Играя с ветром - Евсения Медведева

– У тебя с ней что?

– У меня с ней всё, Дина Равильеана, – стиснул челюсть, чтобы не сорваться.

Признаться, суета вокруг Ники меня сильно напрягала, хоть я изо всех сил старался делать вид, что ничего не происходит. Не потому, что было стыдно, или не хотелось афишировать наши отношения, а потому что девочку мою это пиздец как смущало.

Я вот нервничал раньше, только если меня на бабки кинуть пытались, или предавали, к примеру, а теперь готов взорваться, даже уловив грустный взгляд Ветерка. Она же как стёклышко прозрачное. Если хорошо – тихо напевает песенку и улыбается, а если молчит и покусывает щёку – жди беды, Лев Саныч. А вот Дина другая… Её стекло основательно мутью покрыто… Причём давно, и до меня. И от неё тоже бедой веяло. А я не хотел ждать этой пресловутой беды, потому как могу сам творить реальность, в которой достойна жить моя женщина.

– Не творить, а вытворять, – тихо усмехнулся, вспомнив любимую присказку Чибисова.

– Что? – Голос Дины раздался над правым ухом, а на плечо легла рука.

– Хм… – мне почему-то стало настолько противно от всего происходящего, что живот сжался в спазме отвращения. Я даже не повернулся, не желая видеть её выражение лица хитрое, лишь подкатился к столу поближе и снова стал вчитываться в документы. – Дина, я вот в шаге от того, чтобы взорваться. И ты это видишь. Отсюда напрашивается вывод.

– И какой? – она словно за последнюю соломинку хваталась, пытаясь завязать разговор. Рука её зависла в воздухе над плечом, а потом и вовсе соскользнула.

– А такой, что ты ждешь, что я выйду из себя. Но у тебя проблема, Дина.

– И какая же? – девушка вышла из-за спины и прислонилась к краю стола. А мне дышать легче стало, я оттолкнулся на кресле к самому окну, устанавливая максимальную дистанцию.

– У меня непереносимость чужих ожиданий. Чесаться начинаю, жуть как хочется их разрушить. Дина, я только с виду весельчак и добряк с мешком шуток за спиной, поэтому позволь дать тебе совет.

– Попробуй, – Дина громко сглотнула, очевидно, не ожидая, что разговор пойдёт не по её плану.

– Не втягивай меня в свою паутину. Между нами был секс…

– Хм… Отличный секс, Лёва. Превосходный!

– Ну, хоть ты что-то помнишь. Так вот, насчёт совета. Уйди, и свои интриги забери, пока есть возможность, – откинулся на спинку кресла, закурил и впервые за долгое время посмотрел на неё. Но от увиденного почему-то стало так грустно… Да мужикам всегда грустно, когда смотришь на женщину, и ноль эмоций. Совсем. Пусто, как в холодильнике студента, где даже повесившуюся мышь кто-то сожрал. Она же смотрит на меня, как на шаткий мостик, через который успеет перебежать лишь один бессмертный до его крушения. А в глазах злость, печаль и тоска безысходности. Мда… Вот так выглядят отчаянье и чисто женский последний шанс.

Смотрел, а сам непроизвольно с Никой сравнивал, да я теперь с ней всё сравниваю, совсем под каблук забился, замуровался и корону к её ногам сложил. В её глазах танцует пламя, от него становится иногда тепло, а порой ты кожу готов заживо содрать, лишь бы унять огонь, сжирающий тебя заживо. Живая она. И эмоции такие кипучие, реальные, а не срисованные с профиля инсты какой-нибудь селебы.

Фу, короче…

Вид этот её нелепый больше вопросов вызывал, чем ответов. За три года, что она у меня работает, я не видел её ни без каблуков, ни в очках, а про посмертный тон кожи я вообще молчу. Дичь какая-то.

– Помни, аллергия… – я подмигнул и начал потирать ладони.

– Может, почесать? – не выдержала и съязвила, а мне вдруг показалось, что под бледностью румянец какой-то показался.

– Да не, потерплю. Мама говорит, что надо не чесать, а мыть.

– Я и помыть могу.

– Правда?

– Легко, Лев Саныч…

– Тогда я там пролил кофе прямо на белый ковёр, а Ника меня убьёт, если увидит, – разговор знатно наскучил, поэтому я достал телефон и стал быстро набирать сообщение одному природному явлению, поселившемуся в моём сердце. Смотрел на часы, прикидывая, когда она могла улизнуть так тихо, а главное – с кем? Вот попадись мне только, Сквознячок…

– Очень смешно, но этим пусть твоя грымза занимается, – Дина села обратно на край стола и отвернулась. – Я, наверное, скоро не смогу возглавлять отдел, Лёва. Говорят, первый триместр самый опасный. Придётся замену искать.

– Учиться пошла? – гипнотизировал статус сообщения, ожидая, когда галочки окрасятся зелёным. Но мой абонент был вне сети, сообщение продолжало висеть непрочитанным, а при посторонних звонить совершенно не хотелось.

– Чему?

– Я откуда знаю? Может, ноготочки делать, или что там у вас, девушек, модно теперь? Тату, говорят, сейчас бьют на каждом шагу.

– А при чем здесь это?

– Дина, – я заблокировал экран, стиснул телефон с такой силой, что казалось, экран хрустнул в ладони. – Чего ты хочешь? Сессия у тебя, я понял. В конце семестра найду я для тебя замену, не переживай.

– Не семестра, а триместра! – взвизгнула Дина и вскочила на ноги. – Я беременна! Лёва, я БЕРЕМЕННА!

– Мои поздравления, Дина Равильевна, но это не повод прохлаждаться в рабочее время. Но трудовым кодексом для женщин предусмотрен лёгкий труд, поэтому с завтрашнего дня вы будете переведены на удалённую работу, – дверь открылась, мой нежный Сквознячок зацокала по глянцевому полу лёгкой танцующей походкой. Она несла поднос с чашкой кофе для себя и ещё дымящимся, ароматным трёхъярусным бургером, очевидно, для меня.

Рот наполнился слюной, мозг стал плавиться, я только и мог смотреть на упругие сисечки под этим ужасным скафандром…

Глава 28

Вероника

– Боже, какая прелесть, – я практически висела на руке Лёвы. Прижималась щекой к плечу, переплетала наши пальцы и глупо посмеивалась. – Мы что, просто гуляем?

– Ты же хотела этого, Ника. Просто гулять, просто встречаться и целоваться в переулках, как малолетки. Да? Я все правильно понял, ничего не перепутал?

– Правильно, Лёвушка, ещё как правильно! Ну посмотри же, как тут красиво, а то кроме офиса, ресторанов со своими клиентами и кроватки ничего не видишь. А я тебе мир покажу. Он простой, Лёва. Мир яркий, вкусный, как подтаявшее фисташковое мороженое, и наполнен счастьем, – я крутила головой, осматривая толпы горожан, встречающих вечер на городской набережной.

Утомительное, бесконечное пекло не унималось, жара ощущалась испепеляющим дыханием и влажной, липкой плёнкой