Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ) - Рябинина Татьяна

Ждала хоть какой-то реакции от Ивана. И при этом не знала, чего боюсь больше: что он не появится или что появится, но только потому, что вроде как должен.

А еще… чем дальше, тем отчетливее понимала, чего хочу.

Чтобы мы растили этого ребенка вместе — и не только по обязанности. Чтобы он был нашей общей целью и общей радостью. Это желание становилось все более отчетливым. Когда-то в детстве мне нравилось смотреть, как дедушка печатает фотографии. На бумажном прямоугольнике, опущенном в ванночку с проявителем, вдруг появлялось изображение. Мне это казалось каким-то волшебством. Вот и сейчас было так же.

Когда полтора месяца назад я уезжала со станции, была уверена, что мы все сделали правильно. Что расстаться окончательно — единственный выход из ситуации, потому что общего пути у нас нет. Попытаться — снова зайти в никуда, и будет только хуже. Все выяснили, простили друг друга, теперь надо перетерпеть и идти дальше.

Сейчас я понимала, что если бы нас держал вместе только секс, мы расстались бы намного раньше. И уж точно нас так не ломало бы три года. Хороший секс — дело… хорошее, но не уникальное. Если он без чувств. Просто чувства мы закопали слишком глубоко. И вот теперь они болели, болели…

Этим утром я проснулась с каким-то странным ощущением. Нет, это было не предчувствие. Но как будто что-то изменилось. Бывает, еще льет дождь, но почему-то знаешь: он скоро кончится.

Пришла на работу и открыла сайт поликлиники — узнать расписание женской консультации. И даже номерок неожиданно нашелся к участковому, хотя обычно приходилось записываться за месяц. Взяла и пошла к Матвеичу отпрашиваться.

— Да, иди, конечно, — он рассеянно махнул рукой. — Подожди, ты мне только намекни, когда защищаться-то будем? Надо уже шевелиться по организации. Думаю, где-то на середину апреля — нормально? Успеешь?

— Глеб Матвеич… — эх, все равно ведь придется сказать! — Мне в конце апреля рожать. Или в начале мая.

— Тебе… что? — он вытаращил глаза. — Это ты в Сочи так неаккуратно съездила?

— Нет. В Карелию.

— М-да… — сняв очки, Матвеич долго полировал стекла краем свитера. — Умеете же вы, девушки, все это устроить самым неподходящим образом. В самое неподходящее время.

— Да ладно, — вздохнула я. — Времена никогда подходящими не бывают. Не диссер, так война, не война, так насморк. Мне тридцать два почти, куда тянуть-то еще? Без диссертации можно жить, а ребенок уже есть.

— А кто предлагает жить без диссертации? — он надел очки и по-птичьи наклонил голову. — У тебя какая степень готовности?

— Да все почти уже. Только практику оформить и автореферат написать.

— Ну тогда попытаемся влезть пораньше. Где-нибудь на февраль. Пойдет?

— Да, — я вздохнула с облегчением. — Спасибо большое!

— Да не за что пока. Ладно, Александра, иди куда шла. Вот ведь гемор с вами, с барышнями.

В консультации все прошло в штатном режиме. Рутинный осмотр, «девятая неделя, оставляете?», «замужем?», буклет про соцподдержку для одиноких матерей, направления на анализы. Ну вот, теперь официально беременная, надо отметить. Зашла в магазин, накупила всяких вкусностей, поехала на дачу. А там…

Когда твое желание неожиданно исполняется, сразу в это трудно поверить. Чего я только не передумала за последний месяц! Что письмо просто не дошло, было самым лайтовым вариантом. Мысли о том, не случилось ли с Иваном чего-нибудь, старательно гнала от себя. Вспоминала мамины слова, сказанные лет пятнадцать назад: если мальчик не звонит, он не потерял телефон, не заболел и не умер, а просто не хочет.

Ну не хочет так не хочет, говорила я себе. А все оказалось так просто.

И Ванька — теперь он был другим. Я сразу это поняла. Глаза другие — живые! Похоже, мы оба сильно изменились, хотя прошло совсем немного времени. Немного? Наверно, оно было каким-то очень концентрированным, раз в него вместилось столько всего.

И даже желание стало другим. Тогда, на острове, это была гремучая смесь всего самого темного: злости, страха, обиды, боли. И сознания того, что все в последний раз. Сейчас — как солнечный летний полдень с радостью оттого, что впереди еще столько всего. Как будто вернулись в самое начало отношений, но уже с опытом ошибок, которые не должны повторить.

Мы же ведь их не повторим, правда?

Не, не повторим. Новых наделаем, как же без этого? Главное — чтобы говорили. Мы ведь теперь умеем… кажется.

