Под маской улыбки - Оливия Лак

Попав на территорию пляжа, я снимаю босоножки и беру их в руки. Песчинки щекочут пальцы, пока я иду к воде. В полуметре от неё, звонит телефон.

Неизвестный номер. Только один человек может звонить мне.

— Алло.

— Ты что, возле океана? — бархатный голос Алека окутывает меня.

— Каковы ставки на эту информацию? — Шутка выходит неудачной.

С тех пор как я пыталась сбежать от Дэвида, он получил ещё больший контроль надо мной. Последние полгода он проверяет все мои смс-ки и звонки. Перед поездкой он предупредил, что следит за мной. Остатки моей уверенности испарились. Дэвид прав, сама я не справлюсь. У меня нет ничего, кроме него.

День за днём я погружаюсь в забытье. Но ребёнок, ох ребёночек, даёт мне новую цель.

Мне не стоит говорить сегодня с Алеком Кристосом. Или когда-либо ещё. Я пересекаю опасную черту, потому что если Дэвид узнает, что я подружилась с его врагом, для меня это закончится плохо. Но когда вижу его звонок, я вынуждена ответить. Алек напоминает мне о достоинстве и о том, что мне есть, что предложить. Алек верит в мой потенциал. Прямо сейчас мне нужен тот, кто считает меня достойной.

— Я хочу поужинать с тобой, если скажешь, где тебя найти, — отвечает Алек.

— Я на Кресент-Бич.

— Одна? — мягко спрашивает он, но я чувствую напряжение.

— Одна.

— Скоро стемнеет.

— Тут полно людей. Но я ценю твою заботу, — искренне произношу я.

— Кресент-бич возле Cabello's. Встретимся там, через минут пятнадцать? — Я не перестаю смущаться. Этот сильный, напористый мужчина не давит на меня. Я не понимаю, почему он не принуждает меня, к чему захочет… но от этого меня только сильнее тянет к нему.

— Я бы поела.

— Хорошо. До встречи.

Войдя через десять минут в ресторан, я нахожу Алека, сидящим в нише у дальней стены. Когда наши взгляды пересекаются, он встаёт с улыбкой на лице.

— Ой, Каролина, ты сегодня сияешь, — бормочет он, когда я подхожу ближе.

Такое происходит, когда носишь ребёнка? Мысль наполняет меня теплом.

Я отступаю на шаг. Было бы большим облегчением поделиться с кем-нибудь новостями, но Дэвид не знает, что у нас будет ребёнок. И когда я в последний раз заговорила с Алеком о ребёнке, он чуть не исчез из моей жизни. Несмотря на небольшое влечение к нему, он по-прежнему лишь друг. С притворной скромностью я улыбаюсь ему.

— Приятно слышать. — Мы не обнимаемся и не целуемся в знак приветствия. Для меня такие прикосновения равны нарушению границ. Какое оправдание у Алека я не знаю. Может, он не хочет меня касаться. Сердце немного сжимается от этой мысли.

— Правда.

Мы садимся напротив друг друга. Перед каждым лежит пластиковое меню, но мне оно без надобности.

— Мне нравится это заведение. Много лет здесь не была, — рассказываю я ему.

— Да, могу представить, что это не соответствует стандартам Морганов, — он произносит это с каким-то вынужденным легкомыслием. — Мне тоже здесь нравится.

Я жадно разглядываю его тёмные черты лица и саркастичный изгиб губ. Прошло много месяцев с нашей последней встречи и несколько недель с последнего разговора. Практически каждый день я проводила под гнётом правил Дэвида. Запертая в расписании, составленным им. Похоже, весь этот контроль окупился для моего мужа, ведь я беременна.

Молодая улыбающаяся официантка подходит к нашему столику, взгляд направлен на Алека.

— Что будете пить?

Алек по-прежнему сосредоточен на мне, не обращая ни капли внимания на кокетливую официантку.

— Мне, пожалуйста, холодный чай. — Я склоняю голову, наблюдая, как жадно она разглядывает прекрасные черты Алека. Я не виню её в желании. Даже я признаю, насколько он притягателен.

— «Ла Капитана». — Алек произносит название местного крафтового пива, не отрывая от меня взгляда. Понимая, что проигрывает, официантка раздражённо удаляется.

Алек барабанит пальцами по столешнице, осматривая меня. Наконец, он произносит:

— Ты сегодня какая-то другая.

Официантка возвращается, когда я хочу ответить, ставит напитки на стол и коротко спрашивает:

— Уже выбрали?

Алек кивает мне, и я первая делаю заказ. Как только официантка уходит, он откидывается на чёрную подушку, одной рукой по-прежнему небрежно выстукивая неизвестный ритм.

— Чему ты так радуешься?

— У тебя когда-нибудь была мечта, похороненная так глубоко внутри, что ты не догадывался о ней? С возрастом мечты начинают проявлять себя помаленьку. И однажды ты просыпаешься, понимая, чего желал всю свою жизнь. Тогда тебе не остаётся ничего, кроме как воплощать мечту, бороться со всем, что встанет на пути к уготованному тебе. — Покачав головой, я не могу сдержать улыбку. — Должно быть, это звучит безумно и очень туманно. Я кое-чего хочу и могу это получить. И я только сейчас поняла, насколько сильное моё желание. Понимаешь?

Стук прекратился. Пальцы Алека сжаты в кулак. Он смотрит на меня, не моргая.

— Я отлично понимаю, о чём ты. — Его низкий голос ещё ниже обычного.

— Скоро я тебе обо всём расскажу, — обещаю я.

Словно выйдя из транса, Алек моргает и поднимает кружку.

— За мечты, ставшие явью. — Он смотрит мне в глаза одним из своих беспощадных взглядов. Не разрывая зрительного контакта, я поднимаю холодный стакан и чокаюсь с ним.

— За мечты, ставшие явью, — шёпотом повторяю я.

Я думала, что речь о ребёнке, растущем внутри меня. Я считала, что речь о мечте про семью. И в некотором роде так и есть. Но во взгляде моего мужа нет любви. Большую часть времени он напоминает мне, как я разочаровываю его. Все мои переживания исчезнут, если муж будет думать обо мне, как об идеале, а вовсе не о раздражении или стыде от моих оплошностей.

Я заливаюсь краской, и мне нужен ещё один глоток холодного чая, чтобы успокоиться.

— Если бы мог, я воплотил бы все твои мечты в реальность, — произносит Алек так искренне, что эмоции сдавливают мне горло. — Ничего не отвечай. — Он прикладывает палец к моим сжатым губам, и я вспоминаю, почему мы избегаем прикосновений. От них по моему телу разбегается приятная дрожь. — Прими моё неравнодушие, — командует он. Когда я согласно киваю, он убирает палец.

— Ты тоже мне небезразличен. — Чем больше времени я провожу с Алеком, тем меньше я хочу его потерять. Мне страшно, что ребёнок станет началом конца нашей дружбы. Боже, я не хочу его потерять, но ребёнок сейчас превыше всего. Превыше Дэвида и меня тоже.

Момент близости между нами разрушен, когда появляется угрюмая официантка. Я склоняюсь над божественным сэндвичем и глубоко вдыхаю, стойко игнорируя вопрос, всплывший в подсознании.

Насколько небезразличен?