Клетка - Ариша Дашковская
На свежем весеннем воздухе и думалось легче. В этой тюрьме за высоким кирпичным забором, скрывающим здание от любопытных глаз, я чувствовал себя намного свободнее, чем у Астафьева. И чем более свободным я себя ощущал, тем острее обжигала сердце горечь неизбежности возвращения к нему. Последний разговор с Ниной расставил все точки там, где следовало. Она появилась на аллее совершенно неожиданно в лёгком синем плаще и свободно повязанном шёлковом розовом шарфе. Судя по тому, что она шла от лечебницы, ей сообщили, где меня искать. Первой её заметила Даша. Она перестала оживлённо болтать о своём новом женихе и внутренне подобралась. Поравнявшись с нашей скамейкой, Нина в присущей Астафьевым манере попросила Дашу оставить нас.
— К сожалению, отмолчаться сегодня не получится, — она присела рядом со мной. — Ты ведь понимаешь, о чём мы будем говорить.
Я пожал плечами.
— Прости меня.
— За что? За то, что не приехали?
Она сжала виски ладонями, запустив пальцы в волосы.
— За то, что я… За всё. Я думала, так будет лучше. Думала, что помогаю тебе, а на самом деле чуть не погубила. Я очень виновата перед тобой. Но не в том, в чём ты думаешь. У меня была операция. Как только я увидела пропущенные вызовы, я поняла, что случилось страшное, и сразу же примчалась к Виктору. Но было уже поздно.
— Смысл теперь говорить об этом?
— Я хочу, чтоб ты знал.
— Мне уже всё равно.
— Не будь хотя бы слишком строг к Вите. Ему было очень плохо. Он перенёс инфаркт. Его еле откачали.
— Жаль.
Она судорожно выдохнула.
— Я понимаю.
— Да ни черта вы не понимаете! Он убийца! Он знал, что Лис медленно умирает и позволял ему убивать себя. Хотя мог настоять на лечении. Но ему было плевать. Зачем ему Лис, когда в любой момент его можно заменить на кого-то другого?
— Откуда ты… — в глазах промелькнула растерянность.
— Знаю? Слышал. Только раньше мне казалось, что это просто сон. Повторяющийся каждую ночь.
— Пойми, каким бы он ни был человеком, он мой брат. И он тебя любит. Он очень страдает. Я не прошу тебя о взаимности. Я понимаю, что о ней не может быть и речи. Просто помоги ему скрасить его старость. Он очень болен. Любой сердечный приступ может стать последним. Подумай хотя бы о себе. Какие возможности откроются перед тобой. Ты сможешь стать, кем угодно! Он исполнит любое твоё желание, — Нина тихо всхлипывала и вытирала глаза подушечками пальцев.
— Единственное желание, которое у меня когда-либо было, теперь не исполнить никому. Мне интересно, что будет, если я откажусь. Меня снова отправят туда, откуда подобрали?
— Не знаю. Не думаю. Ты ведь официально его сын. Да и он не смог бы так поступить с тобой.
— Зачем тогда эти просьбы? Всё давно решено. Вам нужна покорность, добровольность. Чтобы я думал, что что-то может зависеть от меня, — я медленно похлопал в ладоши. — Ха-ха-ха. Как забавно!
— Зачем ты так? Ты стал таким…
— Каким?
Она покачала головой. Поставила на колени бежевую лаковую сумку. Щелкнул замочек, и в руках у меня оказался мой ежедневник.
Глава 25. Возвращение домой
В дом Астафьева я возвращался вместе с Ниной спустя две недели после нашего разговора. Я сидел на переднем сидении ее опеля. На заднем лежал ворох рисунков, которые накануне мы с Дашей отклеивали от стен и шкафа. Милая Даша прибежала на работу не в свою смену, чтобы проводить меня. Вера Семёновна помогла донести сумки, потом по-медвежьи прижала к своему мягкому телу. После того, как Вера Семёновна неохотно выпустила меня из своей хватки, Даша подошла ко мне, стараясь не расплакаться:
- Вот кому теперь я буду всё рассказывать?
- Не переживай. Найдёшь какого-нибудь блаженного. И желательно в бессознательном состоянии, чтоб уж точно не сбежал от тебя.
- Ну ты… - она не договорила и бросилась мне на шею, шмыгая носом в воротник моей куртки. А потом смотрела вслед удаляющейся машине.
В прошлый раз, когда я покидал дурку, я ликовал в душе. Теперь же на сердце было тяжело, словно уезжал из родного дома.
Нина смотрела на дорогу. Не хотела видеть меня. А я не хотел видеть её, потому отвернулся к окну, машинально вертя в руках ежедневник. Иногда мне казалось, что я чувствую на себе её тяжёлый взгляд, но проверять правильность своих подозрений, не собирался.
Когда шея затекла, пришлось сменить положение. Нина попадала в поле зрения, поэтому я открыл ежедневник и уткнулся в него. И надо же, открылась именно та страница, что я перечитывал, наверное, сотню раз. Идеальный почерк, ровные строчки. Настолько ровные, что не скажешь, что писались самоубийцей. Я помнил их наизусть, и теперь они звучали во мне его голосом.
«Знаю, ты будешь злиться на меня и придумывать разную чушь. Ты ещё тот дурак, и ничего толкового в твою голову прийти не может, но, что бы ты там себе ни напридумывал, это не так.
Я тебе обещал, что всегда буду с тобой? Так вот я тебя не обманывал. Ты будешь чувствовать моё присутствие постоянно. Звучит, как наркоманский бред, но я в это верю, ведь ты - самое лучшее в моей жизни.
Помнишь о солнце, которое я тебе подарил? Пусть оно согревает тебя, а потом ты согреешь им своего человека. Только Своего! Я очень хочу, чтобы такой человек появился. Должен же хоть кто-то периодически вправлять тебе мозги.
А ещё я хочу, чтоб ты выбрался из клетки. Выход есть всегда, только нужно найти. Если будет слишком тяжело, помни: невозможно падать бесконечно, ты либо разбиваешься, либо учишься летать. Ты сильнее меня - справишься. В тебе я уверен.
Не скучай по мне, малыш. И прости меня».
Сердце снова наполнилось отравляющей горечью. Я не мог простить ему его слабости. Если бы он подождал. Если бы Нина приехала раньше. Если бы…
Строчки перед глазами поплыли. Я сморгнул подступившие слёзы. Не хватало ещё рыдать перед Ниной. Когда машина притормозила у ворот Астафьевского