— Сашка, а ему правда ничего? — немного испуганно спросил Иван, когда я, сладко жмурясь и мурча, поднималась над ним и опускалась, прижималась грудью и сжимала внутри — так, как ему всегда нравилось. — Не опасно?

— Нет, — рассмеялась я, куснув его за сосок. — Наоборот, эндорфины полезны. Не бойся, у меня все в порядке. Главное — без фанатизма. И на живот не давить.

Тут мы расхохотались оба, потому что миссионерская поза была, пожалуй, единственной, которая нам не нравилась.

Потом, кое-как одевшись, мы спустились вниз и в четыре руки приготовили ужин. Утащили тарелки в большую комнату, к камину — неважно, что электрическому. Сидели на диване, кормили друг друга — как десять лет назад, на Ванькиной даче, куда уехали после биостанции.

— Помнишь? — спросил он, не уточняя, но я поняла.

— Все помню, Вань. Хотя… надеюсь, некоторые вещи мы забудем.

— Какие вещи? Не знаю никаких вещей. Наверно, уже забыл.

Я понимала, что забыть вряд ли получится. Да и нужно ли? Лучше помнить — просто не вспоминать.***

Мы дождались маму, пообедали с ней и уехали в город. Я снимала однушку на Московском проспекте, в десяти минутах ходьбы от работы, довольно далеко от вокзала. Немного поспорили, в итоге вызвали такси, заехали в гостиницу за вещами Ивана и потом уже отправились ко мне.

Иногда жизнь меняется так быстро и так круто. Еще вчера утром я даже не мечтала о чем-то подобном. Да что там не мечтала — вообще не думала.

— Ну как, пойдем в понедельник заявление подавать? — спросил Иван за ужином, между прочим, как будто речь шла о походе в магазин за картошкой. — Или через Госуслуги?

— Знаешь, у меня одна знакомая есть, — я намотала на вилку спагетти, и они тут же соскользнули обратно в тарелку. Хорошо хоть не на колени. Никогда толком не умела с ними обращаться, а вот Ванька из всей пасты только их и любил. — Она в семнадцать лет резала вены. Ну так… хотела парня своего попугать. Тот надавал ей по морде, вызвал скорую и ушел. Навсегда. Так вот теперь ей стыдно ходить кровь сдавать из вены. Глупость прошла — шрам остался.

— Это к чему? — он протянул мне ложку. — На, в ложке наматывай, так не свалятся.

— Стыдновато второй раз заявление подавать. После развода. Никто, конечно, ничего не скажет, но… Ленке тоже медсестры ничего не говорят.

— Понял, — хмыкнул Иван и достал телефон. — Значит, через Госуслуги. Торжественно?

— Смеешься? — испугалась я. — Нет, конечно. Придем в загс, распишемся. Ну, может, потом в ресторане посидим. Ты своим-то звонил, что приехал?

— Ладно, как скажешь. Нет, никому не звонил. Откуда я знал, может, ты меня выставила бы пинком под жопу, сразу обратно поехал бы. И сейчас не буду. Все равно в понедельник уезжать.

— Куда?!

Тут я все-таки выронила вилку, и с трудом намотанные спагетти разлетелись по всей кухне.

— Ну как куда, Саш? Обратно. То есть сначала в Петрозаводск. Я же от университета договор подписывал, там и увольняться. У меня первый контракт был на полгода, преподавательский, а на станции уже годовые. И новый только в июне подписал. Если по соглашению сторон не получится, тогда приеду обратно. Все равно в отпуске. Распишемся, возьмешь справку о беременности, это уважительная причина для досрочного расторжения. Не хочется по статье, мне ведь еще здесь работу искать.

— А что, семейный бизнес прогорел? — не без ехидства поинтересовалась я. — Ты, вроде, говорил, что у отца были проблемы.

— Бизнес хоть и накренился, но выплыл. И исправно капает дивидендами. Но ты же знаешь, я не смогу без работы. И к отцу не пойду. Кем? Он, может, и нашел бы какую-нибудь синекуру, но я ведь от тоски сдохну — сидеть за столом и пасьянсы в компе раскладывать. Да, так вот, если отпустят миром, оттуда поеду на озеро. Надька, конечно, попытается меня убить, поэтому придется ей рассказать, в чем дело. Хотя она и так догадалась, что я к тебе поехал. Приведу все в порядок, лабу на зиму законсервирую, дом закрою. Сейчас там Михаил пока, но постоянно Надя его не оставит. А нового сидельца на мое место раньше весны вряд ли найдут. Если вообще будут искать. Может, останется только одна станция, главная.