Измена. Он не твой - Яна Мосар

– У нас еще много тем не закрыто. Мне кажется, мы торопимся.

– Так давай их закрывать.

– Почему ты мне сразу не сказал? Ладно, я была в больнице. Но потом вернулась. Ты смотрел на меня, целовал меня, а сам знал о том, что случилось.

– Согласен. Тут я виноват.

Сжимает пальцы в замок, как будто держит в них собственную вину.

– Я не со зла. Не потому что скрывал. А потому что не хотел рвать тебя изнутри.

Он тянется к телефону, включенный экран светится между нами.

– Смотри, – говорит он спокойно. – Все, что писал, все звонки, все мессенджеры. Ничего не удалено. Если хочешь – проверяй.

Беру в руки телефон, пролистываю месседжер.

Ну что правда в каждый чат заходить? В последних никакой Анны нет. Все по работе вроде. Рабочие чаты какие-то. Теперь уже бред.

– Ты бы уже почистил все, если бы хотел что-то скрыть, – и возвращаю мобильный. – А вот, что ты сделал, так промолчал даже о том, что она ночевала у нас.

– Когда началось все это с Мариной, с тобой в больнице, я почувствовал, что теряю контроль. Над ситуацией. Над собой. Над семьей. Над тобой. Я хотел во всем разобраться сначала. Помнишь, наш разговор с тобой, когда я сказал больше не общаться с Мариной?

– Да.

– Это было после того, как она намекнула, что ты устаешь и она может тебя заменить. Я только тогда тебе не так открыто сказал, чтобы не обидеть.

– Я помню, ты сказал, что тебе кажется, что она тебе строит глазки.

– Да, сгладил. Думал, тебе этого достаточно и ты перестанешь с ней общаться.

– Я не переставала.

– Скрывала тоже.

– Да, – киваю.

– Ты тоже боялась потерять контроль над ситуацией. Даш… я знаю, как это выглядит. И понимаю, что для тебя это – предательство. Но если хочешь знать, что внутри у мужика, когда он… ну, когда он оплошал перед той, которую любит, – это, честно, как стоять на краю крыши. Ты знаешь, что сам виноват, что оступился. А под ногами – пустота.

Он нервно сжимает пальцы, будто собирая силу.

– Вот если бы ты была на строгой диете. Прямо железной. Ради чего-то или кого-то очень важного. И копила силы, держалась, потому что себе пообещала. А потом тебя как будто загипнотизировали – и ты в трансе, сожрала целый торт "Наполеон". А потом очнулась. Уже поздно. И вот перед тобой стоит человек, ради которого ты держалась. Который верил в тебя. И ты не знаешь, как жить с этим, потому что совесть душит. Вот ты расскажешь ему? Торт это банально, конечно, но… все же.

Он выдыхает.

– Только в моем случае это был не торт. Это была она. А я не хотел тебя терять. Поэтому и молчал. Не из подлости, а потому что надеялся, что все как-то само затихнет. Что ты не узнаешь. Что обойдется.

Смотрит на меня – не дерзко, не оправдываясь. А как мужчина, которому действительно страшно потерять женщину, которую он все еще считает своей.

– А если в следующий раз ты тоже не расскажешь? Если подумаешь, что я не выдержу? Что опять решишь за меня, что мне знать, а что нет?

– Тут жизнь такой урок преподала, что я, наоборот, тысячу раз подумаю, чем обернется, если не сказать. Я обещаю, что больше не буду решать за тебя. Ни в чем. Даже если это сделает нам обоим больно. Лучше правда, какая есть, чем снова… вот так.

Я откидываюсь на спинку стула.

Закрываю глаза.

Вроде бы хочется, чтобы он остался. Но внутри – страх. Я уже проглотила. Уже поверила однажды. И знаешь, когда один раз глотаешь, второй – уже не так трудно.

А потом не замечаешь, как молчишь всю жизнь.

– Я посплю у Кати.

За окном уже темно. Я представляю, как он поедет пока до родителей по темноте. И так уставший.

– Хорошо, – говорю я едва слышно. – Но если будет еще хоть одно "я не хотел тебя тревожить" – тогда лучше уходи сам.

– Договорились, – отвечает он, берет меня за руку, крепко. – Не будет. Ни одного. Пока ты сама не захочешь.

И я не знаю, что сильнее: моя вера… или мой страх.

Но в эту ночь он остается.

Глава 36

Мы никому ничего не говорим, молчит и Анна.

Утром только приходит от нее сообщение: “не о чем с тобой говорить и предложение у меня только одно. ОТСТАНЬ ОТ НАС. ОТПУСТИ ЕГО”

По коридору тяжелые медленные шаги. Ярослав идет в душ.

Я пересматриваю еще раз фотографии. Вот она в толстовке, вот в его рубашке. Да, кстати, рубашка.

Я поднимаюсь и иду к нашему любимому шкафу. Перебираю вешалки. Этой рубашки нет. В стирке нет, сушилка вообще сложена.

Открываю фотографию и по привычке иду не задумываясь в душ.

Сквозь запотевшее стекло душевой кабины вижу смутный силуэт – Ярослав. Его спина, его плечи, знакомые линии тела, которые я знаю, как собственные ладони. Он медленно проводит рукой по волосам, смахивая капли воды с шеи, и от этого у меня внутри все сжимается.

В пальцах все еще фотография – та самая, с его рубашкой. Я хотела что-то спросить про нее… А стою, будто вросла в кафель. И не могу отвести взгляд.

Он поворачивается боком. Вижу его лицо – глаза закрыты, лоб напряженный. Моется, как будто хочет стереть с себя все. Не тело, а каждую эмоцию, каждую ошибку. И, черт побери, я все еще хочу его.

Это нечестно. Это неправильно. Я должна бы помнить, как болела, как не могла дышать от его предательства. Но сердце и тело – не слушаются.

Хочется подойти, обнять его со спины, прижаться щекой к его спине, как тогда, когда Катя еще была в животе, и мы жили одним дыханием. Когда он гладил мой живот и шептал: "Мои девочки".

Он выключает воду. А я делаю шаг назад и выхожу из ванной. Он не видел меня. И пусть. Пусть не знает.

Выхожу. Прислоняюсь спиной к стене и глубоко дышу.

Я все еще люблю его. Даже после всего.

И от этого страшнее всего.

Потому, что я не знаю, как окончательно