку. — Я хотел еще детей, я мечтал об этом. И теперь это происходит… с тобой.

Он замолкает, глядя на меня полным нежности взглядом.

— Я тоже обрадовалась, когда узнала. И получила мощную поддержку от сидящих в камере женщин.

— Поехали домой, — говорит он, заводя машину. — Ты должна отдохнуть. Сидела там… будучи в положении, — горько качает головой. — Завтра поедем к врачу, пусть выпишет витамины. Тебе надо добрать всего того, чего ты лишилась за эти дни в СИЗО. Но опять же, Самире ни слова, — предостерегает меня.

— Хорошо, я поняла.

Заходим в дом Шерхановых, и Самира несется мне навстречу:

— Алла!

— Самира!

Тепло обнимаемся.

— Как я рада тебя видеть! Ты даже не представляешь, как я волновалась. Папа ничего толком не рассказывал, только твердил, что все будет хорошо.

— Всё и правда закончилось хорошо.

Для меня. А для матери все только начинается. Но у меня спокойна душа за нее — в той камере ее точно не обидят.

Самира отстраняется и внимательно меня осматривает.

— Ты какая-то… другая, — говорит она задумчиво. — Словно светишься изнутри, как бы глупо это ни звучало.

Не успеваю ответить, как Булат вмешивается в разговор:

— Алла просто устала после всего пережитого. Ей нужно отдохнуть, поесть. Самира, может, приготовишь ей что-нибудь вкусненькое?

Самира кивает и уходит на кухню, бросив на меня вопросительный взгляд. В ответ пожимаю плечами. Папа сказал, папу надо слушаться.

— Я пока приму душ и переоденусь, — говорю Булату.

— Хорошо, конечно. А потом отдых…

* * *

Шелк моего платья нежно льнет к коже, когда я устраиваюсь поудобнее на диване, напротив Булата. На свидание меня собирала Самира, и сегодня я блистаю, как королева.

Ресторан утопает в мягком свете свечей, отбрасывающих танцующие блики на родное и любимое лицо.

В животе порхают бабочки — не только от предвкушения вкусного ужина, но и от нашей маленькой тайны внутри меня.

Кладу руку на живот, стараясь скрыть волнение. Булат ловит мой взгляд и улыбается, его глаза светятся любовью и нежностью.

Он берет мою руку в свою, и я чувствую еле заметную дрожь в его пальцах. Замечаю, как он нервно сглатывает, словно собираясь сказать что-то очень важное. Замираю в предвкушении. Неужели…?

И вот, он встает.

Мое сердце начинает отбивать чечетку, пульс гремит в ушах.

Булат элегантно опускается передо мной на одно колено.

Открывает маленькую бархатную коробочку, и в ее глубине вспыхивают камни, похожие на бриллианты. Может это они и есть, я не разбираюсь в драгоценностях.

Шерханов смотрит на меня, и в его глазах отражается целая вселенная: любовь, надежда, обещание.

— Алла… ты выйдешь за меня? — спрашивает он, улыбаясь. Эта улыбка дороже мне всех на свете.

Слезы мгновенно застилают глаза. Не могу вымолвить ни слова, только киваю, снова и снова.

— Да… Да, конечно, да!

Он надевает кольцо на мой палец, и оно сидит идеально, словно создано для меня.

И тут звучит музыка.

Тихая, мелодичная, трогательная.

Булат смотрит на меня с обожанием и спрашивает:

— Потанцуем?

Протягиваю ему руку, и мы выходим на танцпол. В его объятиях я чувствую себя самой счастливой девушкой на свете.

Мы медленно кружимся в танце, и я шепчу ему на ухо:

— Я люблю тебя безумно, профессор Шерханов.

Он прижимает меня крепче к себе и отвечает:

— А я тебя… ты моя жизнь. Я хочу много детей с тобой. Полный дом.

После танца Булат возвращает меня на место и наливает мне гранатовый сок. Он так заботится о моем здоровье, что Самира, смотря на всё это, начинает подозревать, что мы ей что-то недоговариваем. Но Булат — кремень. Раз уж решил уберечь дочь от ошибок, то пойдет до конца. И я уважаю его просьбу. Может быть, когда Самира будет уже замужем, я расскажу ей наш секрет…

— Будь она мужчиной, я бы не таился, но она девочка… юная, к тому же. Кто его знает, что ей придет в голову? — сетует он.

— Когда мы ей скажем?

— Через две-три недели после свадьбы. Женимся здесь, на Кавказе нельзя. Потом поедем туда и по факту все расскажем моим родителям.

— Хорошо, Булат.

— Кстати, у меня есть для тебя новость: тебя восстановили в институте. Я добился справедливости.

— А как же ты? Ну то есть мы же женимся… Как это воспримут?

— А мне уже все равно. Я ухожу из ВУЗа.

— Куда?

— Эта история с бабушкой Таисией и твоей мамой навела меня на кое-какие мысли.

— Поделишься?

— Я понял, что людям нужны мои знания. Не только студентам, они по большей части не ценят то, что я вкладываю в их умы. Другим людям нужны практические знания, поэтому я решил перейти в адвокатуру. Мы с тобой больше не преподаватель и студентка.

— В адвокатуру? Это неожиданно. Ты всегда так трепетно относился к преподаванию.

— Трепетно, — смеется, повторяя. — В институте мои знания тонут в пучине равнодушия. А в адвокатуре я смогу реально помогать людям, защищать их права. Да и потом, это даст нам больше свободы и денег, конечно. Ты сможешь учиться, я полностью оплачу твою учебу и ремонт в квартире твоей мамы.

— Булат, у меня нет слов… Ты такой… Почему студенты тебя называли профессором Паскудой? Ты профессор Душка!

Смеется, обнажая