Клетка - Ариша Дашковская

И снова Мэри Поппинс.

Глава 5. Плата за рай

Утренний воздух пропитан мглистой дымкой. Через влажный туман еле виднеются чёрные скелеты деревьев. Иду, загребая мёртвую побуревшую листву. Глубоко вдыхаю сырой, прелый запах поздней осени. Сзади слышится тихое шуршание. Останавливаюсь. Прислушиваюсь. Лёгкий шорох палой листвы. Через мгновение стихает. Иду. И снова слышу его отчётливо. Холодом по позвоночнику мысль — кто-то следит за мной. Это они. Нашли меня. Проникли сюда. Теперь расправятся со мной. Натягиваю капюшон глубже. Ускоряю шаг. Быстрее в дом. Там безопасно. Сердце колотится о рёбра. В висках пульсирует. Чудовище, проснувшись после долгого сна, вопит мне в уши. Беги! Спасайся! Только не оборачивайся! Обернёшься — тебе конец!

Нет. Так нельзя. Нельзя всю жизнь трястись подобно зайцу, не смея посмотреть опасности в глаза. Я не жертва. Приказываю себе остановиться, но ноги не желают слушаться и делают несколько шагов по инерции вперед. За спиной тихо. Медленно поворачиваю голову. Метрах в пяти от меня широкоплечий мужчина в черной куртке с накинутым на голову капюшоном. Видел его пару раз. Он из охраны. Весь пережитый страх трансформируется в раздражение и обрушивается на него слишком недобро заданным вопросом:

— Вы так и будете ходить за мной по пятам?

Охранник развёл руками:

— Указание господина Астафьва.

Психую. Не доверяет мне Астафьев. Боится, что сбегу. Приставил мордоворота. Указание, говоришь, выполняешь. Ну тогда отрабатывай! Срываюсь с места и несусь во весь дух. Охранник тяжело затрусил следом. Да ты, приятель, не в лучшей физической форме. Или ботиночки неудобные? Нарезаю несколько кругов, огибая дом. Лёгкие обжигает огнём, но я терплю, и только когда начинает колоть в боку, резко останавливаюсь, опускаю руки на колени и дышу, как запыхавшаяся собака, разве что язык не вываливаю наружу. Охранник шумно выпускает ртом воздух — не доволен. Да ты сердечно благодарить меня должен за утреннюю пробежку: это полезно для здоровья. Ухмыльнулся своим мыслям и направился к скамейке. Она мокрая, но ноги гудят так, что стоять просто невозможно.

В окне маячила Маша в белой блузке с почему-то ненавистным мне чёрным кружевным воротничком. И чего встала в такую рань? В руке у неё кофейная чашка, из которой она отпивала мелкими глоточками. И пялилась в упор. Еще одна надзирательница. Подошёл к дому, стал под окно второго этажа и крикнул ей, широко улыбаясь:

— Тоже следишь, да? А что ты сделаешь, если со мной что-нибудь случится? Метнёшься через стекло и спилотируешь на меня, как Бэтмэн?

Жестом показала мне, что ничего не слышит, но добродушно улыбнулась в ответ, кивнула и отсалютовала чашкой.

Охранник молчал, неодобрительно качая головой.

За завтраком Маша великодушно приготовила бутерброды на всех. Игнат Борисович, так, оказывается, звали моего верного стража, слишком ответственно отнёсся к своим обязанностям и решил оберегать меня даже здесь. Вдруг захлебнусь чаем или колбасой подавлюсь. И тогда он меня героически спасёт. Даже предусмотрительно отодвинул от меня маслёнку, с лежащим на ней столовым ножом. Как мне кажется, исключительно для того, чтобы произвести на Машу впечатление. Явно польщенный женским вниманием к его бицепсам, он сложил руки на столе так, чтобы Маша своими подслеповатыми глазами лучше рассмотрела бугрящиеся мышцы. Его действие возымело нужный эффект: Маша заботливо подлила ему чай, приготовила очередной бутерброд и с улыбкой следила за его стремительным поглощением.

— Завтра опять ни свет ни заря гулять пойдешь? — усиленно работая челюстями, поинтересовался Игнат.

— Может быть, — пусть будет в тонусе.

— А вы бы не хотели к нам присоединиться? Утренние прогулки чрезвычайно полезны, — словно между прочим спросил он у Маши.

— Ну, если вы настаиваете, — кокетливо улыбнулась она.

Видел бы всё это Лис. Но он ещё в постели. Точнее, уже. Столкнулся с ним у входа, когда возвращался с пробежки. Он пьяно улыбнулся и чуть не растянулся на ступеньках крыльца. На предложение помочь буркнул невнятно что-то не слишком цензурное и махнул рукой.

Так прошла неделя. Теперь на утренних прогулках Маша и Игнат чинно вышагивали за мной, о чем-то мило беседуя, и, кажется, не обращали на меня внимания. Игнат перестал реагировать на провокации и уже не срывался в бег. Маша начала красить губы винной помадой, а от Игната стало пахнуть не табаком, а парфюмом. Все эти дни Лиса видел мельком. Он просыпался ближе к вечеру, неспешно ел, потом долго собираелся, тщательно выбирая образ. Крутился перед огромным зеркалом в прихожей. И на ночь глядя вызывал такси и уносился неизвестно куда.

Все изменил один звонок. Наша устаканившаяся жизнь полетела ко всем чертям с произнесенным Машей: «Алло! Я вас слушаю». Она вышла из кухни в коридор, а когда вернулась обратно, её обычно румяное лицо выглядело мертвенно-бледным, нижняя губа дрожала, а пальцы хаотично и беспрерывно цеплялись друг за друга.

— Дочь попала в аварию. Она в реанимации. Я нужна ей, — бесцветно произнесла она.

-Я попрошу ребят, кто-нибудь вас отвезет, — Игнат резко подскочил со стула.

— Спасибо вам, спасибо, — она пожала пухлыми ручками его лапищу и залила её слезами. — Я поговорю с Астафьевым. Он поймёт меня.

Она поднялась к Лису. Я плёлся следом за ней. При всей неприязни к Маше, мне её очень жаль. Лис спал, и Маша легонько тормошила его за плечо до тех пор, пока его глаза не приоткрылись.

— Лёша, пообещай мне, что присмотришь за Олегом. Глаз с него не спускай.

Лис сонно вытаращился на неё, потом, зевая, ответил

— Не беспокойтесь, Маша. Присмотрим. Всё будет в лучшем виде, — и тут же отвернулся к стенке.

Не знаю, поверила ли ему Маша, но она кивнула т сама себе и ушла собирать свой чемоданчик. Конечно, я был рад избавиться от её присутствия, но не такой ценой.

На следующее утро таблетки мне выдал Игнат. Но до Маши ему далеко. Он не заморачивался с заглядыванием в рот, чтобы проверить проглотил ли я их. Поэтому таблетки оказались прикопанными в горшке с розовой фиалкой на подоконнике спальни. Лис проснулся ближе к обеду. Мы встретились с ним на кухне. Выглядел он неважно. Глаза болезненно покраснели и слезились. Ёжась и кутаясь в свой бежевый халат, надетый поверх спортивного костюма, он поставил перед собой чашку горячего чая, обхватил её обеими руками, пытаясь согреться.

— Подай салфетки. Лучше сразу пачку, — нос у него явно заложен, голос звучал гнусаво.

— Простыл?

— Угу, — пробурчал он.

— Выпей таблетки.

— Уже.

Салфетки изводятся одна за другой на его потёкший нос.

— Бабушка мне в нос лук обычно капала.