Развод на новый год - Лена Тэсс

“Папа может, папа может, все что угодно” - поют дети в детском саду каждое 23 февраля, хлопают в ладоши, пока худрук наигрывает известную мелодию на старом пианино. Папы подпрыгивают со своих мест, им вручают приготовленные заранее открытки с коряво нарисованными танками, кораблями и самолетами, ленточками, цифрами 23 и словом “Папе” или “Любимому папе”.

Последний такой утренник Степан пропустил, устроил утром истерику с намерением не идти в сад ни под каким предлогом. Наша нянечка едва не побежала в церковь свечку ставить, думая, что в него вселился Демон, а я только к вечеру поняла в чем дело.

Он так и не сознался.

Я не стала настаивать и делать эту рану еще шире.

Мама тоже может быть кем угодно. Только не папой.

Поэтому собрав себя в кучу я передумала раскисать и улыбнулась сыну.

- И куда ты это письмо собираешься отправить? У тебя есть точный адрес?

- Да нет же. - Он сказал это так, словно объяснял мне, несведущей, самое очевидное. - Положу под ёлку. Ночью придут помощники Деда Мороза и заберут его.

Я кивнула и погладила Степу по голове. Он привычно, но не слишком активно, попытался вывернуться.

- Знаешь, это отличный план, но в нем есть одно большое, - я развела руки в сторону, - просто огромное упущение.

- И какое? - с любопытством спросил сын.

Я закатила глаза. Все-таки он еще такой ребенок.

- Елка. У нас нет елки. Так что убирай фломастеры и поедем выбирать пушистую красавицу, обновим украшения и вечером положишь под дерево своё письмо. Договорились?

Степа моргнул раз или два. Он будто не сразу понял о чем я. Медленно кивнул и стал прибираться. Как раз в этот момент зазвонил мой айфон. Я вздрогнула, словно бы ждала плохих новостей. На дисплее светилось имя моего мужа: Титов М. А.

Номер тот так и не поменял. А я не смогла удалить его из записной книжки, лишь переименовала привычное “Любимый” на безликие инициалы.

- Я отвечу на звонок, это не займет больше десяти минут, ладно, сынок?

Он кивнул и улыбнулся. Все еще немного заторможенно и задумчиво.

- Исмаилов вылетел в Москву, чтобы решить вопрос со спонсорами и пиарщиками. У нас есть от силы два дня, Соня. А потом…

- Потом я выиграю дело и справедливость восторжествует.

- Сонь, ты не понимаешь, - просипел Титов.

- Нет, милый, - с нажимом повторила я, - это ты не понимаешь. Лицо Исмаилова теперь знает каждая дворовая собака, так что более безопасного места чем Армавир для меня не существует. А более ценного человека чем я, не существует для Исмаилова. На его месте, я бы наняла для меня охрану и лично сдувала пылинки с моих туфель, чтобы никто не узнал, на что на самом деле способно это чмо.

Я блефовала. И не была так уверена в своей победе, но бравировать перед Максом - особый вид кайфа. И потом, убивать меня или Лилию сейчас действительно накладно. И глупо. То ли я забыла отголоски девяностых, то ли слишком сильно верила в институт репутации в нашей стране.

А вот Макс придерживался другого мнения. Прорычав что-то в трубку, он отключился, оставив меня наедине с собой и своими мыслями. После разговора я еще долго не могла прийти в себя, сидела и тупо пялилась в черный экран, на котором недавно горели родные буквы. Мне нравилось быть Титовой, но теперь мою фамилию носила Люба и меня выворачивало от одной мысли об этом. Кто угодно, но не она.

- Ну, мам, - прокричал Степа из коридора и я поторопилась к сыну.

Дорога до центра Центрального Универмага заняла около двадцати минут.

Мы быстро припарковались со стороны площади, вышли на улицу и окунулись в мир полный запаха хвои, блеска новогодних гирлянд, ярких игрушек и прочих украшений. Между рядами стояли торговцы горячими пирожками и чаем, для тех кто замерзнет в не слишком морозные “плюс восемь”.

Степа с интересом разглядывал деревянные “свистульки” и стеклянные, разрисованные вручную шары. Ему даже предложили попробовать что-то изобразить самому (украдкой показывая мне стоимость такого развлечения в добрые пятьсот рублей), но он отказался.

- Мам, а правда, что ёлка на Красной Площади в Москве тоже настоящая?

- Правда, - кивнула я. - Каждый год устраивают настоящий отбор и выбирают самую лучшую елку, чтобы та украшала главную площадь страны.

- Откуда ты знаешь?

- Потому что когда-то там жила и знаю все про… - я прикусила язык, внезапно осознавая, что сын только что обвёл меня вокруг пальца и выудил информацию самым неожиданным образом. Просто застал врасплох.

Маленький хитрый чертенок. Но до чего умный.

Пришлось мысленно ударить себя по голове, чтобы не добавить кромешное “Весь в отца”, хотя наверно такая прозорливость это странный результат комбинации смешения наборов качеств моих и Титова.

- Почему ты вдруг спросил про это, Степ?

- Просто, - он пожал плечами и быстро переключился на ассортимент ларька с петардами и фейерверками.

- Может мы как-нибудь съездим в Москву? Посмотрим и ЦУМ и главный каток.

Сын задумчиво кивнул и мы двинулись дальше по улице Мира. Шли медленно, неспешно, едва продираясь через поток людей. Я крепче сжала руку сына, чтобы он не потерялся и не растворился в толпе.

Мы быстро приобрели несколько гирлянд с небольшими желтыми фонариками, пару наборов елочных игрушек и несколько бантов.

- Мишура, конфетти, что еще? - спросила я, смотря на сына сверху вниз.

- Мам, ёлка. Мы забыли купить ёлку.

Черт.

- Не забыли, просто оставили на потом, как самое важное и интересное, - заявила я, дабы не уронить свой и без того пошатнувшийся авторитет.

На первом же развале меня заинтересовало несколько деревьев. Я безбожно торговалась с продавцом по имени Арсен.

- Три тысячи за эту карельскую прелестницу, - переигрывая с акцентом и демонстрируя дерево в сетке, говорил мужчина.

- Да оно наполовину желтое и завтра осыплется! Вот, разверни, - сердилась я.

Тьма сгущалась, толпа становилась плотнее, так что мне уже было трудно дышать. И почему нельзя заказать елку через доставку?!

Я махнула правой рукой, нагруженной пакетами. Мимо прошло пару человек и подтолкнули меня в спину. Не очень вежливо. Степа попытался вырваться из моей хватки в левой руке.

- Ты чего?