Клетка - Ариша Дашковская
— Да что ты будешь делать? — Астафьев неожиданно материализовался передо мной. Перекрыл вентили. А я спрятал порезанную руку за спину, будто так он ничего не заметит и не поймёт.
— Олежка, зачем ты… — он не находил слов.
— Так надо.
— Прости меня, прости дурака. Ты не должен был там быть. Не должен.
Посмотрел с участием:
— Больно?
— Прикольно! Порежься и узнаешь.
Он снял с крючка белый махровый халат и протянул мне. А я вжался в дорогой кафель. Он не решался придвинуться ближе, а я не умел просачиваться сквозь стены. Поэтому так и стояли, каждый на своей позиции.
— Придурок! — громкое восклицание заставило Астафьева обернуться, а меня вздрогнуть.
— Это же надо было так загадить ванную.
Парень, которого я видел в кухне, осторожно пробирался к нам, пытаясь не наступить на стёкла.
— Не успел приехать, а уже от тебя столько ущерба, — ворчал он.
Решительно забрал у Астафьева халат и прошипел:
— Уйди.
Хозяин дома особо не радовался, что его так бесцеремонно выпроваживают, пытался возразить, но уступил.
— Прежде чем убиваться, хотя бы узнай, как это делается, — в глазах, которые оказались совсем не тёмными, а тёплого медового цвета ни капли сочувствия. — Закутайся. Губы синие. Ещё заболеешь.
Видя, что я не собираюсь внимать его словам, забрался в ванну, стянул с меня мокрую простыню и набросил халат на плечи, окутавший волной уже знакомого успокаивающего древесного запаха и тепла.
— А ты что это резаться удумал? — насмешливо спросил, похлопывая по халату, чтобы ткань впитала воду.
— Он тебя ударил.
— И что? — хмыкнул он. — Мне нравится боль. Это не более чем игра двух взрослых людей.
— Мне не нравится боль, — процедил сквозь зубы, злясь на покровительственный тон этого мальчишки по виду на несколько лет старше меня.
— Ага, и ты убежал сюда доказать, как она тебе не нравится, исполосовав себе руку. Ты, правда, придурок. Кстати, я Лис. А ты?
А я молчал.
Он помог выбраться и следил, чтобы я не наступил в битое стекло. Всю дорогу придерживал, особенно крепко на лестнице. Усадил в кухне на табурет. Астафьев курил у раскрытого окна. Увидев нас, строго процедил:
— Руку покажи.
— Шить надо, — с интонацией эксперта заключил Лис. — Звони Нине. Что-то мне подсказывает, что в травмпункт ты его не повезешь.
— Нина мне всю плешь проест. В первый же день и эксцесс.
Парень усмехнулся улыбкой, которую я расшифровал как «так тебе и надо»:
— Ладно, я спать.
Астафьев нахмурится своим мыслям, заварил чай, щедро насыпал в чашку сахар и поставил передо мной:
— Значит так, всё, что происходит у нас с Лёшей, тебя не касается. Ты — это совсем другое дело.
Глава 4. Пёс
Дом. Большой. С просторными комнатами. С добротной дорогой мебелью. Но пустой, будто начисто лишённый души и тепла. Время здесь густое, липкое, медленно тянется прозрачной древесной смолой. Я спускался по тёмной дубовой лестнице вслед за Лисом и радовался окончанию своего заточения. Несколько дней, проведённые в компании сиделки, стали для меня настоящей пыткой. Маша будто вросла в кресло в углу комнаты. Сидела, закинув ногу за ногу, небрежно покачивая тапкой на маленькой, но широкой ступне, читала Донцову и похихикивала. Её цепкие глазки изредка приподнимались над стеклами очков, чтобы проверить, не испарился ли я с кровати, а потом всматривались, щурясь, в круглый циферблат часов на стене. Про таблетки, которых стало гораздо больше, сиделка не забывала. С ободряющей улыбкой впихивала в рот эту отраву, убивающую сознание. От неё мелкой дрожью заходились руки, стягивались в тугие жгуты мышцы, а комната кружилась в бешеном танце. Еда вызывала отвращение. От одного запаха рвало желчью. Маша явно не переживала по поводу оплывшей фигуры и съедала и мою порцию. А меня заставляла выпить хотя бы сок или кефир. Астафьев не заходил, только осторожно заглядывал в комнату. Мою надзирательницу он не отпускал даже на ночь, снабдив раскладушкой, так что засыпал я под её звучный, почти мужицкий храп. Сегодня Маша наконец-то собрала свой чемоданчик и, помахав мне своей пухлой ладошкой, укатила в неизвестном направлении.
— Мэри Поппинс, до свидания! — ликовало всё моё существо.
Лис обернулся, заломил тёмную бровь, покачал головой, резюмируя:
— Совсем больной.
Понял, что, задумавшись, провопил мысли вслух. Неудобно. Лис и так, вероятно, считает меня идиотом.
Астафьев перед уходом поручил ему показать мне дом. И теперь Лис всем своим видом показывал, что это всего лишь выполнение просьбы. Я ему полностью безразличен и неинтересен. От него разило неприкрытым холодом и отчужденностью.
Из просторного холла, как рукава, отходило два коридора. Мы направились в правый. Самая первая — комната охраны, где, по словам Лиса, постоянно кто-то дежурил у мониторов. Следующая — комната для прислуги. Дальше кладовая и постирочная с огромной стиральной машинкой, сушилкой и гладильной доской, на которой аккуратной стопкой лежало бельё.
В левом крыле — кухня, огромная, светлая, с тёмной деревянной мебелью и внушительным серебристым холодильником. У стены небольшой обеденный стол и табуретки с мягкими коричневыми подушечками. Обстановка в целом простая, если закрыть глаза на бытовую технику. Кажется, здесь было всё. Предел мечтаний помешанной на готовке домохозяйки. Лис поочерёдно открывал шкафы, комментируя, что где лежит. Так я сразу взял и запомнил.
Потом он с гордостью показал мне домашний кинотеатр — комнату с телевизором во всю стену и удобным диваном напротив. Насколько комфортно на нём сидеть, Лис тут же продемонстрировал и предложил жестом последовать его примеру. Но я продолжал стоять в дверях.
— Лис, а для чего охрана? — задал давно мучивший вопрос. — Не телевизор же охранять?
— Дурачок. Единственная
